Правильный ход - Лиз Томфорд

Я судорожно всхлипываю. — У нас были правила, предотвращающие подобные вещи.

Правила, которые ни хрена не помешали мне влюбиться в них обоих.

— Нет, Миллс… — он жестом указывает между нами. — У нас были правила. Ты не смогла бы помешать ему испытывать к тебе такие чувства, и я думаю, что большая часть меня знала это с самого первого дня.

Конечно, он знал. Я помню, как он рассказывал мне, как боится, что его сын привяжется к кому-то другому, кто уйдет. Несмотря ни на что, я осталась, и посмотрите, что произошло.

— Ты был прав, Кай. Мне следовало уехать после первой ночи в Майами.

–:Не говори так.

Положив руки на голову, я пытаюсь контролировать свое дыхание. — Завтра я собираюсь разбить ему сердце, и я не знаю, как мне с этим жить.

Кай сокращает расстояние между нами, обнимая меня и притягивая к своей груди. Рыдания сотрясают мое тело, когда я понимаю, что он меня поймал. Он рассчитается со мной в последний раз.

— Я не заслужила этот титул, — говорю я ему в рубашку. — Я не сделал ничего, чтобы меня так называли.

— Да, это так, Миллер. Вопреки тому, во что ты веришь, тебе не обязательно быть лучшим, чтобы заслужить себе имя. Я знаю тебя. Я знаю, тебе трудно осознать, что только что произошло, потому что это не было целью, которую ты ставила перед собой, так что да, ты чувствуешь, что не заслуживаешь этого имени. Но что, если я буду ждать, пока не стану лучшим из возможных отцов, чтобы позволить ему называть меня так? Он будет ждать до конца своей гребаной жизни.

Я сильнее прижимаюсь к его груди. Он прав насчет моих чувств. Я недостаточно хороша, чтобы быть мамой этого мальчика. Я даже не знаю, как помочь ему, когда он болен. У меня нет этих естественных материнских инстинктов.

— Я вижу, как ты относишься к нему, — продолжает он. — Сколько уверенности ты придаешь ему, просто находясь рядом с ним. Как сильно ты его любишь. Поверь мне, я знаю, как чертовски страшно, когда кто-то смотрит на тебя таким образом, и завтра, когда ты уйдешь, я начну исправлять это для него, но это не потому, что ты недооцениваешь это имя.

Это потому, что меня не будет рядом, чтобы получить это.

Делая успокаивающий вдох, я отстраняюсь от него. — Мне не следовало быть с ним так близко этим летом, Кай. Мне следовало четче обозначить линию, чтоб не случилось подобного.

Ледяной взгляд Кая становится жестче. — Почему? Чтобы мой сын мог проводить время с кем-то, кто не заставляет его чувствовать себя самым важным человеком в мире, как это делаешь ты? Или чтобы он не знал, каково это, когда тебя любят так, как ты любишь его? Это чушь собачья, и ты это знаешь. Или ты это говоришь по отношению ко мне? Что тебе следовало лучше дать понять это мне?

Мне следовало бы прояснить ситуацию для себя, потому что это причиняет боль. Каждое слово подобно стреле прямо в сердце, острой и болезненной. Именно поэтому я оставалась отстранённой, потому что любить кого-то, когда ваши пути расходятся в разные стороны, — это худший вид пытки.

Кай снимает кепку, кладет ее на кухонный столик, раздраженно проводит рукой по своим темно-каштановым волосам. — Боже, Миллер, ты так стараешься держаться отстраненно. Жить такой одинокой жизнью, а я ни хрена этого не понимаю.

Я знаю, что он что-то говорит, но все, что я вижу, — это его кепку, перевернутую вверх ногами на кухонном островке. Та же фотография Макса заправлена за внутренние края, но теперь появилось кок — что еще. Я могла бы узнать эту фотографию где угодно. Ярко-желтую футболку трудно не заметить, видя ее на столе моего отца каждый день этим летом.

— Что это такое?

Кай следит за моим взглядом, уставившись прямо на свою кепку. Он тяжело выдыхает. — Ты знаешь, что это.

— Почему? Почему это лежит там? Почему это рядом с фотографией Макса?

Он не отвечает мне, поэтому я отвлекаюсь от фотографии и обнаруживаю, что он смотрит на меня, и только когда я полностью завладела его вниманием, он говорит: — Потому что, когда жизнь или работа становятся слишком напряженными, слишком подавляющими для меня, я вспоминаю, кто важнее всего. И это ты, Миллер… — он качает головой. — И это там, потому что я так чертовски влюблен в тебя, что слишком больно не иметь возможность видеть тебя каждую секунду.

Я отчаянно качаю головой, как будто слова исчезнут, если я это сделаю. — Нет, это не так.

У нас были правила, которым я хотела, чтобы он следовал. Правила, которые были установлены, чтобы я не причинила ему боль. Я могу смириться с собственным разбитым сердцем, но я не могу жить, разбив его Каю. Это случалось слишком часто в его жизни.

— Я.

Он вскидывает руки в знак поражения. — Я чертовски люблю тебя, и мне жаль, что ни мой сын, ни я не могли контролировать свои чувства к тебе. Мне жаль, что это последнее, что ты хотела услышать, но я не сожалею о том, что сказал..

— Кай, — кричу я, и новые слезы текут по моему лицу. — Ты не можешь. Мы просто… мы были втянуты в это. У нас были правила.

— К черту твои правила, Миллер! — выпаливает он, расхаживая по коридору, ведущему в его комнату. — Я не прошу тебя любить меня в ответ.

Но я люблю.

— Но я не собираюсь продолжать притворяться. Я знаю, это последнее чего ты хотела, но я не собираюсь извиняться. Ты мой любимый человек, Миллер, и впервые у меня был кто-то для меня. У меня был тот, кто заботился обо мне. После столь долгого одиночества у меня наконец-то появилась ты.

— Я не заботилась о тебе.

Я отчаянно качаю головой. — Ты был единственным, кто заботился обо мне.

— Ты заботилась о моем сердце, Миллс, а я заботился о твоем.

Тыльной стороной ладони я пытаюсь вытереть лицо, но дурацкие слезы не прекращаются.

— Черт, — выдыхает он. — Я не хотел тебе говорить, потому что знал, что это напугает тебя и заставит сбежать. Но, думаю, это уже не имеет значения, потому что ты все равно завтра уезжаешь.

— Тебе нужна семья, в которой ты мог бы растить своего сына. У меня этого нет, Кай.

Клянусь, я ищу что-нибудь, что могло бы отговорить его от его чувств. —