Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

вопрос, что означает восьмилетка, выражают недовольство разделением обкомов по производственному принципу, частыми структурными изменениями. Брежнев критиковал Хрущева за то, что он заявил о восьмилетке, не посоветовавшись. Он заявил, что Хрущев общался с членами руководства с помощью записок. Закончил он свое выступление предложением высказаться о положении, сложившемся в Президиуме ЦК из-за непартийного обращения Хрущева с его членами.

Следом за Брежневым говорил Хрущев. Его выступление, судя по краткой записи Малина, было скорее уклончиво-осторожным. Он признал аргументы Брежнева вескими, заявил о своей любви к партии и о желании быть полезным ей. Он выразил сожаление, что не замечал и не ожидал такой негативной реакции на свои записки, которые «посылал членам Президиума по всем вопросам». Хрущев защищал разделение обкомов: по его мнению, это не противоречит единому руководству. Он признал, что «допускал раздражительность» по отношению к другим людям, но тут же заявил, что считает участников заседания своими «друзьями-единомышленниками» и готов работать, «насколько хватит моих сил».

В отставку Хрущев явно не собирался. Но именно этого от него и добивались.

Следом за Хрущевым выступил Шелест. Выступление первого секретаря ЦК Компартии Украины имело особое значение. Украина традиционно была вотчиной Хрущева. Шелест, сказав стандартные слова об огромных успехах, достигнутых партией и страной, заявил, что на этом фоне «резко видны недочеты и промахи». По его словам, существует переоценка успехов и новых идей. И дальше он подверг Хрущева сокрушительной критике: волевые решения, срывы, возникает много вопросов, нужно давать ответы. Пленумы партии, по его мнению, превращались в партактивы. Шелест заявил, что он не согласен с запиской Хрущева о реорганизации управления сельским хозяйством, приложенной к документам по подготовке ноябрьского Пленума ЦК КПСС, так как в этих предложениях принижается роль парторганов.

По словам Шелеста, из-за бесконечных реорганизаций невозможно набрать людей для работы в партийных органах, провалились объявленные Хрущевым в 1957 г. планы «догнать и перегнать Америку», не выполнены планы по строительству жилья, обещали повысить зарплату — тоже не выполнили. «О разделении обкомов — не на правильном пути стоим,— записывал Малин слова Шелеста,— нельзя молчать. О планировании — коллективно надо решать, а не единолично решать. Последнее заседание о плане — мы ничего не поняли — ответственность и права республик, ответственность есть, а прав нет».

Воронов заявил: «В результате неправильного и непартийного отношения т. Хрущева создалась нетерпимая обстановка. Возник новый культ личности Хрущева. ...По существу, коллективного руководства нет. Не терпит никаких замечаний. ...Окрики, оскорбления».

Ф. Р. Козлов, к этому времени уже тяжелобольной человек146, в недавнем прошлом «второй секретарь ЦК КПСС», с горечью и личной обидой говорил, что Хрущев — «гибрид инженера с агрономом», запрещал вмешиваться в дела управления: «В такие-то вопросы не лезь, их т. Хрущев ведет». «Запрещаете ездить по областям,— говорил Козлов, обращаясь к Хрущеву.— Вы заявляете мне — на экскурсию захотел. Мне говорил — вы самый опасный человек, говорил — запрещаю заниматься сельским хозяйством. Оборонной техникой не занимаюсь». «Разве можно принижать райкомы? — комментировал Козлов планы Хрущева по реорганизации сельского хозяйства.— В записке много чепухи. В ваших рекомендациях не знаешь, что правильно. Реорганизации — только и сидим на этом». Козлов осудил раздел обкомов по производственному принципу и заявил о необходимости «прекратить практику сосредоточения власти в одних руках». Именно Козлов первым предложил «отпустить на пенсию» Хрущева.

Выступление Шелепина отличалось тщательной подготовкой. Запись Малина свидетельствует о том, что в основе речи Шелепина лежал доклад, подготовленный Полянским. Совпадает структура этих двух текстов, отличия касаются главным образом обстоятельств их «озвучивания». Шелепин, опытный оратор, учитывал реакцию своих слушателей. Поэтому он начал с обращения к Хрущеву: «Говорю искренне, зачем вам было выступать со вступительным словом?»

Дальше следовало осуждение единоличной власти Хрущева, того, что пленумы при нем превратились в митинги, что он, сосредоточив в своих руках власть, стал ею злоупотреблять, в результате сложилась нетерпимая обстановка и культ личности, что Хрущев нарушает ленинские принципы руководства. «Характеристика, данная Лениным Сталину, полностью относится к вам,— заявил Шелепин.— Зачем вы натравливаете друг на друга? Роль членов Президиума ЦК принижена. Среди членов Президиума ЦК нет друзей, окружили себя сомнительными людьми. Т. Поляков147 гнусную роль играет. Потеряли скромность».

Близость к «докладу Полянского» особенно видна в экономическом разделе выступления Шелепина. «Откуда вы взяли — дела у нас идут хорошо? Темп за 10 лет — упал, национальный доход с 11 до 4% упал. Волевые указания наносят вред. О строительстве — строим 4-5-этажные дома. В сельском хозяйстве — карусель. 130 тыс. "елочек"148 лежит, на 36 коп. за 5 лет увеличилась материальная заинтересованность»,— конспектировал Малин следом за Шелепиным, не подозревая, что тот слово в слово воспроизводил «доклад Полянского».

Шелепин обвинял Хрущева в попытках разогнать Академию наук, в том, что перестройки в промышленности оторвали науку от производства.

Объектом резкой критики Шелепина стала внешняя политика Хрущева. Председателю КПК не нравился курс на мирное сосуществование:

«С империалистами мы должны быть на страже. Отступаете от главной линии» — авантюры Хрущева в Суэце, Берлине, на Кубе. «Кубинский кризис — авантюра, жонглирование судьбами народов»,— заявлял Шелепин.

Не забыл он и о «рязанском деле», о том, с каким удовольствием Хрущев принимает всевозможные премии, и даже об утверждении Хрущева, что «Октябрьскую революцию совершили бабы».

Отметим еще раз: для выступления Шелепина характерна не только последовательность в критике всей деятельности Хрущева, но и то, что это выступление основывалось на «докладе Полянского».

С осуждением Хрущева выступили Кириленко, Мазуров, Ефремов, Мжаванадзе. Они критиковали Хрущева за эксперименты в сельском хозяйстве, в партийном строительстве, за авантюризм планов «догнать — перегнать», за грубость и хамство, зато, что «национализм процветает».

Влиятельнейший член Президиума ЦК Суслов, выступая, заявил, что «нет здоровой обстановки, в Президиуме ненормальная обстановка с точки зрения деловой. Генеральная линия правильная. Нарушение ленинских принципов руководства, и далеко пошли в нарушении, практически невозможно высказать иное мнение, оскорбительно относитесь к работникам, все положительное приписывается Хрущеву, недостатки — обкомам. Поощряете подхалимов,— записывал

Малин за Сусловым,— сигналам придаете большое [значение] — от семьи. Семейные выезды. Поездки Аджубея неполезны. Талантливый — торопливость есть, шумиха в печати, самореклама, во внешней политике — апломб. В беседе с японскими социалистами наговорили много лишнего».

Выступавшие следом за Сусловым Гришин, тогда профсоюзный функционер, председатель ВЦСПС, и Рашидов, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, повторили основные положения предшествовавших выступлений, расцветив их подробностями из своих сфер деятельности. Гришин сетовал на непонимание Хрущевым роли профсоюзов, а Рашидов критиковал эксперименты с планированием.

После этого в заседании Президиума