В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

Прошли недели и месяцы. После почти двух лет заключения мы получили первые письма из дому. Наши ответы на эти безнадежные письма стали для наших семей первым свидетельством того, что мы уцелели в войне и все еще живы в плену. В конечном итоге наши товарищи из Австрии и пленные из Эльзаса были выпущены из лагеря и вернулись домой. Искусно проводимая Веной международная политика оказала влияние на наших поработителей. Ходили слухи, что и пленные из Германии тоже освобождаются. Также улучшился паек, но все равно оставался значительно ниже минимальных здоровых потребностей.

В этом лагере я также повстречался с последним офицером штаба нашей дивизии майором Дешампом. От него я узнал о судьбе других бойцов моей части. Во время нашей капитуляции в ночь с 8 на 9 мая 1945 г. капитан фон Вахтер из нашей дивизионной артиллерии сумел подняться на борт парома, который достиг с пассажирами берегов Швеции возле Мальме. В июне 1945 г. между шведским правительством и Советским Союзом было достигнуто соглашение о том, что эти солдаты будут возвращены советским властям. Шведские военные круги выразили по этому поводу энергичный протест, но оказались бессильны помешать передаче интернированных солдат. Узнав, что его выдадут в руки Советов, фон Вахтер перерезал запястья и был найден в бессознательном состоянии. Его поместили в госпиталь в Мальме, где он вылечился и впоследствии был выдан Советскому Союзу.

Как-то ранним летним утром, работая в своей бригаде, мне выпала неожиданная удача, когда я разгружал бревна с телеги, которая ранее использовалась для перевозки на фабрику маковых цветов, где их перерабатывали на корм свиньям. В уголках и в трещинах деревянного дна телеги я нашел цельные твердые семена, которые, если отделить от шелухи и жевать, давали столь необходимые организму калории. Также нам удавалось извлекать кукурузную мякоть из сырья на фабрике, которое использовалось для обработки грубой бумаги.

Капитан Вальтер Шахтерле в курляндской армии был офицером связи. Однажды утром Шахтерле в знак протеста против плохого питания вместе с испанскими офицерами отказался выйти на работу. Также намечалось, что в этом протесте примут участие и рядовые; однако последние оказались под огромным давлением антифашистской группы и не присоединились к офицерам.

Взбешенная солдатня ворвалась в бараки и с автоматами наперевес заставила нас построиться снаружи. Потом из строя вывели Вальтера Шахтерле и двух испанских офицеров и отправили в одиночки. Их приговорили к пожизненному заключению — обычно это двадцать пять лет — за саботаж и скоро перевели в другой лагерь далеко на востоке в киргизской степи. В последний момент перед их отправкой мне удалось поговорить с ним, и он попросил меня сообщить его родителям о том, что произошло. Впоследствии я смог выполнить это обещание. Отец Вальтера был генеральным директором немецкой фабрики по производству линолеума в Битигхайме и затратил еще два года на то, чтобы через шведского посредника выяснить местонахождение своего сына. В конечном итоге он сумел добиться освобождения Вальтера, тайно заплатив советским властям крупную взятку в американских долларах. Мы с Вальтером вновь встретились в 1950-х гг. и отметили это в славящемся вином уголке Германии возле Фельбаха.

Для нас перестали быть неожиданными допросы, которые происходили без системы и без предупреждения. Особенно частыми объектами советской контрразведки являлись бывшие офицеры полиции, служащие полицейского полка из Риги и немногие уцелевшие солдаты из войск СС. В результате таких допросов многие пленные просто исчезали из наших рядов, переводились в другие лагеря, где подвергались дополнительным наказаниям. В числе выделяемых пленных были командиры полков, офицеры штаба и генералы. Эти лица, пережившие мучения в России, в конце концов были выпущены на свободу в 1955 г. благодаря неутомимым усилиям немецкого канцлера Конрада Аденауэра.

Меня обычно допрашивали в присутствии двух советских армейских офицеров, женщины в форме непонятного звания и двух антифашистов, а также неизменного переводчика. Меня всегда просили повторить мое звание фашистского офицера и места, где я служил во время войны. Допрашивавшим была известна боевая история 132-й пехотной дивизии. Один из главных вопросов, похоже, концентрировался на персональном:

— Что вы ели?

— Консервы! — всегда отвечал я.

— Консервы, да, Берлин? — задавала вопрос комиссия.

— Да, да, Берлин! Из Управления снабжения сухопутных войск! — отвечал я.

Heereszeugamt — это отдел, отвечающий за поставку военной формы для армии; однако этот ответ, кажется, всегда создавал в них чувство удовлетворения, может быть, потому, что они полагали, что получили от меня информацию об официальной организации, и при повторных допросах я никогда не отклонялся от этого ответа. Комиссия пыталась вынудить меня признаться, что иногда я питался конфискованной свининой, говядиной или курятиной.

Я упорно отвечал:

— Консервы.

После одной из очередных серий моих допросов комиссия вызвала танкиста обер-лейтенанта фон Постеля. Под давлением он в конце концов признался, что однажды зарезал свинью, за что был немедленно обвинен в «краже советской собственности» и приговорен к двадцати пяти годам трудовых лагерей усиленного режима. В итоге благодаря усилиям Аденауэра он был освобожден в 1955 г.

В апреле 1947 г. трудовая бригада подготовила вагоны для перевозки скота на станции Боровичи, оборудовав их нарами и самодельными уборными. В один из теплых дней после полудня были собраны пленные из «рабочей группы III» и посланы на станцию для переезда. Среди них был и я, и наши сердца стучали в надежде, что вот-вот начнется наше последнее путешествие к свободе. Когда поезд тронулся, я по положению солнца определил, что мы едем на юг в сторону Москвы.

1 мая поезд заскрежетал и остановился на узловой станции возле Москвы, и мы очутились на путях на западном берегу реки Москвы. Присмотревшись сквозь щели в стенках вагона, мы с удивлением увидели, как синее небо пересекают в различных направлениях незнакомые самолеты, оставляя за собой следы дыма в виде звезд. На расстоянии примерно 2 километров мы разглядели красные флаги, развевавшиеся над стенами Кремля, поскольку жители праздновали Первое мая.

Нам разрешили выйти из вагонов и оставаться между путями. Ни у кого не было и мысли о побеге, и мы были полны надежды, что наша поездка будет продолжена в западном направлении. После того как мы провели бессонную ночь, поезд тронулся, но, к нашему разочарованию, на юг, в конце концов пересек мосты через Дон и направился в глубь Кавказа. Сейчас пошли слухи, что нас везут в восстановительный лагерь, после чего можно ожидать освобождения.