История Византийских императоров. От Константина Великого до Анастасия I - Алексей Величко

Характерный пример демонстрируют акты Эфесского Собора 431 г. Подписи египетских митрополитов стоят среди подписей рядовых епископов, причём подписываются они беспорядочно, без соблюдения церковного деления, как бы епископы одной провинции[752]. Иными словами, митрополиты церковного округа Египет являлись для патриарха доверенными лицами, которым патриарх поручал те или иные дела, и без которого они были не вправе что-либо делать[753].

Авторитет и сила власти Александрийского патриарха того времени замечательно характеризуются следующим примером. Когда на Четвёртом Вселенском Соборе (Халкидон, 451 г.) Св. Отцы предложили египетским епископам анафематствовать ересиарха Евтихия, те ответили категоричным отказом. Причина последнего заключалась исключительно в том, что в отсутствии Александрийского патриарха (а Диоскор уже был осужден Собором) египетские епископы не считали для себя возможным высказывать какое-либо мнение по вопросам веры. «Просим сей святый и великий Собор, пожалейте нас и подождите нашего архиепископа, чтобы, по древнему обычаю, мы последовали его мнению», — со слезами просили египетские епископы. В конце концов, изумлённый Собор пошёл им навстречу[754].

В конце IV — первой половине V в. идея о главенстве Александрийского архиепископа если не на первенство во Вселенской Церкви, то, уж, во всяком случае, в восточной её части, получила сильных исполнителей: Феофила и Диоскора и в какой-то степени св. Кирилла. Их образ действий тем более был решителен и нередко бесцеремонен, что незадолго перед этим Александрия получила тяжелейший удар — первое свидетельство её уходящего влияния. Второй Вселенский Собор 381 г. своим 4 каноном признал ничтожным поставление Константинопольским епископом Максима Киника, доверенного лица Александрийского архиепископа Петра (373–380), мечтавшего поставить на Константинопольскую кафедру «своего» человека и тем самым полностью контролировать её. Однако под давлением императора св. Феодосия I Старшего Собор постановил, что «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». И Александрийский епископ Тимофей (380–384), брат и преемник Петра, вынужденный подписать соборные решения, документально уступил право первенства на Востоке, ранее почти безраздельно принадлежавшее ему[755].

Более того, 2 канон Второго Вселенского Собора 381 г. вполне недвусмысленно поставил границу властным претензиям Александрии, постановив: «Областные епископы да не простирают своея власти на церкви за пределами своея области, и да не смешивают церквей; но, по правилам, Александрийский епископ да управляет церквами токмо египетскими; епископы восточные да начальствуют токмо на Востоке, с сохранением преимуществ Антиохийской церкви, правилами Никейскими признанных; также епископы области Ассийския да начальствуют токмо в Асии; епископы Понтийские да имеют в своём ведении дела токмо Понтийския области, фракийские токмо Фракии. Не быв приглашены, епископы да не преходят за пределы своея области для рукоположения, или какого-либо другого церковного распоряжения». Конечно, это не могло понравиться Александрии, задыхающейся своими полномочиями в не слишком широких границах Египта.

Ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что и позорный «Собор у Дуба» над св. Иоанном Златоустом, и созыв «Разбойного» сборища вызывались не столько из-за необходимости, сколько для удовлетворения амбиций Александрийского архиепископа. Как не без оснований полагал один известный французский историк, Феофила, св. Кирилла и Диоскора объединяла одна и та же душа, один и тот же дух — самоуверенного догматизма во мнениях, властолюбия, непоколебимой энергии и настойчивости. Если Диоскор чем-то и отличался от своих предшественников, так тем, что «общие типические черты Александрийских патриархов V в., не сдерживаемые и не умеряемые другими нравственно-религиозными чертами, достигли высшей степени развития, выступали в самых резких, отталкивающих формах и проявлялись в действиях, возмутительных для нравственного чувства. Это был настоящий Фараон христианского Египта, как его и называли в своё время»[756].

Святитель Кирилл несколько поддержал пошатнувшийся престиж своей кафедры, но не смог решительно переломить уже явно обнаружившуюся тенденцию перераспределения императорами административно-правительственных полномочий между первыми Поместными Церквами. Рим и Константинополь всё отчётливее становятся общепризнанными центрами Православия: один — на Западе, второй — на Востоке. Но в гражданском отношении Александрия не утратила своей власти, наоборот, поскольку к тому времени государственное управление в Египте совсем обессилело, царь передал египетскому архиепископу полномочия императорского наместника. Позднее, потерпев поражение в своих притязаниях, Александрийский папизм нашёл удовлетворение в монофизитском сепаратизме[757]. Эта мера только поддержала гаснущие амбиции. И когда Диоскор однажды услышал угрозу какого-то лица пожаловаться на него императору, он ответил: «Здесь нет другого императора, кроме меня»[758].

Антиохийская церковь. К моменту появления христианства Антиохия являлась третьим по величине городом Римской империи, обладавшим высочайшей культурой, отличавшимся многочисленными школами, ораторами и, кроме того, богатством. Именно в Антиохии последователи Христа получили и радостно распространили среди себя прозвище «христиане», каким их награждали иудеи. Отсюда начал свою деятельность апостол Павел, а вслед за ним и св. Игнатий Антиохийский. Местные жители — сирийцы — принимали весьма деятельное участие в делах веры, и этот этнос отличали терпение, кротость, добродушие, приветливость и усердие к делу. Именно отсюда ушла евангельская проповедь в Финикию, Месопотамию, Персию, Индию и даже в Китай[759]. И, конечно, в церковном отношении значение Антиохии нельзя было переоценить.

Уже в III в. епископ Антиохии стоял во главе обширной церковной области и имел под собой ряд подчинённых епископов, которым делал рукоположение, созывал Соборы и над которыми делал рукоположение. В состав Антиохийского патриархата входило 13 римских провинций, лежащих между Средиземным морем и Персией. Все они назывались «восточными», поскольку входили в префектуру Востока, и под этим именем антиохийцев и звали в мире.

В начале IV в. Антиохия стала центром восточной, то есть Сирийской церкви, её кафедра так же, как и Рима, имела апостольское происхождение, а духовное влияние простиралось на Малую Азию, Понт, Северо-Восточную часть Азии, Армению, Персию и Грузию. По своему значению Антиохийский епископ, которому принадлежало 3-е место во Вселенской Церкви, уступал только Римскому и Александрийскому патриархам. Однако непосредственная власть Антиохийского архиерея имела видимые границы. Палестина, Арабия, Кипр, Исаврия и Финикия хотя и признавали его своим главой, но никак не были стеснены властью антиохийца при выборе собственных митрополитов[760].

Правда, как и Александрийский папа, Антиохийский епископ претендовал на области, лежащие за пределами Келесирии. В первую очередь, на Кипр, Палестину и близлежащие земли, но это не привело к существенному результату. Между Александрийским и Антиохийским патриархатами замечалось существенное различие. С одной стороны, компактная, чётко ограниченная территория, заселённая этнически монолитной группой людей, административная организация, существовавшая на протяжении тысячелетий, и народы, привыкшие повиноваться и тонко чувствующие власть. С другой — в Антиохии, огромное пространство без чётких границ на севере и востоке, калейдоскоп рас, языков, обычаев и законов[761].

В IV в. авторитет Антиохийской кафедры, к которой принадлежали св. Василий Великий, св. Григорий Нисский, св. Григорий Богослов, св. Иоанн Златоуст, наконец, Несторий (трое из них, как известно, стали Константинопольскими патриархами), был очень высок. И Антиохия могла искренне гордиться тем, что из её школы вышли самые выдающиеся богословы и епископы того времени. Таким образом, к концу IV в. Антиохия сохранила своё важнейшее гражданское и политического значение как первого города Келесирии, так и центра Православия. Но громадные расстояния между епархиями, множество туземного населения, которое ещё нуждалось в просвещении, наконец, удалённость от Рима и Константинополя, где располагались царские резиденции, не позволяло Антиохии надеяться на сближение с императорами и на зримое усиление в иерархии Поместных Церквей.