Черный день - Алексей Доронин

Крохотный топорик против большого топора — не самый лучший вариант. Но, как всегда, других вариантов судьба ему предоставлять не собиралась. Головной мозг, попав в невозможную ситуацию, отказывался думать, и тогда вступил в дело его старший брат, мозг спинной. Тот, епархия которого — догонять, рвать, терзать, давить. То, что нужно.

Они сходились, как боксеры, начинающие первый раунд, хотя оба понимали, что это будет бой с единственным правилом — никаких правил. Не дойдя до Александра шести шагов, преследователь замер. Похоже, и до него дошла нелепость ситуации. Есть такой шахматный термин — цугцванг. Это когда одна из сторон вынуждена сделать ход, который ухудшит ее позицию. Но он бывает и взаимным, обоюдным. Они попали как раз в такое положение.

Нелегко орудовать топором, имея в распоряжении одну руку, но еще сложнее ловить человека в полной темноте. Положить фонарик на пол? Луч не будет давать достаточного обзора. А других источников света на несколько парсеков вокруг не наблюдалось.

Враг решил дилемму виртуозно. Когда между ними оставалось всего три метра, он резко швырнул фонарик в Сашу, и если бы парень в последний момент инстинктивно не отшатнулся, тот угодил бы ему в лицо.

Раздался звон бьющегося стекла, и снова их окутала темнота, к которой обоим было не привыкать. Последним, что увидел Данилов, стал не взметнувшийся топор, а убийственно спокойные глаза врага. Но тот рано праздновал победу. Он мог ожидать от загнанной жертвы отступления, бестолкового шараханья в сторону, но не атаки. А жертва, вместо того чтобы пятиться, рванулась вперед. Александр вложил всю силу в один замах, не очень умелый, зато исполненный ненависти, которая его противнику и не снилась. Они ударили одновременно, и оба промахнулись, но топорик Саши на излете врезался во что-то твердое, а колун его противника встретил пустоту.

Враг вскрикнул, его оружие с грохотом упало на пол. Саша уже замахивался по новой, когда тяжелая кувалда кулака врезалась ему в скулу, расцветив мрак множеством красок. Пытаясь отскочить, парень заскользил на линолеуме, но его уже обхватили медвежьи лапы. Вырываясь, он лишился последнего преимущества — его оружие оказалось там же, где топор. Парень ударил наотмашь, похоже, расквасив ублюдку нос, но не успел даже порадоваться брызнувшей крови. Удар в челюсть чуть не отправил его самого в нокдаун.

Потеряв равновесие, он сумел войти в клинч и увлек противника на пол. Несколько секунд они катались как одержимые, нанося друг другу бешеные удары, половина из которых проходила мимо. Враг, хоть он и был ранен, оправился первым и сменил тактику. Данилов почувствовал, как холодные пальцы сомкнулись на его горле и сдавили с такой силой, что у него перед глазами заплясали разноцветные круги.

Чувствуя, как его покидают остатки сил, парень лихорадочно пытался освободиться, но обе его руки были прижаты к полу. Тогда он вывернул левую до хруста и что было духу поддал локтем. Ему повезло. Кажется, удар пришелся в солнечное сплетение, и даже толстая куртка не смягчила его. Враг не проронил ни звука, но ослабил захват, и этого оказалось достаточно. Саша смог повернуть голову, одновременно впиваясь зубами в душащее его запястье. Человеческие резцы и клыки не предназначены, чтобы рвать мясо. Но если очень постараться…

На этот раз подонок заорал как оглашенный, на секунду разжав руки. Живительный воздух снова начал поступать в Сашины легкие, а с ним пришла и надежда на то, что не все потеряно. Это был странный бой в абсолютной темноте. Здесь не было ругани и криков, сопровождающих обычную потасовку. Противники могли ориентироваться только по звуку и старались производить как можно меньше шума. Не было тут и запрещенных приемов. Садануть коленом в пах, выдавить глаза, схватить за волосы — все было допустимо, кроме поражения.

Александр так и не понял, как ему это удалось. Он не был ни более сильным, ни более ловким. Просто судьба опять подкинула ему хорошие карты. Когда Саша уже отчаялся и начал сдавать, его неприятель вдруг поскользнулся в луже собственной крови, заставив Данилова вспомнить старое забытое чувство нежданной победы при игре все в те же шахматы. Когда неверный ход противника превращает его выигрыш в разгром.

Он с трудом мог поверить в свою удачу, но это не помешало ему начать методично лупцевать эту тварь. Парень понимал, что главное сейчас — не дать тому подняться, и бил лежачего молча, закусив губу. Даже зверь испытывает жалость к себе подобным, но Александр был человеком и не мог убивать спокойно, как животное. Ему хотелось долбить эту падаль до тех пор, пока та не потеряет сходства с человеческим существом. Он продолжал бить, не видя наносимого урона, хотя тот не мог быть слишком большим — на ногах у него были валенки, а сам он успел запыхаться.

Но количество переходило в качество. Это в Голливуде после десяти ударов по лицу герой со злодеем скачут и дерутся как ни в чем не бывало. В жизни не так, и лицо врага наверняка напоминало кусок мяса. Он хрипел и рычал, как собака, но сдаваться на милость недавней жертвы не собирался. Видимо, чувствовал, что не видать ему этой милости.

Стоило Саше на секунду остановиться, как он тут же пожалел об этом. Его ухватили за ногу, и, когда он вырвался, валенок с носком внутри остался в чужих руках. Несколько раз его чуть не отправили на пол болезненные удары по голени. У этой сволочи были ботинки с твердой подошвой. Пора было заканчивать это, а то они того и гляди опять поменяются местами.

И вдруг нога Александра — та самая, босая, задела что-то холодное и явно металлическое. Он наклонился, и его пальцы нащупали шершавую рукоять, обмотанную изолентой. Шатаясь как пьяный, — или он действительно опьянел от крови? — Саша слабеющими руками поднял трофейный топор и обрушил его на то место, где по его прикидкам должна была находиться голова врага.

Звук. Он ожидал другого, не такого сухого и скрипучего. Саша не сразу понял, что промахнулся и топор прорубил потрескавшийся линолеум, войдя в доску пола в каких-то пяти сантиметрах от его собственной ноги, а когда сообразил, с трудом вырвал его и занес вновь. Он привык доводить начатое до конца. Новый удар…

Иным был не только звук, но и ощущение, передавшееся от топорища ладоням. Как будто вгоняешь лопату в рыхлую землю, перерубаешь корни, жирных червей, прошлогодние клубни картофеля. В комнате стало тихо, но парень еще не верил, что все кончено, и со всего маху снова обрушил на врага свое оружие, направив его по прежней траектории. На этот раз топор не застрял, а свободно прошел через кость и мякоть с мокрым тошнотворным хрустом.