История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I - Алексей Величко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весьма показателен и другой пример. С середины IV в. Рим имел тесные и дружественные отношения с Александрией, всячески подчёркивая статус её епископа и способствуя тому, чтобы он занял аналогичное папе положение на Востоке. Но, в отличие от Рима, Антиохии и Иерусалима, Александрия не имела апостольского происхождения, т.к. её престол был основан не апостолом, а учеником апостола Петра евангелистом Марком. И, однако, это не мешало Риму превозносить александрийца на фоне епископов Антиохии и Иерусалима.
Правда, в других ситуациях аргументация понтификов менялась. Антиохийская церковь, архиепископ которой Александр направил письмо тому же папе, получила ответ, где, правда, признаются её преимущества. Но, замечает папа дальше, им она обязана не богатством города, а тем, что была «первым седалищем первого апостола». Впрочем, и в этом отношении она уступает Риму, поскольку в Антиохии апостол был мимолётно, а в Риме жил долго и в нём скончался[727].
Но вернёмся к Риму. Уже в I в. св. Климент, ученик св. апостола Петра, в своём послании к Коринфской церкви решительным тоном требовал повиновения Риму как высшему арбитру в разбираемом споре: «Если кто-нибудь из вас не будет повиноваться тому, что Иисус сказал через Нас, пусть знает, что он совершает большой грех и подвергает себя страшной гибели»[728]. Во II в. апостолик не желает, чтобы в какой-либо другой Поместной Церкви существовала практика, отличная от практики Римской церкви. В III в. папа допускает уже властное вмешательство в дела других церквей. В IV в. «попечение обо всех церквах» становится обычным термином на официальном языке Римской церкви, и в связи с этим появляется требование о признании за папой высшей судебной власти во Вселенской Церкви[729].
На Римском соборе 340 г., защитившем св. Афанасия Великого от нападок и обвинений евсевиан, папа Юлий I (337–352) публично заявил о вероучительном первенстве Римских первосвященников. «Всех этих соблазнительных явлений и не было бы вовсе, — заявил он, — если бы вы держались старого обычая (выделено мной. — А.В.) — сначала обращаться к нам, а затем уж и делать постановления»[730]. На самом деле, Рим далеко не всегда подытоживал споры, но для папы Юлия это являлось досадным недоразумением, отсутствием цивилизации у дикарей и результатом безосновательных амбиций других (главным образом, «восточных») епископов. Казалось, чего проще — обратись за ответом в Рим, и спор разрешится. Вместо этого понтификов обязывают совещаться с ними, выслушивать мнения, спорить и т.п. Апостолик был искренне убеждён в том, что Римская кафедра не знает греха и вполне способна и даже обязана быть учителем и хранителем веры.
Претензии Римского понтифика на вероучительное главенство в Церкви нельзя воспринимать однобоко, как изначально негативное явление. Это для сегодняшнего сознания власть означает в первую очередь право распоряжения. А в те времена, когда ревность по вере снедала сердца, когда ради чистоты Учения люди шли на смерть и были готовы претерпевать любые мучения, право учить остальных и оберегать веру являлось обязанностью, неисполнение которой неизбежно ассоциировалось с преданием Христа, что остро и непосредственно ощущалось сознанием первых христианских епископов.
Конечно, это идеальный сегмент в том перечне мотивов, которыми руководствовались епископы Римской церкви и остальных крупнейших церковных округов. Нередко довлели и субъективные мотивы — неизбежные следствия греховной природы человека. Но, как представляется, в течение многих веков именно эта идеальная составляющая лежала в основе действий понтификов и других епископов в ходе борьбы за обеспечение своего главенства в Церкви. Такие одиозные фигуры, как патриархи Феофил и Диоскор, конечно, были чрезвычайно редки, а их мышление не характерно для остального епископата.
Как образец во всём, Римский понтифик невольно задал тон всем остальным Поместным Церквам — едва ли не каждый епископ хотел сделаться церковным главой Востока и использовал для этого тот путь, какой указал ему папа, облекшийся абсолютным авторитетом и приобретший всемирно-историческое значение. Устройство римской общины и положение её епископа, ставшего епископом над епископами, сделалось образцом для подражания. Каждая крупная община желала доказать свою непорочность в вере и в соблюдении данного Святыми Отцами Предания. А это было возможным только в том случае, когда её исповедание признавалось остальными христианскими общинами истинным, кафолическим.
Власть, которую в самом начале III в. осуществил в Италии Римский епископ, была решительнейшим побуждением к возвышению в других частях Империи отдельных епископов и их общин над другими. Сильное положение Александрийского архипастыря с церковно-правительственной точки зрения обосновывалось и утверждалось тем, что такую же точно власть имеет и Римский папа. Власть понтифика была законным основанием для власти остальных митрополитов[731]. И это нашло своё отражение в каноническом праве Кафолической Церкви. «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, в Ливии и в Пентаполе, дабы Александрийский епископ имел власть над всеми сими. Ибо и о Римском епископе есть такой обычай. Подобно тому и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей (митрополий)», — гласит 6 канон Никейского Собора 325 г.
Уже в начале IV в. Римский епископ был единственным митрополитом Италии, его власть и епархия были огромны. Затем в его власти окажутся три митрополита — Равеннский, Миланский и Аквилейский, но постепенно число таких митрополитов растёт. Во второй половине IV в. Римский папа из «епископа епископов» превращается в митрополита митрополитов, или иначе, патриарха всей Италии и через это — главой всей Западной церкви. Но аналогичные претензии зазвучали и на Востоке, где образовались свои церковные диэцезы и патриархи — Антиохийский, Александрийский, Иерусалимский и Константинопольский[732]. Руководствуясь 4 каноном Никейского Собора, папа Бонифаций I (418–422) провёл твёрдую линию, чтобы во главе одной провинции стоял один митрополит, вследствие чего число митрополитов резко возрастает. Это только усиливает авторитет понтифика, который становится главой множества митрополитов, патриархом, папой, апостоликом, понтификом.
Дальнейшему укреплению статуса Римской церкви очень способствовали арианские споры, так как только она одна из всех крупных церковных общин твёрдо держалась Никейского исповедания и защищала св. Афанасия Великого. Деятельность эта не осталась незамеченной, и торжеством пап явился знаменитый указ св. Феодосия Великого, которым он велел всему миру принять ту веру, которой придерживается Римский епископ, хотя императором был упомянут ещё и Александрийский епископ — «человек апостольской святости». И в следующем году Вселенский Собор в Константинополе подтвердил, что Римский епископ имеет первенство чести перед всеми другими архипастырями.
К этому времени стало обычной практикой обращение периферийных епископов к папам с просьбой сообщить им древнее учение Святых Отцов или разрешить какой-то сложный вопрос. Такая поучительная переписка получает широкое распространение, и уже папа Дамас I (366–384) замечал, что решения Римского понтифика, в которых он выступает как глава своей Церкви, должны быть известны каждому епископу, как каноны соборов[733].
Высшая учительская власть апостоликов, какой её представляли себе папы, неизбежно должна была породить претензии в области церковного законодательства (в части издания вселенских канонов общего свойства) и церковного суда (установление норм по каждому конкретному прецеденту). Немного забегая вперёд, скажем, что к середине V в. эта цель на Западе оказалась достигнутой — закон императора Валентиниана III от 445 г. утвердил за Римским епископом не только высшую судебную власть, но и полную правительственную власть над всеми западными церквями. После захвата Африки вандалами эта церковь — некогда отстоявшая свою автокефалию от Рима — резко утратила своё влияние и также безоговорочно признала власть папы св. Льва Великого[734].
В связи с ослаблением императорской власти в Западной империи, роль папы многократно возрастает. Ему теперь принадлежит не только церковная рецепция, но и правительственные полномочия светского чиновника. Любой заинтересованный клирик спасался бегством и искал помощи в Риме, поскольку папа традиционно в Италии, а потом и за её пределами, неизменно демонстрировал свою власть и право отменять судебные решения соборов иных Поместных Церквей. У самих пап даже не возникало сомнений в том, что они являются высшей судебной инстанцией в части догматических и канонических споров. Правда, в отношении восточных епархий его власть значила мало — там авторитет и власть императора оставались по-прежнему на высоте, по крайней мере, большей, чем на Западе[735].