Реликтовая популяция. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов

не враждуют, а объединены. – Пояснял К”ньец. – Это очень опасно! Вот они и думают, как обойтись без контакта с ними.

– Люди! – не остался безучастным торн. – Как встретятся, так за мечи хватаются. Я, когда был в банде Хлена, однажды участвовал в анахате. Люди тогда делили территорию и устанавливали Закон.

– Ты из-за этого Закона с Хленом переругался? – напомнил К”ньец.

– Из-за него. Хлен нарушил его, а я был за Закон.

– Ночью лучше спать, – высказала своё мнение Клоуда и зевнула. – Ночью по дороге ноги поломать можно. Помнишь, К”ньюша, как мы брели ночью, после того, как удирали от гаран?

– Как не помнить.

– Ауна права, – поддержал мнение Клоуды Тринер. – Усталость не лучший друг в путешествии, а тем более, если придётся драться.       Один Камрат из всей команды в дебатах – когда, куда и как двигаться – не принимал участия. Он находился словно в трансе, когда всё слышишь и видишь, но как бы со стороны.

Мальчик в детстве часто слышал от бабки Калеи о Сажанее, о его неповторимой, по её словам, природе, о связи этого блаженного уголка с какими-то событиями, воспоминания о которых трогали Калею больше, чем все другие, коих в её долгой жизни было предостаточно. Она же жила в основном этими воспоминаниями.

Камрат и сам, ступив на краешек острова, возникшего всего тремя днями раньше, внезапно почувствовал какую-то сопричастность ко всему тому, что здесь когда-то было, есть и будет.

Было всякое – хорошее и плохое, возвышенное и жестокое; сиюминутность носила оттенок неустроенности, суеты и тревоги: вот-вот что-то случиться, всё готово к тому, чтобы так и произошло. Не хватает только малого толчка.

И будущее!.. А ведь что-то у него, связанное с Сажанеем, ещё будет. Где-то там, в далеком, и туманном оттого, будущем… Какие-то тени бродили, в них он как будто кого-то угадывал, от чего чувство праздника охватило мальчика…

– Здесь и ночуем! – громко объявил Свим, вырывая Камрата из чудной атмосферы будущего праздника. – К”ньюша, посмотри, осталось ли тут что сухое для костра. Малыш, Сестерций, помогите ему!

Ужинали только не люди и Невлой.

– Бренда брендой, – заявил он, – но есть всегда хочется.

Ольдим почесал единственный участок на голове, где у него росли волосы, и озадаченно заметил:

– Нас-то почему к еде не тянет?

– Мы бренды уже столько съели, что она теперь работает и как очиститель, и как еда.

Свим, по-видимому, был прав. Люди чувствовали избыточное насыщение с обеда, словно он затянулся допоздна, и его сытое содержание переполняло их.

Ночь на удивление прошла спокойно…

Чуткие органы недремлющего Сестерция обострились и отмечали порой вскрики разумных, невнятные голоса, невидимых за темнотой, и всплески от проплывающих невдалеке под водой существ. Торн видел, слышал звуки, ощущал запахи и тонкую вибрацию поверхности земли, анализировал их происхождение и отдалённость. Они говорили о скоплении разумных на небольшой территории суши. По-видимому, их было несколько групп, по крайней мере, не людей. Люди расположились отдельно и дальше, их костры не гасли в течение всего тёмного времени. Большая часть людей бодрствовала и находилась в возбуждённом смятении, создавалось впечатление перемещения их, но не блуждания по всему острову, а лишь туда-сюда. За этим сгущением людей, где-то на пределе чувств торна, слабо ощущалась тесная кучка других людей, от неё сходили волны озабоченности и страха, они отличались от подобных волн, исходящих из первого сгущения людей – от них больше веяло не столько страхом за свою жизнь, сколько за содеянное и неразумное.

Но и в воде таились какие-то существа, они тоже излучали флюиды своих суетливых либо просто непонятных торну мыслей. Где-то совсем рядом томился некто, потребность которого заключалась в необходимости кому-то что-то либо передать, либо предупредить – как заунывная на одной ноте песнь неведомо о чём…

Камрат лежал в забытьи. Невнятные видения всплывали в его голове. Между ними царила строгая последовательность, они шли в развитии. Вначале радужные от цветовой гаммы и взбудоражено-радостные, они постепенно тускнели и успокаивались, надолго задерживаясь на том или ином эпизоде, растягиваясь в замедленном времени подробностей, потом следовал незаметный скачок – и новая меняющаяся картина динамично отмечает ускоренный ток времени. Молодые, красивые люди находятся в постоянном движении: улыбки, жесты, шевеление губ в немых разговорах. Идёт время – лица мрачнеют и стареют, меньше улыбок, сдержаннее жесты, гневно-скорбные взгляды, морщины под глазами и в уголках губ. И вот – дряхлость, рытвины морщин, маловыразительные грустные глаза…

Кто они, почему он их видит? Камрат мог лишь гадать, но он не делал этого, он был зрителем, он просто смотрел.

Закончилось всё слабой вспышкой, после которой ему явилась бабка Калея. Лицо её тоже было в сплошных морщинах, но Камрат её знал, оттого она показалась ему ни старой, ни дряхлой. От неё он услышал первый звук сна:

– Скоро, Камрат, мы увидимся, – сказала она волевым тоном, как будто приказала ему совершить нечто для этого скорого свидания. Выглянувший из-за её плеча мужчина, постоянно сопровождавший бабку Калею в снах мальчика, доброжелательно покивал головой, подтверждая сказанное Калеей…

К”ньец, наконец, как ему почудилось, разобрался с запахами – в них присутствовала микроскопическая доля от К”ньяны. С этой мыслью он уснул глубоким сном…

Команда Свима спала.

Несколько нервных с рваным сном ночей и полных событий дней измотали Свима донельзя. Он спал, прикрыв рукой плечи Клоуды…

Его мерное дыхание и сигналы, поступающие со всех концов острова, навевали Сестерцию воспоминания событий, возможно, случившихся не с ним самим, а с кем-нибудь из Агариев, живших до него, и переданных ему по наследству. В тех воспоминаниях всё то, что сейчас окружало и будоражило органы чувств Сестерция, уже было и, быть может, неоднократно: ночь, неясные запахи, слабое дрожание почвы и звуки, издаваемые большим скоплением разумных, и тревожное ожидание близкой развязки происходящего…

Ольдим спал с открытым ртом и похрапывал, переходя порой на свист. Малион и Невлой грелись спинами. Малион рядом с могучим Невлоем казался прибитой к нему щепкой: плыла она себе, пока не наткнулась на неодолимую преграду – ни поднырнуть, ни перескочить её…

Наступало спокойное утро.

Его испортил монстр, выползший на берег прямо под бок Сестерцию, заставив того подхватиться и отойти в сторону.

Кто были предками монстра, то есть, какой вид животного, наземного или водного, с первого взгляда трудно было установить. Создатели его, наверное, не ставили перед собой задачу сохранения в этой разновидности животного мира земли каких-либо определенных целей – лепили всё, что подворачивалось под руку.

Плоские передние и задние лапы, еще не ставшие ластами, грозили острыми когтями. Лапы на бочкообразном теле с кольцевыми, похожими на сегменты, наростами казались приклеенными неумелой рукой младенца – вкривь и вкось, как аппликации. Бросалась в глаза впечатляющая пасть, обрамленная жидкими отростками-усиками толщиной в текеловую веревку, что сейчас