Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

Два храбрых воина, два быстрые орла,

Которых в юности созрели уж дела,

Которыми враги средь финских вод попраны,

Которых мужеству дивились океаны,

Переходя чрез мост, в Неве кончают век…

О, странная судьба! О, бренный человек!

Впрочем, ходили тогда в Петербурге и иные разговоры о том, что Хвостов с Давыдовым вовсе не погибли, а, инсценировав свою смерть, уплыли вместе мореходствовать в столь любимую ими Америку вместе со шкипером Вольфом. Но кто теперь может сказать, как на самом деле закончилась эта необыкновенная история двух верных друзей: лейтенанта Николая Хвостова и мичмана Гавриила Давыдова. Трудно сказать, как сложилась бы их судьба, если бы оба попали на эскадру Сенявина и вместо Тихого океана, отправились на Средиземное море. Но именно потому мы можем сегодня гордиться подвигами наших моряков не только на румбах моря Средиземного, но и на румбах Тихоокеанских.

Глава десятая

Отряд командора Игнатьева

9 июля 1806 года в Петербургском адмиралтействе пускалось на воду новое судно – корвет "Флора". Событие было не столь уж и редкое, а потому и вниманием особо никем и не удостоенное. Церемонию, правда, посетил Чичагов, но вице-адмирал куда-то торопился, и церемония прошла без особых торжеств.

– Начинайте! – нетерпеливо махнул перчаткой министр командиру корвета капитан-лейтенанту Кологривову.

Адмиралтейский батюшка скороговоркой отслужил молебен и окропил форштевень корвета святою водой. Корабельные мастера Яков Лебрюн и Иван Исаков в последний раз пробежали под днищем своего детища, глянули все ли ладно.

– На подпоры! – крикнул Исаков столпившимся поодаль мастеровым.

Те подбежали разом к удерживающим на стапеле судно балкам, и по команде Исакова в три удара выбили из-под них клинья. Балки рухнули и, освобожденный от пут корвет, медленно заскользил в воду. Смазанные салом полозья шипели и дымились. Еще минута и корпус "Флоры" закачался на невской волне.

– Ура! – закричали выстроенные вдоль берега матросы местного экипажа и портовых рот.

– Ура! – подбросили в воздух свои форменные шляпы-цилиндры, бывшие на палубе новорожденного судна члены команды.

Музыканты заиграли что-то веселое и бодрое.

Кологривов подошел с рапортом к Чичагову. Доложив по всей форме, сказал:

– Ваше высокопревосходительство! Офицеры корвета приглашают вас на торжественный обед в честь спуска судна!

– Спасибо! Спасибо! – закивал головой министр, – Но, увы, я очень тороплюсь! Прошу передать всем мои поздравления с сегодняшним праздником и извинения, что не могу разделить с вами праздничную трапезу!

Коляска с министром укатила. Рядом с командиром корвета улыбался французский корабел де ля Брюн-де-Сент Катерин, именуемый нашими для простоты обращения Яковом Яковлевичем Лебрюном. Французский мастер долгие годы служил корабельным инженером в Тулоне, откуда в революцию бежал в Турцию. Однако тамошние порядки тоже не пришлись по душе пылкому французу, и он перебрался в Петербург, где и нашел свою вторую родину. Минуют годы, и Яков Лебрюн возглавит кораблестроительное училище, станет инспектором корпуса корабельных инженеров и генерал- лейтенантом. Пока же он, вместе с русским мастером Иваном Исаковым, создал здесь свое первое судно, воплотившее лучшие черты российского и французского кораблестроения.

Корабельные мастера, в отличие от министра, уговаривать себя не заставили и тотчас присоединились к направляющимся на торжество. Гуляли весело с чисто русским размахом, отчего и вывели, непривычного к таким делам Лебрюна, из строя на несколько суток.

– Мне не трудно корабли строить! – стонал потом Лебрюн, возлежа дома на диване с мокрым полотенцем поперек лба, – Но как трудно постройку тех кораблей праздновать!

На следующий день Всеволод Кологривов занялся перешвартовкой своего судна к достроечной стенке. Мелкой работы на корвете предстояло еще много. Начиная от установки мачт с такелажем, кончая погрузкой всевозможных принадлежностей. Времени на раскачку и, вправду, не было никакого. Корвет уже был зачислен Чичаговым в состав вспомогательной эскадры, отправляющейся в поддержку Сенявину.

Так начала свою недолгую жизнь "Флора", корвет, чья судьба надолго оставит свой трагический след в истории отечественного флота.

После завершения достроечных работ, "Флора", наконец-то, впервые оторвалась от берега. С вооружением торопились так, что в помощь команде по приказу командира порта прислали даже несколько десятков кадет из Морского корпуса. Но вот корвет на рейде. Вид нового блистающего свежей краской судна, всегда приятен морскому глазу, а потому проходящие мимо яличники, не стесняясь, выражали свой восторг:

– Ну и "Флора", ну и пава! Расфуфырилась, что девка на выдане! Хоть счас под венец! Поглядим ка, еще, как эта краля в море покажется, матрозу ведь кораблик не для любования потребен!

Однако, как со снаряжением корвета не торопились, но к моменту выхода из Кронштадт отряда, до конца все доделать так и не успели. Уходящие в Средиземное море корабли давно были уже собраны в полной готовности на Большом Кронштадтском рейде, а "Флору" все еще чем-то лихорадочно загружали, что-то доделывали и переделывали. Никто еще не знал, включат или не включат еще толком не достроенное судно в число уходящих.

* * *

Определился окончательный состав уходящей в поддержку дивизии Сенявина эскадры. Линейные корабли: 80-пушечный "Сильный" под брейд-вымпелом капитан-командора Игнатьева, 80-пушечный "Твердый" капитана Малеева, 78- пушечный "Рафаил" капитана Лукина, 66-пушечный "Мощный" капитана Крове и 60-пушечный "Скорый" капитана Шельтинга. Кроме этого: 36-пушечный фрегат "Легкий" капитан-лейтенанта Повалишина, 30-пушечный шлюп "Шпицберген" капитан-лейтенанта Малыгина, корвет "Флора" капитан- лейтенанта Кологривова и 14-пушечный катер "Стрела" лейтенанта Гамалея.

Все корабли и суда только что со стапелей, а потому исправны и вооружены по последнему слову. Командиры, офицеры и команды тоже отобраны особо. Много слухов вызвало назначение командиром столь большого соединение ни адмирала, коих было на флоте Балтийском в избытке, а тридцатипятилетнего капитан-командора Игнатьева, который и чин-то свой командорский всего несколько месяцев назад получил. На назначении Игнатьева настоял министр Чичагов. Когда Александр Первый засомневался было: стоит ли посылать начальником столь молодого офицера, Чичагов намекнул царю, что Игнатьев с его императорским величеством почти ровесники.

– К тому же лучше слать в бой молодых да дерзких, чем старых и боязливых! – привел свой последний довод.

– Пусть будет по сему! – кивнул император и бумагу о назначении подмахнул.

В протежировании Ивана Игнатьева в обход иных, более заслуженных начальников, был у Чичагова и свой резон. Дело в том, что сам министр добрался до вершин власти в весьма не старые лета и, через ступени прыгая, что вызывало зависть и брюзжание обойденных. А потому Чичагов резонно считал, что чем больше будет рядом с ним молодых и толковых, тем быстрее удастся