В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

Меня снова охватил острый приступ поноса, и мне приказали пойти в глинобитные бараки, служившие лагерным госпиталем. Доктор Колер из Гейдельберга, позднее описанный в фильме «Доктор Сталинграда», предписал древесный уголь. И тут также впервые я увидел большие коробки с леденцами, поставлявшиеся благотворительной организацией «Карита». В коробках, надписанных по-английски, были таблетки с витамином В. Меня также удивили ежедневные посещения госпиталя неким русским майором — лагерным терапевтом. Я обращался к нему «господин майор» вместо обычного «товарищ». Титул «господин» пришел из старого русского языка, где означал «хозяин», «властитель», и использование такой формы обращения вместе с маленьким подарком из резных фигур доставило ему огромное удовольствие. Я также подарил ему написанный углем пейзаж, который его восхитил.

После лечения от поноса, который, кажется, мучил меня постоянно, я снова оказался в «рабочей группе III». В предрассветные часы трудовые отряды отправлялись на работы, а мне разрешалось покидать лагерь без охраны и идти небольшое расстояние до русских бараков, где была комната этого майора. В этой просто обставленной комнате мне разрешалось копировать иллюстрированные наставления из медицинской книги, напечатанной в 1900 г. в Вене. Я изготовил из конского волоса с соседней фермы кисти и перья. Майор доставал мне тушь в маленьких сухих кубиках, которые перед использованием надо было смешивать, а с бумажной фабрики получали немного густой краски, отчего я мог раскрашивать рисунки. Потом господин майор раздавал эти рисунки медикам ближайших политических клиник, устроенных для отдыха и восстановления сил советским рабочим классом.

На Новый, 1948 г. советским правительством была проведена денежная реформа. Шахтеры из района Кавказа собирались толпами на вещевых рынках, приезжая туда на мелкорослых лошадях и ослах, чтобы обменять огромные пачки банкнотов там, где раньше они покупали табак и разные товары. Многих из них арестовывали и задерживали за нелегальную торговлю валютой, несмотря на то что они не ведали, что совершают какое-то преступление. Рабочих, неумышленно совершавших серьезное преступление, часто приговаривали к лагерям усиленного режима и отправляли в Сибирь. Эти меры, принимаемые правительством в далекой Москве, еще более отчуждали от него население, ценившее свою независимость от центральной власти.

Среди пациентов лагерного госпиталя был Зепп Карцер, бывший кассир из Аугсбурга. В конце концов он умер от недоедания, но перед его кончиной из Москвы пришло распоряжение, требующее в будущем тщательного расследования каждого случая смерти военнопленных. Скорее всего, эта мера была принята под давлением со стороны международного Красного Креста.

На утро смерти Карцера мне с несколькими другими пленными было приказано погрузить его тело в кузов «студебеккера». Немецкий лагерный врач и господин майор заняли свои места в кабине машины, а нам сказано сидеть в кузове рядом с телом усопшего. Водитель повел машину по ухабистой дороге в направлении Сочи, и приходилось крепко удерживать Карцера, чтобы его тело не выскочило из открытого кузова.

Конечным пунктом нашей поездки была клиника в форме подковы, расположенная в покрытой травой местности. У здания было три этажа больших деревянных веранд, и было видно, как на верхних этажах собирался медицинский персонал в белых халатах глазеть, как мы выгружаем из автомашины тело Карцера. Мы занесли тело в здание и положили его на столе, где нас немедленно окружили доктора и медсестры, собравшиеся свидетельствовать, как доктор Колер будет проводить вскрытие. Во время этой процедуры доктор комментировал свои выводы, которые записывались одним из присутствующих.

Во время этого осмотра я выскользнул наружу и стал изучать территорию госпиталя, скоро при этом обнаружив кухню. Мне удалось получить порцию каши, которую я наложил в мой неразлучный котелок. Возле входа на кухню был большой колодец, а в саду по соседству я нашел чеснок и красный перец. Я пригоршнями заталкивал все эти деликатесы в продуктовую сумку рядом с котелком, когда услышал крики: «Бидерман, сюда! Надо воды!» В ответ на призыв я схватил ведро воды, стоявшее прямо на полу в кухне. Господин майор и доктор Колер стали мыть руки после «операции», а потом доктор Колер передал это ведро медицинскому ассистенту, ждавшему рядом. Ассистент пошел к кухонной двери, вылил воду в саду, наполнил ведро из колодца, не полоща, и вернул его полным на кухню без какой-либо чистки.

Скоро мы уехали, увозя обратно тело Карцера. На обратном пути посреди белой простыни, покрывавшей тело, появилось розовое пятно. После приезда его отнесли на небольшой холм, где находилось лагерное кладбище, и похоронили среди других наших товарищей, умерших уже пленными. Местные жители говорили нам, что в 1917 г. в этом лагере жили пленные, строившие дороги через горы, и их могилы также находятся на этом кладбище.

Вслед за переменами в политике из Москвы пришло распоряжение указывать на могилах имена пленных, там похороненных. От господина майора я получил список имен недавно умерших пленных, и мы сколотили грубые кресты, на которых я написал их имена из списка краской, смешанной с мелом и керосином. Потом я сумел украсть и увезти в Германию список из примерно пятнадцати имен, спрятав его в подошве своих деревянных башмаков, и имена были переданы в Красный Крест. Так было обеспечено финальное разъяснение судьбе ничтожного числа тех, кто числился среди пропавших на Востоке.

ГАГРИЛОВО

Господин майор постарался, чтобы я попал в маленький специальный лагерь возле Гагрилова. В этом лагере, за который он также отвечал, содержалось около пятидесяти больных пленных. Раньше в тени Кавказских гор неподалеку располагался крупный трудовой лагерь, и лишь недавно он был расформирован. Намечалось, что здесь будут собраны пленные как рабочая сила для строительства огромной плотины гидроэлектростанции. Лишь недавно от этих планов отказались после консультации с группой немецких пленных, состоявшей из инженеров и техников соответствующей специальности, включая геолога Вольрата из моего родного города. Осмотрев площадку, они заявили русским, что объема воды в сочетании с уровнем испарения в этом теплом климате не хватит для выработки нужного количества энергии для привода в движение турбин. На место была прислана высокая комиссия из Москвы, и тут русские выявили ошибку в проекте; так что гидроэлектростанцию пришлось строить в другом месте. В соседних горах были большие склады оборудования, которое намечалось использовать для строительства дамбы.