Я, Великий И Ужасный - Изяслав Кацман

— Он спрашивает — переводит тенхорабит — Ты, в самом деле, хочешь сделать грамотными всех жителей своего острова?

— Для начала тех земель, в которых моя власть крепка — говорю.

— Брат Сшанро сказал, что Ирс поможет тебе в любом случае — верный соратник Шонека пересказывает слова посольского работника, а тот что-то быстро пишет в книжице с обложкой из какого-то синтетического материала.

— Хорошо, тогда я прикажу Шонеку и его ученикам подготовить книги по письму и счёту на языке Пеу. Передадим в посольство через твоих здешних собратьев.

Хиштта послушно перевёл. Ирсиец улыбнулся, и ответил длинной фразой.

— Брат Сшанро обещает, что посольство Ирса в Шущим-Вохе твой заказ выполнит, как только им будут предоставлены составленные учебники. Напечатают столько, сколько будет нужно. Хоть пятьдесят тысяч.

— Скажи, что Сонаваралингатаки, глаза, уста и десница Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы, заранее благодарит почтенного Сшанро.

— Сшанро говорит, что его участие в этом деле не стоит благодарности. Благодарить нужно народ Ирса, который всегда готов помочь желающим приобщиться к новым знаниям — переводил тенхорабит речь дипломата — Брат Сшанро приятно удивлён, что в столь отдалённом от признанных центров Хшувумушщи месте, как твой остров, среди наделённых властью есть люди, смотрящие очень далеко в будущее. Он хотел бы поговорить с Сонаваралингой-таки ещё, но сейчас брат Сшанро вынужден прервать беседу, ибо его ждут дела.

— Рад был пообщаться с посланником Ирса — отвечаю — Жаль, что дела не позволяют почтенному Сшанро уделить мне больше времени. Мне бы хотелось послушать о жизни в стране Ирс.

Тот же порывисто встал, обвёл всех сидящих в комнате, улыбнулся уголками губ, на прощанье вскинул на уровень плеча согнутую в локте правую руку со сжатым кулаком и вышел.

Глава шестнадцатая

В которой герой выступает в несколько неожиданной для самого себя роли

"Ветер по морю гуляет, и кораблик подгоняет" — крутилось в голове пушкинское. В нашем случае, правда, "корабликов" было целых четыре: два наших шухона, только что сошедших со стапелей тоутской царской верфи, и два парусника вохейского Флота Внешнего Моря. Посудины Старшего Брата нашей правительницы несколько уступали первенцам "Оловянной компании", даже нагруженным чибаллой, в скорости, зато намного превосходили в размерах и грузоподъёмности. Потому движение эскадры определяли именно наши новые друзья.

Мне, к сожалению, не удалось отвертеться от сомнительной чести, вместе с нашим "упавшим намоченным", плыть на "Копье Шхиштубала", в компании посла Повелителя Четырёх Берегов и его свиты. Тагору же посчастливилось избежать общества столь высокопоставленной особы, оказавшись с остальными папуасами, размещёнными пассажирами на "Молоте Тинхи". А новые приобретения нашего торгового общества — "Пилапи Великий" и "Каноку Завоеватель" — кроме шести сотен слитков олова везли принятых на службу наёмников и очередную партию тенхорабитов.

Причём, в отличие от предыдущих групп сектантов, эта поголовно состояла из квалифицированных ремесленников. Здесь были специалисты самых разных профессий, но выделялась среди них сплочённая кучка мастеров, до недавнего времени работавших на металлообрабатывающей мануфактуре столичного вельможи, ставшего первой жертвой разборок среди вохейской знати, спровоцированных восстанием, в котором засветились Люди Света и Истины.

Простая смена хозяина, на первый взгляд, не грозила серьёзными неприятностями рядовым кузнецам и литейщикам — никто же не собирается резать курицу, несущую золотые яйца. Но тенхорабиты начали разбегаться: одно дело работать на уважающего их веру и неплохо разбирающегося в производстве и связанных с эти тонкостях и проблемах Кушму-Тухчу, а совсем другое — иметь дело с Тушхами, для которых мастерская не более чем источник денег.

Ещё двое из числа пассажиров вели себя тише воды ниже травы, и об их профессиональной принадлежности никто, кроме посвящённых не знал. Что и понятно: если до работников частного предприятия вохейским властям особого дела не было, то изготовители "палеовийских жезлов" из царской оружейни стояли на особом учёте.

Хиштта планировал вообще отправить их на попутных купцах "односторонними" матросами, причём порознь. Но я, помня, что лучше всего прятать листья в лесу, решил, что рядом с вохейским посольством беглецам проще остаться "невидимыми". Так и вышло: относительно сложно было им попасть только на борт "Пилапи Великого", а ни в Шутир-Шуфе, ни в Цхолтуме никому не пришло в голову проверять на предмет подозрительных пассажиров корабли, относящиеся к эскадре, посланной Повелителем Четырёх Берегов в "визитом доброй воли" к иноземной правительнице.

Что до самого посла….

Господин Мудая-Хитва, чьё назначение было результатом малопонятной мне подковёрной борьбы в окружении Тишпшок-Шшивоя, мне отчасти напоминал икутнского наместника, хотя и принадлежал к партии, враждебной нашим "друзьям" Тушхам. Дядя Шиншоя уже успел высказаться насчёт "конкурирующей фирмы" в беседе, которую мы с ним имели на прощание: дескать, не знают, как нагадить, так сунули на должность посла своего никчёмного родственничка. По словам держателя печатей и жезла, никто из посторонних ничего об оловянных махинациях ещё не успел разнюхать, и клан Хитва своего человека пропихнул сугубо "из вредности", чтобы Тушхам жизнь мёдом не казалась.

Языковый барьер немного мешал общению с благородным Мудаей (ну и имечко мужику дал родной папаша), но первое впечатление о нём полностью подтверждало версию Падлы-Тушхи: дослужившийся до цбу-шихета, по-военному прямолинейный, представитель вражеского клана мало подходил в качестве участника интриг при дворе иноземной правительницы.

Обстоятельства, заставившие свежеиспечённого командира гвардейского цаба переквалифицироваться в дипломаты, были довольно туманными. Дядя моего друга-наместника отделался самыми общими фразами. Информаторы-тенхорабиты ничего, кроме слухов, сообщить не смогли. Но, судя по однообразию сплетен, касающихся персоны бравого вояки, нужно было "шершать ляфаму". Что именно вызвало монарший гнев, только благодаря высокопоставленным родственникам вылившийся не в заключение в каменный мешок или удавливание по-тихому, а всего лишь в замаскированную ссылку, оставалось только догадываться. Хиштта пересказал добрый десяток гуляющих по Шущим-Вохе версий: от массовой дефлорации незамужних девиц из аристократических семей до аналогичных по масштабу деяний в гареме Повелителя Четырёх Берегов.

Два пункта оставались неизменными во всех вариантах: явно амурная подоплёка превращения бравого вояки в посла, а также сугубо гетеросексуальный характер действий Мудаи. Впрочем, свою аномальную для местных ориентацию строго на противоположный пол он недвусмысленно продемонстрировал, протащив на "Копьё Шхиштубала" наложницу. Разумеется, славный представитель рода Хитва выдавал девку за обычного мальчика-раба для сексуальных утех, но никого эта неуклюжая попытка соблюсти нормы приличия не обманывала. Ретабушва, капитан корабля, и все его офицеры старательно делали вид, что не замечают творимого высокородным пассажиром безобразия — ни характерного шума из его каюты по нескольку раз в день, ни ежевечерних омовений наложницы на нижней палубе возле гальюнов, когда никого из экипажа в тот закуток не