Блондинка. Том II - Джойс Оутс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вам, наверное, казалось, что Гейбл ненастоящий? Что он не может умереть, как любой из нас, от сердечного приступа, буквально через несколько недель?..
Теперь, когда Монро уже пошел тридцать пятый год, становилось ясно, что ей уже никогда не стать снова молоденькой девушкой. И волосы у нее теперь были постоянно белыми, тонкими и белыми, а глаза! — эти по-прежнему красивые глаза постоянно слезились и смотрели невидяще (даже перед объективом камеры, перед которой Монро всегда красовалась, как перед возлюбленным). И даже когда ты говорил с ней, вид у нее был совершенно отсутствующий, словно перед ней были не люди, а некие навеянные снами образы, они вставали перед глазами и тут же блекли и исчезали, и от них не оставалось даже воспоминаний. И однако же Монро редко когда отвечала невпопад, часто острила, была весела, «работала» Монро, чтобы заставить вас улыбнуться.
В этой сцене Прекрасная Принцесса в блузке, джинсах и высоких ботинках и Темный Принц в ковбойском костюме и широкополой шляпе гуляли по пустыне, вдыхая резкий запах полыни. Ночь была тихая, звездная. А киномузыка звучала так тихо, что ее почти не было слышно. В отдалении мерцали огоньки Рино, небо над ним было окрашено странными фосфоресцирующими отблесками, как темная вода ночного моря.
Она говорила:
— Смешно, что все должно закончиться вот так!
Он возражал:
— Не надо так говорить, дорогая. Для тебя еще ничего не кончено, тебе до этого далеко.
Она отвечала:
— Да нет, я хотела сказать здесь, в пустыне Невада, мистер Гейбл…
— Сколько надо говорить, Мэрилин, что для тебя я просто Кларк. Сто раз, тысячу?
— К-Кларк! Когда моя мама была маленькой девочкой, она намекала, что мой отец — вы. — Норма Джин выпалила эти слова на одном дыхании и туг же поспешила исправить ошибку: — Вернее, я хотела сказать, что, когда я была маленькой девочкой, моя мама говорила, что вы — мой отец.
Гейбл фыркнул, а потом так и покатился со смеху. И заметил:
— Так давно?
Она, вцепившись в его руку, пылко возразила:
— Да перестаньте! Не так уж и давно я была маленькой девочкой, К-Кларк.
Он добродушно заметил:
— Черт, я ведь уже старик, Мэрилин. И тебе это прекрасно известно.
— О, мистер Г-Гейбл, никакой вы не старик! И никогда им не будете. Все остальные просто приходят и уходят. Вот я, я просто блондинка. А блондинок на белом свете полным-полно. Но вы, мистер Гейбл, вы будете всегда. — Она произнесла эти слова таким умоляющим тоном, что Кларк Гейбл, будучи истинным джентльменом, согласился с ней, из вежливости:
— Конечно, милая. Раз ты так говоришь.
Несколько перенесенных им сердечных приступов оставили неприятное ощущение собственной уязвимости и смертности. Но, несмотря на это, он в отличие от остальных никогда не ворчал при задержках в съемках, не жаловался на непрерывный стресс, вызванный неадекватным и непредсказуемым поведением Монро. Просто она нездорова. Она бы и рада поправиться, но не может. Не жаловался он и на то, что съемки проходили в пустыне, где царит такая страшная жара. И, играя Гэя Ленгленда, работал без дублера, сам стрелял, сам проделывал разные ковбойские трюки. И даже угодил в смертельно опасную ситуацию, когда зацепился сапогом за веревку и грузовик, двигающийся со скоростью миль тридцать пять в час, тащил его следом. О, Гейбл, как никто, понимал, что смертен! Однако это не помешало ему недавно жениться на совсем молоденькой женщине. И сейчас жена его была беременна. Разве не говорило это о том, что он проживет еще долгие годы? Хотя бы для того, чтобы видеть, как растет и взрослеет его ребенок?
В прежнем, старом Голливуде так бы и произошло.
Волшебная сказка. Блондинка Актриса и сама была готова поверить в эту волшебную сказку, написанную мужчиной специально в подарок ей. Была готова поверить не только в то, что отважная Рослин могла спасти целый табун диких мустангов, но и в то, что диких мустангов вообще надо спасать. Из сотен таких лошадей, кочующих по пустыне, осталось всего шесть, причем одна из них была еще жеребенком. Жеребенок, весело потряхивая гривкой, галопировал рядом с матерью. Отчаявшиеся мужчины ловили их лассо, и это было жестоко, но только таким образом можно было спасти животных от смерти. От ножа мясника, чтобы они не превратились в собачий корм.
Здесь, на Диком Западе, уже давно не было места романтике. Мало что осталось и от идеалов и истинного мужества. Тут царил суровый «реализм» в самой неприглядной своей форме, именно такая картина должна был предстать перед зрителями. Одна лишь Рослин могла спасти мустангов, и помогала ей в этом медленно закипавшая ярость женщины. Одна Рослин могла сломя голову броситься в пустыню; осторожная по природе своей Блондинка Актриса была не способна на это. Рослин бросалась и действовала, и ее режиссер разрешал актрисе выплеснуть все накопившиеся ярость и гнев при виде жестокости мужчин. («Но я не хочу крупных планов. Не хочу, чтобы меня видели орущей во всю глотку».)
Она орала мужчинам: Лжецы! Убийцы! Лучше бы сами друг друга поубивали! Она кричала в пустоту пустыни Невада до тех пор, пока не начинало драть в горле. Пока вся полость ее рта, усыпанная язвочками и ранками, не начинала ныть от пульсирующей боли. Пока в глазах не лопалось еще несколько мелких сосудиков. Пока сердце не начинало стучать так, что казалось, того гляди разорвется. Ненавижу! Лучше б вы сами сдохли, все до одного!
Возможно, она адресовала эти крики всем когда-либо обидевшим ее мужчинам, чьи лица и имена еще были живы в памяти. А может, кричала на мужчин, у которых вовсе не было лиц, когда весь мир для нее сводился к небольшому пространству, отгороженному красным бархатом и ослепительной подсветкой ламп, установленных фотографом. Так она могла кричать на X., который не замечал ее шарма. Или в зеркало, когда была недовольна своим отражением. Она говорила, что доктор Фелл ей сегодня утром не нужен (чтобы вывести из ночного ступора, вызванного фенобарбиталом). Что она сразу же проснулась, как только увидела этих несчастных стреноженных лошадей, в ней тотчас же проснулись неукротимая ярость и жалость, вызванные этим зрелищем, и никакие таблетки не нужны.
Сама она в такие моменты свято верила в то, что не нуждается больше в таблетках. Какое счастье и воля! Какая радость! Она вернется в Голливуд одна и обязательно купит лошадь, свою первую лошадку; и будет жить одна, и будет заниматься только той работой, которая ей по душе. И станет великой актрисой, которой ей до сих пор просто не давали стать. И не будет больше ловиться на все эти мужские приманки, нет! Она не позволит себя больше обманывать!
Блондинка Актриса изумительно изображала гнев, ярость. Наконец-то! Но только (все видевшие ее могли в этом поклясться) то были вовсе не наигранные гнев и ярость, но самая искренняя и истинная страсть, пронзавшая тело этой женщины как электрическим током.
— Лжецы! Убийцы! Ненавижу!..
Они выбились из графика на несколько недель. Перерасход составлял сотни тысяч долларов. То был самый дорогостоящий из всех когда-либо снятых черно-белых фильмов.
— И обязаны мы всем этим исключительно Монро. Большое спасибо!
На сей раз премьеру фильма с Монро вовсе нельзя было назвать роскошной.
Ни тебе вереницы лимузинов, катящих по Голливуд-бульвар в окружении тысяч вопящих от восторга поклонников. Ни тебе гала-представления в театре Граумана.
Ни искристого «Дом Периньон», чья пена лилась бы через край и омывала оголенную ручку Блондинки Актрисы.
Ко времени выхода на экран «Неприкаянных» Кларка Гейбла вот уже несколько месяцев как не было на свете. Примерно столько же времени Монро была разведена. «Неприкаянные» потерпели кассовый провал. Не понравился фильм и на Студии, которая его финансировала, несмотря на то что получил весьма благожелательные отзывы критики, где особо отмечалось мастерское исполнение своих ролей Монро, Гейблом и Клифтом.
Фильм называли чертовски «высокохудожественным». Понять простому зрителю его не просто. Характеры совершенно нетипичные, все какие-то ущербные. Знаменитые актеры практически неузнаваемы. Вы смотрели на Гэя Ленгленда и думали: Черт, а вот этот парень смахивает на Кларка Гейбла. Или нет? Смотрели на белокурую Рослин и удивлялись: Да это никак Мэрилин Монро? Смотрели на отважного участника родео и говорили: Бог ты мой! Да ведь это, кажется, Монтгомери Клифт!
Всех этих людей вы знали с детства. Гэй Ленгленд был вашим дядюшкой-холостяком; Рослин Тейбор — подругой вашей матери, разведенкой, о которой ходили по городу разные нехорошие слухи. Ох уж эта скука, извечная тоска по утраченному блеску, царящая в маленьком провинциальном городке! Возможно, ваш отец был некогда влюблен в Рослин Тейбор! Вы так никогда и не узнаете об этом. А чего стоил извечный участник всех родео, костлявый бродяга с печальными глазами и измятым лицом! Вы часто видели его вечерами на автобусной остановке. Он курил и окидывал вас притворно равнодушным взглядом. Эй, ты меня знаешь, что ли?