Когда говорит кровь (СИ) - Беляев Михаил

Казалось, что Лико Тайвиша получится провозгласить новым Верховным стратигом также легко и быстро. Его кандидатуру выставил на голосование предстоятель Алетолатов Лисар Утриш, а вещатель Амолла Кайсавиш выступил с долгой и пронзительной речью, расхваливая подвиги и достоинства юного Тайвиша так, будто он был самим Мифилаем, воплотившимся в человеческом обличье. И хотя он явно перебарщивал с лестью, желая отблагодарить своих покровителей не то за полученные земли на северном берегу Сэвигреи, не то за назначение сына на пост казначея новой провинции, речи господина Кайсавиша оказывали самое благоприятное влияние на Синклит. И слушая их, и лицезрея спокойные и расслабленные лица высшей власти, Джаромо даже замечтался, что провозглашение Лико вот-вот завершиться, минуя новый этап торгов, интриг и обещаний.

И все к этому шло, пока со своего места не поднялся Сардо Циведиш.

Спустившись вниз, он встал напротив молодого Тайвиша, одетого в парадный красный доспех, и, словно и не замечая его, устроил настоящие судилище. Нет, он не пытался поставить под сомнения его завоевания или таланты воина и полководца. Он признавал их и даже хвалил, но каждое его слово, каждый новый пассаж, подводили слушателей к очень простой мысли — Лико Тайвиш слишком горяч и молод, слишком несдержан и яростен, чтобы доверить ему все войска в государстве.

— Старейшины, мы с вами стали современниками великого деяния. Триумфа мужества, смелости и доблести. Тридцать тысяч воинов, вопреки всему, вопреки даже нам самим, что к своему великому стыду по трусости и неверию раз за разом отказывали им в руке помощи, сокрушили нашего старинного врага. Пройдя сквозь горнило двухлетней войны, они покорили пять враждебных племен, и привили их под длань нашего правления. И я поступил бы бесчестно, если бы перед глазами богов и людей не признал, что без выдающихся талантов стратига Лико Тайвиша, мы могли и не узнать вкуса этой победы. Наши солдаты могли увязнуть в тех диких лесах, скованные бесконечными битвами, стычками и осадами на многие годы. Или могли и вовсе там сгинуть. Все тридцать тысяч сынов Великого Тайлара могли сложить голову в тех диких землях, принеся нам скорбь и горечь поражения. Так могло быть. Ведь сам поход казался дерзостью. Обреченной на провал выходкой. И по сему, он так и не получил санкции Синклита. Но наши храбрые воины победили. Они обогатили государство новой провинцией, которую все вы так торжественно провозглашали меньше часа назад. И их победа священна! Как и пролитая ими кровь. Но старейшины, помните, что мы — хранители государства. Мы и только мы, отвечаем за его судьбу. И сей достойный подвиг был совершен вопреки нашей с вами воли. Да, боги были благосклонны к юному Тайвишу. Не иначе как сам Мифилай укрывал и направлял его, а Моруф благословил нить его судьбы крепостью. Но помните, о достойные мужи государства, что этот юноша, вместо порученного ему пограничного рейда, вместо справедливого возмездия за набеги на наши поселения, устроил войну. И устроил он ее сугубо по собственной прихоти.

Сардо Циведиш замолчал, довольно осматривая ряды зала Собраний. Старейшины сидели тихо, внимательно слушая его слова. Никто не перешёптывался, не дремал и не пытался тайком сыграть в кости. Он завладел их вниманием. И теперь вливал в их уши свой мерзкий яд.

— Да, он победил, и мы по праву чествуем его как героя, — продолжил вещатель алатреев после небольшой паузы. — Я чествую и восторгаюсь его смелостью и его талантами. Но в делах военных грань между подвигом и преступлением, между победой и поражением тонка и может стереться в мгновение ока. Да, в землях Харвенов боги были на его стороне. И поэтому он предстал перед нами не в кандалах как осужденный, а в парадном доспехе триумфатора. Но что бы было, распорядись боги чуть иначе? Я скажу вам. Было бы повторение Дарыни. Почти сто лет назад царь Шето Ардиш, прозванный Воителем, тоже решил усмирить харвенские племена. Пятнадцать тагм, под руководством прославленного полководца Ридо Артариша, того самого стратига, что сокрушил варварское «царство» на Дейрисфенском побережье и изгнал последних кимранумов с нашей земли, а также царевича Ирло, отправились на войну. Они шли за победой и триумфом, но познали лишь смерть. Во время затянувшейся на многие дни метели, войска расположились в небольшом городке Дарынь, что был, как они думали, недавно брошен харвенами. Но на третью ночь их стоянки тысячи варваров вышли из соседнего леса и сковали войска Тайлара. Всю ночь и весь следующий день они обстреливали горящими стрелами и подожжёнными снарядами город, что оказался заранее подготовленной ловушкой, ведь солома на крышах каждого из домов была промасленной. Восемь тагм, полководец Ридо Артариш и даже сам царевич Ирло погибли в том проклятом городе, а оставшиеся семь тагм, что смогли вырваться, были вынуждены бежать с позором из диких земель. Когда Шето Воитель узнал о той трагедии, разум его помутился и от горя он бросился на собственный меч. Возможно именно поэтому его племянник Патар, прозванный Крепким, взойдя на престол, повелел построить на бродах Сэвегреи мощные крепости, снести мосты и навеки, как он думал тогда, проложить границу между цивилизацией и дикостью. Но молодому Тайвишу чудом удалось сдвинуть эту границу. Чудом, потому что сложись обстоятельства чуть иначе, и у нас была бы вторая Дарынь. Именно так, старейшины. Мы можем славить отчаянного и удачливого полководца, но мир и покой нашего государства слишком ценны, чтобы вверять их в руки, мечтающие лишь о славе и подвигах. Ибо видим мы перед собой не умудренного жизнью мужа, но пылкого юношу, готового напасть даже на собственного гостя во время пира из-за мнимой обиды. Да, возможно с годами Лико Тайвиш обретет мудрость и дальновидность, став достойнейшим из возможных Верховных стратигов. Такое возможно. И я молю богов, чтобы это случилось. Но сейчас огонь амбиций внутри этого юного сердца пылает слишком бурно и слишком опасно. И мы не можем позволить ему спалить все наше государство неосторожной войной, начатой по самовольству и в погоне за призраками славы. Таково мое слово, старейшины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сардо Циведиш шагнул вниз и пошел по выложенной мрамором мозаике Внутриморья, даже не обернувшись на юного Тайвиша.

— Я сделал это, потому что варвары опасны! — выкрикнул Лико ему в спину. Джаромо заметил, как сжались кулаки юного стратига, а в глазах полыхнул тот самый недобрый огонек, что он уже видел недавно. — Вы думаете, что я учинил войну ради собственного тщеславия? Я провел несколько лет в Диких землях и знаю, о чем говорю. Там, за нашими рубежами, лежит море дикости, жестокости и безграничной ненависти. Я видел сожжённые колонии и поселки. Видел угнанных в полон граждан, которых приносили в жертвы кровожадным богам. Видел расправы, учиненные над нашими солдатами и показательные казни. Поверьте, увидь вы хоть десятую долю того, что творилось за Севегреей, вас бы тут же вывернуло наизнанку. И я не мог поступить иначе. Не мог уйти обратно за Севегрею, чтобы позволить дикарям, зализав раны, вновь начать грабить и разорять наши земли. Этим я бы предал Тайлар и его будущее. Мой долг был обезопасить наши рубежи. И я выполнил его наилучшим образом.

— Значит, таков был ваш долг? — с хитрой улыбкой проговорил Сардо Циведиш развернувшись. В его глазах горел очень недобрый огонёк, который заставил Джаромо насторожиться. — А какой долг вы исполняли в гавани?

— В гавани?

— Да, в Аравеннской гавани, где домашние тагмы, по вашему личному указанию, учинили настоящую бойню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это слишком сильное слово для разгона оборванцев.

— Так несколько сотен погибших жителей Кадифа это ещё не бойня? Значит, настоящая бойня нас только ждет?

— Они не были жителями города. Это был сброд проливший кровь сановников и стражей, а сами Аравенны — не более чем гнездом преступности и смуты в нашей столице. Я восстановил порядок и выжег старую язву.

— Только этот, как вы выразились «сброд», жил тут, платил подати, торговал. На законных основаниях. А вы, опять-таки по личному решению, сначала пустили ему кровь, а потом обратили в рабов несколько тысяч человек, вся вина которых заключалась лишь в том, что они жили не в том месте.