История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I - Алексей Величко

Пожалуй, первые, наиболее яркие каноны, касающиеся папских прерогатив, дал Сардикский собор 343 г., о котором писалось ранее. А в 380 г. в Риме состоялся Собор италийских епископов, на котором попытались окончательно искоренить недостатки, образовавшиеся в ходе борьбы между папой Дамасом и антипапой Урсином (366–367). Из петиции Собора к императору Грациану видно, что ещё в 375 г. император Запада своим декретом наложил наказания на сторонников Урсина и, желая церковного мира, постановил, чтобы впредь «Римский епископ имел исследование о всех епископах Церквей, так, чтобы о делах религии судил вместе с сослужителями первосвященник религии, дабы не произошло какой-либо обиды священству.» Римский собор, о котором идёт речь, просит императора не о расширении этих полномочий, а только о том, чтобы в провинциях неукоснительно выполняли ранее изданное царём положение. В частности, они просят, чтобы в случае, когда папа низложит кого-то из епископов, или это сделает Римский собор, а также в случаях, когда эти лица вызовут епископа к себе на суд, гражданские власти принуждали бы его к этому.

В декрете 375 г. Грациан определял, что каждого епископа, осужденного судом папы Дамаса в соприсутствии 5 или 7 епископов и не желающего подчиняться ему, или который, будучи призван к епископскому суду, по упорству не явится на него, местные гражданские власти должны принудительно приводить к епископскому суду. Или под стражей отправлять в Рим. «Если же, — говорится буквально в декрете, — такая дерзость откроется в отдалённейших частях, то всё производство по этому делу направляется к митрополиту той области; если же виновным будет сам митрополит, да неукоснительно спешит в Рим или к тем, кого Римский епископ даст в судьи». «Если же возникнут сомнения в беспристрастности на суде митрополита или какого-либо другого епископа, то должно апеллировать к Римскому епископу или к собору 15 ближайших епископов, однако так, чтобы после произведённого ими исследования то, что будет определено, не возобновляется»[736].

В послании некоему Децентию, епископу Евгубиума, Римский папа Иннокентий I (401–417) требует точного соблюдения всех римских порядков: «Кто же не знает или не внимает тому, что то, что изначала передано апостолом Петром Римской церкви и доныне в ней охраняется, должно быть соблюдаемо всеми, и что не следует ни прибавлять, ни вводить ничего, не имеющего такого авторитета — особенно, когда известно, что во всей Италии, Галлии, Испании, Африке и Сицилии и ниже лежащих островах нет ни одной Церкви, которую бы не устроил или апостол Пётр, или его преемники? Иначе пусть скажут, был ли в этих провинциях кто другой из апостолов или говорится где, что он здесь жил?»

Формирование учения о папе, как главе Церкви, имеющего особые, высшие полномочия, произошло далеко не сразу. Оно имело целый ряд вариаций, далеко не всегда сходных друг с другом, или хотя бы лежащих в плоскости одной центральной идеи. Самые великие папы древности, такие, как Юлий, Иннокентий, св. Лев Великий, предельно чётко и последовательно излагавшие учение о первенстве Римского престола в Кафолической Церкви, даже не помышляли о том, что власть папы должна возвышаться над императорами. Понтифики являлись врождёнными носителями имперской идеи и не могли себе представить различия интересов государства и Церкви. В тех случаях, когда на царском престоле оказывался святой и благочестивый царь, «симфония» казалась наиболее яркой и очевидной. Потому-то, как мы увидим в последующем изложении, наибольшие славословия в адрес императора впервые зазвучат в посланиях св. Льва Великого императору св. Феодосию Младшему. В них понтифик признаёт высшие права царя по управлению Кафолической Церковью, а его сан близким к священническому.

Очень интересен в этом отношении вопрос подсудности самого понтифика, в своё время поднятый папой Дамасом. Он просит императора, чтобы его, равного по должности другим епископам, но превосходящего их преимуществом Апостольской кафедры, не лишали привилегии быть изъятым от обычного светского суда, но дозволили представать исключительно перед судом самого императора[737].

Наибольших успехов в части признания своего главенства во Вселенской Церкви папы достигли и, безусловно, заслужили в период Третьего Вселенского Собора и «Разбойного собора». Сразу по прибытии на Эфесский Собор римских легатов, Св. Отцы услышали новые для себя формулы, прозвучавшие из их уст. Проэкт, епископ и легат Римской церкви, сказал: «Да повелит ваше блаженство прочитать присланное вам послание святого и со всяким почтением именуемого папы Келестина (Целестина, 422–432 гг. — А.В.), епископа Апостольского престола, из которого (послания) ваше блаженство может узнать, какое имеет он попечение о всех церквах (выделено мной. — А.В.)»[738].

А на следующем заседании Собора другой римский легат — пресвитер Филипп заявил ещё более категорично: «Никто не сомневается и во все времена известно было, что святой и блаженнейший Пётр, предстоятель апостолов, столп веры, основание Кафолической Церкви, приял от Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя и Искупителя рода человеческого, ключи Царствия, и ему дана власть вязать и решить грехи: он и до сего времени и всегда живёт и судит в своих преемниках. Итак, по его внушению, преемник и наместник его, святейший папа наш епископ Келестин послал нас на сей святой Собор»[739].

Царственные особы Запада солидаризируются с позицией св. Льва Великого и просят императора св. Феодосия II Младшего пересмотреть дело с обязательным участием в качестве арбитра Римского папы.

«Эту веру, преданную нам от предков, — пишут они, — должны мы защищать со всем подобающим благочестием и сохранять в наши времена достоинство собственного нашего благоговения к блаженнейшему апостолу Петру; ибо, государь священнейший отец и достопочтимый император, блаженнейший епископ города Рима, за которым древность преимущественно пред всеми признала первенство священства, должен иметь место и возможность судить о вере и священниках»[740].

В письме к царице св. Пульхерии с аналогичной просьбой обращается Галла Плацидия: «Поэтому твоя благосклонность, которая всегда действовала с нами заодно, пусть и теперь благоволит одинаково с нами мыслить относительно веры кафолической, так, чтобы всё, поставленное на оном возмутительном и жалком соборе, было отменено со всей силой, дабы, при невредимом пребывании всех, дело о епископстве отправлено было на суд Апостольской кафедры, на которой держит начальство над священством первый из апостолов — блаженный Пётр, получивший даже и ключи небесного царства»[741].

Далее она пишет: «Достопочтимый епископ Лев, окружённый множеством епископов, которых он, по причине первенства или достоинства своего места, собрал из бесчисленных городов Италии. Чтобы по правилу и определению апостольского престола, который и мы признаём старейшим, который удостоился получить небесные ключи и украсил собой первенство епископства. Почему и нам должно во всём сохранять уважение к этому величайшему городу, который признаётся владыкой всех городов»[742].

Нестроения Третьего Собора 431 г. святой папа Лев Великий понял так, что если бы учение о главенстве понтифика получило бы уже всеобщее признание, никакой ереси не было бы. И уже вскоре, около 440 г., он системно изложил доктрину о главенстве Римских епископов в Церкви[743]. Из своего учения, которое он излагал, главным образом, в церковных проповедях, св. Лев делал следующие практические выводы. Во-первых, кто посягает на авторитет Римского епископа и отказывается в повиновении Апостольскому престолу, тот не хочет подчиняться блаженному апостолу Петру. Во-вторых, кто отвергает власть и первенство (principatum) апостола Петра, тот ничуть не уменьшает его достоинства, но, надменный духом гордыни, низвергает сам себя в преисподнюю.

И уже в своём письме св. Флавиану Константинопольскому, папа св. Лев Великий высказывал тому упрёк в том, что не был своевременно извещён о церковных нестроениях, вызванных учением ересиарха Евтихия. А затем отметил, как само собой разумеющееся: «И церковное правило, и благоговейная вера благочестивейшего императора обязывают нас к великому попечению о мире христианском, дабы, пресекши разномыслия, ненарушимою сохранить кафолическую веру, и возвратив от заблуждения тех, которые защищают неправильное, оградить нашим авторитетом тех, вера которых была правая»[744].