Купленная. Игра вслепую (СИ) - Владон Евгения

Может поэтому он так на меня сейчас и смотрел, почти с любующейся нежностью, с горькой толикой искреннего сожаления и слабостью, которую он смог себе сейчас позволить. Нависая надо мной, опираясь одной рукой о стенку (к которой я не помню когда и как прижалась спиной и затылком), а другой — самыми кончиками расслабленных пальцев осторожно касаясь моего оцепеневшего лица. Палач и его смертница. Инквизитор и приговоренная им же к казни ведьма… Когда на самом деле он принял это решение? Когда понял, что уже никогда меня не отпустит, окончательно отобрав у мира и у самых дорогих мне людей?

— Пожалуйста… — пока еще беззвучным шепотом. Пока он еще так нежен и никуда не спешит… Пока надежда еще бьется вместе с моим сердцем отчаянной птицей.

— У тебя была возможность всего этого избежать, и ты прекрасно об этом знаешь. Но, увы, есть вещи, над которыми мы не властны. Я не смог в свое время простить своему брату, как и ты не смогла отпустить Кира из своего сердца. И, да, я сделал это с ним прямо здесь, выбрав в жертву самого близкого мне человека. И не потому, что любил тогда Риту до потери пульса и готов был за нее убить и Бога, и Дьявола. Это тоже своего рода наказание и куда пострашнее, чем вечное забвение от смерти. Существовать с этой отравленной в сердце занозой — с потерей любимого человека, который поплатился собственной жизнью за ваши обоюдные проступки. Понимать, что вся вина лежит на вас обоих и, в частности, на тебе. Так что же на самом деле страшнее? Умереть или жить? Чтобы ты предпочла сама? Жить дальше без Кирилла или?..

Он не имел права спрашивать меня о таком. НЕ ИМЕЛ. Как и держать меня здесь на клинках своего священного возмездия. Как и вершить от имени Всевышнего свой омерзительный самосуд. Кто он такой, чтобы осуждать и приговаривать к смерти? КТО, БЛ*ДЬ, ОН ТАКОЙ?

— Пожалуйста, не… — наконец-то мне удалось это выдавить из себя, пусть на большее не хватило ни воздуха, ни сил. Он их уже все отобрал и продолжал отбирать. И плевал он на то, какой я выглядела сейчас абсолютно беспомощной, жалкой и ни на что не способной… Не способной даже хоть как-то защитить себя и своего ребенка…

Наверное, самые страшные чудовища это не те, кто убивают, потому что не испытывают ничего человеческого или лишены элементарной эмпатии, а те, кто убивает из-за чувств. Те, кто не способен прощать или для кого боль потери, как лекарство от менее невыносимой боли предательства. Если и вырывать из сердца, то с корнями и без права на прощение.

— Тшш… Так надо, Стрекоза. И если бы ты имела такой же жизненный опыт, как у меня, то поняла бы насколько это единственно правильный выход для всех. Это, кстати, понимал и Валерий. Потому он и не сопротивлялся и даже не захотел оборачиваться ко мне лицом. Ждал, когда я это сделаю со спины. Прекрасно знал, что так и будет. Что мне не хватит духу смотреть в тот момент в его глаза. И то… я так и не смог, как собирался изначально, просто перерезать ему сонную артерию. В самую последнюю секунду понял, насколько это будет слишком быстро для нас двоих. Когда понимаешь, что именно в твоих руках последние минуты самой ценной для тебя жизни. И только ты можешь либо растянуть их еще ненадолго, либо оборвать в любой нужный для тебя момент. Видимо, поэтому я и выбрал несколько ударов по почкам и в печень. Наверное, хотел еще немного с ним побыть… Не-ет…

Глеб едва заметно качнул головой в задумчивом отрицании, продолжая игнорировать и мою усилившуюся дрожь, и уже стекающие по моему лицу неконтролируемые слезы убийственного страха.

А что я еще могла?.. Попросить его заткнуться? Попросить, чтобы он уже это наконец-то сделал?..

— Не с целью извращенного любования долгой агонией своей любимой жертвы. Просто и банально не хотелось его так быстро отпускать, даже зная, что он все равно вот-вот истечет кровью, и его органы начнут отказывать один за другим. Тем более, что тогда я еще был способен сделать все сам, даже через нехочу. Потому что есть такие вещи, которые нельзя доверить другим. Я бы и сейчас поступил так же, если бы не возраст и неизбежная потеря прежних навыков. Когда это делает кто-то за тебя, когда чужие руки прикасаются к тому, что принадлежало только тебе и чего мог касаться только ты — все это вызывает лишь омерзительнейший дискомфорт и сводящее с ума раздражение. Но, увы… Здесь даже у меня есть свои пределы… Даже я прекрасно осознаю, что еще способен сделать, а чего уже нет…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Оказывается, мне не послышалось, не смотря на постоянно звучавший голос Глеба в абсолютно пустой комнате с непривычной акустикой. Не смотря на сумасшедшую аритмию собственного сердца, буквально грохочущее во всем теле под кипящее в жилах и ушах шипение выжигающего адреналина.

Мой слух действительно уловил за пару минут до этого уже знакомые звуки автоматического открытия ворот со стороны дальней границы фронтального двора. Видимо, он был слишком приглушен, или я списала их на слуховые галлюцинации — на желание вырваться из этого смертельного ада любой ценой, если не любой фантазией. Но приближение к дверям этой комнаты чьих-то шагов я уже ни с чем не смогла спутать, как и поворот ключа в дверном замке с внешней стороны.

Наверное, в тот момент я точно успела пережить еще как минимум пять или десять микросмертей. И не потому, что эти звуки должны были подарить мне хоть какую-то мнимую надежду, а потому что Глеб на них вообще никак не отреагировал. Будто совершенно их не слышал, а если и слышал, то не придал им никакого заслуженного внимания.

А еще всего через несколько секунд эти треклятые двери наконец-то открылись.

— Ты не представляешь, как бы я хотел это сделать сам… коснуться твоего еще теплого сердечка, вбирая рецепторами пальцев его плотность и восхитительный анатомический рельеф. Понимая, что еще совсем недавно оно сокращалось и прогоняло через себя раз за разом сотни тысяч галлонов крови только для того, чтобы твое тело жило, твой мозг работал и поддерживал в твоей очаровательной головке исключительное во всей Вселенной сознание. Природа удивительная вещь, как и созданные ею чудеса, включая человеческие эмоции… Включая любовь…

— П-пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА… НЕТ… Ты… ты не можешь… Не надо. УМОЛЯЮ.

Скорей всего мой разум только в этот момент впервые и понял до конца, что это не шутка и не сон. Что вошедший в комнату один из водителей Стрельникова-старшего (тот самый Дмитрий, а еще точнее — Дмитрий Мальцев) — это отнюдь не мой долгожданный спаситель. Он здесь не для того, чтобы предотвратить назревающую катастрофу и остановить своего нанимателя в самое последнее мгновение. Его сюда прислала вовсе не Маргарита Стрельникова, это сам Глеб вызвал этого человека сюда еще до того, как мы выехали из центра города. Достаточно только взглянуть на Дмитрия даже рассеянным, как у меня, взглядом и всего лишь поверхностно, чтобы успеть его и узнать, и увидеть во что он одет и что держит в своих руках. Нет, это не ружье и не пистолет, направленный в спину своего хозяина. Это увесистая черная сумка-саквояж спортивного кроя, чем-то заполненная практически под завязку. И, глядя на ее размеры… наверное, в нее запросто можно засунуть и меня, перед этим соответственно, расчленив на более компактные части.

— В том-то и дело, моя девочка… Могу и всегда мог. И ты всегда это знала, но почему-то проигнорировала данный факт в упор. — господи, он так и не обернулся. Глеб продолжал смотреть только на меня, в этот раз обхватив мое лицо обеими ладонями и насильно направляя поплывшим от слез взглядом в свои гипнотизирующие глаза. — Тшшш… Так надо. Без этого уже не обойтись…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Почему-у? Почему так надо? К-кто тебе это сказал?.. Если мы провинились перед тобой, то за что ты хочешь наказать своего внука?.. ЗА ЧТО?

Теперь меня не просто колотило… теперь я четко осознавала, что все это взаправду… Что за меня все решили. За меня, за Кира и за нашего малыша… Потому что… потому что кто-то не захотел меня с кем-то делить…

Это же БРЕД. Чистейший бред. Как и все то, что он успел мне тут рассказать…