Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

один из современников: "…Ее величество императрица Мария Федоровна… за обедом просила, чтоб Лукин показал свою силу. "Ваше величество, с радостью исполнил бы ваше милостивое желание, но ничего не найду, что показать вам". В это самое время, как он оглядывался, поставил ему придворный лакей серебряную тарелку. Он потребовал другую. Государыня обратила свое внимание. Он взял в руки обе тарелки, свернул в дудочку самым легким образом, встал и поднес сверченные обе тарелки, – и так искусно, что нельзя было сказать, что тут две тяжелые серебряные тарелки".

Вскоре пришел указ о присвоении командиру "Рафаила" звания капитана 1 ранга. А затем началась усиленная подготовка к плаванию, и Лукин переселился к себе на корабль. До отплытия в южные моря оставались считанные дни.

* * *

Утром 18 августа 1806 года к уходящим в дальнее плавание судам прибыл парусным катером император Александр Первый. До этого император осмотрел только что вернувшийся из первого российского вояжа шлюп "Нева", капитан которого Иван Крузенштерн, доложивши обо всех перипетиях плавания, решил удивить императора и велел матросам скинуть рубахи. Александр долго с восторгом лорнировал бесстыдные полинезийские татуировки, коими щедро разукрасили себя первые кругосветчики.

– Как жаль, что мы приехали без дам! – посмеялся он, завершив свое ознакомление с экзотическим искусством "тату". – Представляю, как бы им пришлось сейчас краснеть, от сей папуасской живописи!

После "Невы" Александр наскоро осмотрел адмиралтейство и штурманское училище, после чего велел везти себя на отряд Игнатьева. Корабли его были выстроены в кильватерную колонну как раз на том месте, где в мае 1790 года Кронштадтская эскадра адмирала Круза отбросила в двухдневном сражении шведский флот от Петербурга. Игнатьев (сам участник тех событий) поставил именно здесь свои корабли не случайно, поставил со значением…

Едва в подзорные трубы был усмотрен императорский штандарт, как с кораблей загремели салютные залпы, пущенные по реям команды, разом закричали протяжное "ура". Александр был в тот день в хорошем настроении, а потому милостив и улыбчив. Здороваясь, он обошел все корабли.

Прибыв на "Рафаил", император спустился в трюм, отведал ложку матросской каши и оглядел абордажные орудия.

– А можешь ли ты, Дмитрий Александрович, пушку поднять? – ни с того ни с сего обратился он к Лукину.

– Это всегда можно, ваше величество! – улыбнулся тот. – Дело привычное! Подойдя к шестифунтовому фальконету, Лукин легко приподнял его руками и, оттащив шагов за десять, бережно поставил на палубу.

– Да, силой тебя Господь не обделил, – покачал головой император, затем он взял капитана за локоть, – С желанием ли идешь ты в поход?

– Какой же моряк, ваше величество, откажется от столь многотрудного, но славного плавания. Это же не в луже Финской карасями барахтаться!

– А в каком положении семейство свое оставляешь? – продолжал расспросы император.

– Известно в каком, – усмехнулся Лукин. – В ожидательном! На то она и семья моряка, чтобы с моря его поджидать. В остальном же надеюсь, что она сможет иметь покровителя в лице вашего величества!

– Не изволь беспокоится, Лукин, все, что должно, я исполню с тщанием. За семейство свое будь спокоен!

На "Рафаиле" сыграли парусную тревогу. Император, поглядывая на карманные часы, лорнировал бегавших по палубе матросов. Павел Панафидин заведовавший бизань-мачтой, изнервничался в конец, боясь к тому же порвать перед высочайшей особой свой единственный парадный мундир. Однако матросы справились со своей задачей прекрасно, да и мундир уцелел.

К Александру подошел Лукин:

– Паруса поставлены, ваше величество! Рифы взяты, а марсели подняты!

Александр еще раз взглянул на часы: с момента подачи команды прошло не более трех минут.

– Превосходно! Молодцам марсовым от меня по целковому, всей команде по лишней чарке, господам офицерам мое благодарение, а те, Дмитрий Александрович, спасибо и счастливого пути! – сказал Александр, покидая палубу "Рафаила".

Затем император отобедал у Игнатьева, рассеянно поглядел представленное ему там артиллерийское учение и, наконец, пожелав всем счастливого пути и боевых подвигов, убыл на катер, который сразу же взял курс на Петербург.

Вместе с большой императорской свитой прибыл и молоденький чиновник министерства иностранных дел Павел Свиньин. Ни командиру, ни офицерам было не до него. Чиновнику дали матроса и тот отнес его саквояж в одну из офицерских выгородок. Там чиновник и остался сидеть, с трепетом вслушиваясь в грохот салютационных залпов. Достав из саквояжа тетрадь в тяжелом переплете, чернильницу и связку гусиных перьев, чиновник отточил ножиком одно из них и записал на первом листе витиеватыми буквами "Приключения на флоте". Затем, молча, посмотрел написанное и переправил: "Воспоминания на флоте", прикинув, что к моменту возвращения домой все приключения уже станут воспоминанием. Эти воспоминания впоследствии будут читать многие поколения благодарных потомков…

Еще не скрылся из вида черно-желтый штандарт, как корабли Игнатьева начали дружно сниматься с якорей и вступать под паруса. Только в отношении "Флоры" все не было никаких указаний и никаких сигналов.

– А вдруг нас все-таки не пошлют? Вдруг решили оставить? – невесело переговаривались меж собой корветские офицеры, припомнив сразу ходивший слух о решении послать с отрядом вместо еще не готовой "Флоры" какой- нибудь старый шлюп.

Услышав такие речи, к разговаривающим подошел командир. Слухи о возможной посылке в Средиземное море старого шлюпа Всеволод Кологривов отверг сразу.

– Не было таких разговоров на верху! – сказал. – Не суетитесь, война только начинается и всем ее еще вдосталь достанется!

– Смотрите! – закричал внезапно кто-то из мичманов. – Катер с государем направляется к нам!

И точно! Катер Александра Первого уже полным ходом шел к одинокому корвету. Когда он поравнялся с "Флорой", стоявший во весь рост в кормовой каретке император зычно крикнул:

– Здорово, молодцы!

– Здравия желаем ваше императорское величество! – раздалось в ответ.

– Торопитесь… дивизиею… желаю… плавания! – ветер донес уже лишь обрывки фраз с быстро удалявшегося катера.

– Рады стараться! – заученно кричала вдогон команда.

– Ну вот, господа, а вы сомневались! – обернулся к своим офицерам Кологривов. Корабли Игнатьевна медленно растворялись в туманной балтийской дали.

* * *

Когда сутолока отплытия несколько спала капитан-командор Игнатьев велел звать к себе представителя министерства иностранных дел. Свиньин, робея, переступил комингс командирской каюты.

– Очень рад видеть у себя столь молодого, но важного гостя! – улыбаясь, поприветствовал Свиньина капитан-командор.

А когда после недолгого разговора выяснилось, что мать Свиньина является троюродной кузиной Игнатьева, последний, вообще, предложил перейти к отношениям родственным. Обедали уже вместе.

Представители министерства иностранных дел неизменно посылались на эскадрах, уходящих в дальние вояжи. Занимались чиновники мидовские переговорами и составлением необходимых документов, ездили как курьеры с особо важными бумагами