Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

— И зачем?

— Потому что мне нужна уверенность в том, что я не веду бестолковую войну.

Амуру никогда не была свойственна осторожность, но, видимо, Лощина действительно сделала из Разумовского другого человека. А вот хуже ли новая версия предыдущей — только предстоит узнать.

— И в чём заключается твой крестовый поход?

Причем поход и могильные кресты, символизирующие перекресток загробной жизни?

— Свержение царя. — пожимаю плечами. Инесса раскрывает рот от удивления.

— Вы совсем сумасшедшие? — едва слышно шепчет она, поправляя иссиня-черный шарф на шее. Подарок Разумовского. Он, как и Селенга, всегда делает подарки. Когда я кочевал между публичными домами, кабаками и поместьем Разумовских в Аскве, мать Амура всегда заваливала меня приятными мелочами: начиная от личных швей и заканчивая покрывательством моих махинаций перед Советом.

— Вас семеро. У Царя же полно охраны. Знать там, все дела. Совет, про который вы говорили.

Амур усмехается и ускоряет шаг. Инесса бежит за ним вприпрыжку, размахивая руками.

— Не «вас», а «нас». Ты тоже Смертник. — напоминаю я, оглядывая заросли ивы. Земля под ногами, хоть и подмерзшая, становится мягче. Мы почти на болотах.

— Кажется, я поняла почему вы так зовётесь. — ехидно подмечает Инесса и, опомнившись, вскрикивает снова:

— Там же тысячи солдат! Как их там, дружинники? А ещё же князья! Их сколько?

О, Смерть, почему я не остался в хижине старого чучельника? Там и настойка, и душный чердак, и княжна Нева. Лучшим собеседником я бы её не назвал, но она хотя бы не кричит, размахивая руками так, словно пытается взмыть в небо.

— Девять, не считая самопровозглашенного Короля Варваров. — умничает Ландау где-то позади.

— Де-вять! — вопит Инесса, путаясь у меня под ногами. Перехватываю взгляд Амура. Он выглядит довольным, но вот я, напротив, напрягаюсь.

Инесса права. Их сотни тысяч. А нас, вас или как-там они определились, всего восемь.

— Именно поэтому мне нужна ведьма. Это только начало.

— Тебе Идэр мало? — мои слова не остаются незамеченными. Амур цокает и, всё-таки, спотыкается об Инессу. Оба оказываются на земле, среди веток и густой зеленой травы, покрытой тонким слоем инея. Ландау спешит к нам, поскальзывается и ничком плюхается в паре саженей.

— Мы точно все умрем. — подытоживает Инесса, роняя голову на землю. Разумовский не спешит подниматься. Достает пару леденцов из мешочка и закидывает их в рот. Ландау плюется травой, стирает кровь, выступившую парой крупных капель на губах, и садится. Лицо его еще более унылое, чем когда-либо.

— Не думаю, что найдём её, так что — не сегодня. — Амур вытягивает ноги и закидывает свободную руку за голову.

— Ты так в этом уверен?

— Я вот ни в чем не уверен. — отрешенно шепчет Ландау, указывая вправо.

Среди раскидистых дубовых крон виднеется крыша. Обросший мхом, терем черным пятном глядит на нас. Амур садится, забирает у Инессы бумажную трубочку с табаком и закуривает.

— Что, если дома никого нет? — вкрадчиво шепчет Стивер, подползая к нам на коленях. Грязный и ободранный, он очень похож на безумца. Или на нищего.

— Дым. — указываю на трубу. Инесса усмехается, играя потемневшими от влаги шишками.

— Мы то-очно все умрем. — протягивает девчонка, откидывая шишки. Инесса забирает табак у Разумовского и добавляет чуть тише:

— Расскажите хоть с кем нам предстоит драться?

Сажусь на землю, штаны в миг промокают. Теперь я чувствую себя так, будто попал в далекое детство. Холодно, куча умных дураков вокруг и обмоченный зад.

Стивер разглаживает мятую карту на коленях и тычет пальцем в леса и болота, неподалёку от княжества Емельяновых. Его я узнаю сразу же, для этого даже не нужны знания грамоты. Длинный участок земли, похожий на змею, растянулся вдоль Западного торгового пути.

— Сияра — ведьма Черного Озера, оно же зовётся Солёным на юго-западе. Местные мудрецы говорят, что в их землях жила ведьма, кормящаяся чужими страхами. Ее так и прозвали. У нее было две собаки, которых она слепила из глины и обожгла в огне. Колдунья вдохнула в них жизнь с помощью магии.

Инесса подталкивает Разумовского плечом. Он качает головой и улыбается, когда девчонка отворачивается.

О, как же я хочу напиться.

Стивер же, заведенный ни на шутку, продолжает свой унылый рассказ, глядя на нас горящими глазами:

— Она назвала их Ожиданием и Скорбью. Ожидание, наполненное Тоской, и Скорбь, изнывающая от Страха больше не увидеть того, кто тебе дорог. Служила Ведьма Унынию. Однажды ведьма гуляла по нашим землям и влюбилась там в чужеземца.

— Ну, конечно. — недовольно шипит Инесса. Амур закрывает ей рот ладонью.

— Слушай, раз попросила рассказать.

— Ее испугало новое чувство, что ранее никогда не касалось ее темной, гнилой души. Тогда ведьма решила похоронить его внутри. Но чем глубже она его прятала, тем ближе селилась любовь к ее сердцу. Шли годы, а тяга к незнакомцу только росла. Когда странное окрыляющее чувство завладело каменным с виду сердцем, ведьма послала Скорбь по следам своего возлюбленного, чтобы та поскорее привела его к ней. Вместе с Ожиданием, она боялась, что вторая ее гончая не справится с задачей. Много дней прошло, когда Скорбь вернулась ни с чем. Оббежала она весь свет, но не нашла его, потому что была слепа. Тогда ведьма отправила с тем же приказом Ожидание и стала бояться вместе со Скорбью, что потеряла своего суженного безвозвратно. Прошло много времени, прежде чем Ожидание вернулось к хозяйке одно. Собака не нашла чужеземца, потому что не знала, кого ей искать. Тогда ведьма решила сама пойти в то место, на границе меж царствами, где видела своего избранника в первый и последний раз. Там она нашла пещеру, ведущую в преисподнею. Огромная дыра, пышущая адским жаром, зияла в земле. Когда колдунья подошла ближе из пропасти посыпались бесы и закружили деву вихрем из песка. Приговаривали они о том, что времени прошло уже много и забрали черти ее любимого под землю и никогда больше им не свидеться. Тогда Ведьма упала на колени и заплакала. Ее горькие слезы лились без остановки, пока Ожидание выло, не зная того, что делать дальше, а Скорбь ломала зубы, от того, что утерянного больше не вернуть. Так и наплакала ведьма Соленое Озеро, черное, как её разбитое вдребезги сердце.

Когда рассказ Ландау подошел к концу моя кожа покрылась мурашками.

Не от жути, а от холода, вцепившегося в мой зад, словно царская гончая. Ну почему нельзя рассказывать древние поверия в трех словах?

— Позитивно. — ядовито подмечает Инесса. Видать, тоже промочила штаны. — Ну, — она оборачивается на Амура. — где твоя лопата?