Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Я тебя спрошу, ты мне отвечай…

Риго перебил сестру, положив руку на ее плечо:

— Постой, моя бедняжка, уж не поверила ли ты клевете? Не думаешь ли ты, что Оскар Риго — убийца?

— Нет, я этому не верю, но ты должен поклясться, что тебя обвиняют несправедливо.

— Клянусь!

— Чем?

— Прахом наших родителей, бывших честными людьми.

— Я знала, что это невозможно! — закричала Софи. — Вы слышите, господин следователь, он не сделал ничего дурного, он невиновен, как новорожденный младенец, и вы должны его освободить сейчас же!

Господин де Жеврэ в замешательстве придумывал, как бы ему половчее отказать Софи. Представьте себе его удивление, когда Оскар пришел ему на помощь.

— Освободить меня сию минуту — ну уж нет!

— Как так, нет? — произнесла ошеломленная Софи. — Но почему?

— У меня американское зрение, сестренка: хотя это и незаметно, я догадываюсь, что мой следователь и ты знакомы не с сегодняшнего дня… Это твое дело, ты независима… Ты хочешь, чтобы господин следователь из дружбы к тебе взял меня под свою защиту и выпустил на все четыре стороны? Этого не будет, Софи! Я положительно отказываюсь от освобождения из милости. Я не умру, прожив несколько дней в тюрьме на казенных хлебах, и соглашусь выйти на свободу только тогда, когда совершенно убедятся в моей невиновности. Я нуждаюсь не в протекции, а в справедливости!

— Так ты решаешь остаться в тюрьме?

— Я хочу выйти из нее с высоко поднятой головой.

Господин де Жеврэ вмешался:

— Ваш брат сто раз прав, и высказанное им решение служит ему на пользу. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы как можно скорее освободить его, и немедленно вызову свидетелей, на которых он указал.

— Могу я по крайней мере видеться с бедным Оскаром? — спросила жалобным тоном Софи.

— Да.

— Каждый день?

— Да, я сейчас же напишу пропуск, и вы сможете, когда вам вздумается, провести с ним часок в приемной.

Буря миновала, и господин де Жеврэ поспешил подписать обещанный пропуск и вручить его Софи, которая спросила Оскара:

— Есть у тебя деньги?

— Ни гроша, при обыске конфисковали…

— Хочешь, я дам?

— Еще бы: они мне очень пригодятся!

Софи вручила ему двадцать франков.

Брат и сестра обнялись, потом следователь велел Оскару вернуться в ту комнату, где его ждал полицейский.

— Ваш брат благоразумнее вас! — сказал он.

— Вы видите, что он невиновен.

— Я хотел бы этому верить и начинаю надеяться…

— В добрый час! Придете сегодня вечером?

— Не рассчитывайте на меня: я завален делами…

Письмоводитель, исполнив данное ему поручение, вернулся в кабинет следователя, вслед за ним вошел и начальник сыскной полиции.

— Анжель Бернье там, — сказал он.

— Пусть войдет.

Незаконная дочь бывшего торговца переступила порог кабинета. За несколько часов она состарилась на несколько лет: щеки ввалились и покрылись мертвенной бледностью; черные круги окаймили глаза, покрасневшие от бессонницы и жгучих слез.

— Что вы сделали с моей дочерью? — спросила она дрожащим голосом. — Без сомнения, вы собираетесь меня допрашивать. Хорошо же, я вам не отвечу ни слова до тех пор, пока вы мне не скажете, что вы сделали с моей малюткой…

— Ваша дочь поручена вашей служанке.

— Катерине?

— Да, лавка должна быть заперта во время вашего отсутствия…

— И моя дочь осталась без пристанища! В вас нет ни капли жалости!

— Ваша дочь не одна, а, давая приказ запереть лавку, я только следовал закону.

— В таком случае закон гнусен! Я просила о свидании с господином Фернандом де Родилем… Почему он не пришел?

— Господин де Родиль не занимается больше вами, мне одному предоставлено право освободить вас, если вы докажете свою невиновность, или переслать в окружной суд…

— Перешлите поскорее, может быть, присяжные не будут так слепы, как вы.

— Вы все еще отрицаете участие в убийстве?

— Отрицаю со всем пылом негодования…

— Вы ненавидели отца?

— Да разве могла я его любить, скажите, пожалуйста?

— В разговоре о нем с Сесиль Бернье вы угрожали ему…

— Я, незаконнорожденная дочь, высказала его законной дочери Сесиль Бернье то, что думала об отце и о ней самой.

— Что вы думали о ней! — повторил господин де Жеврэ. — Разве вы могли в чем-нибудь упрекнуть молодую девушку, которую, по вашим словам, вы совсем не знали до этого?

— Это касается только меня.

— Так вы отказываетесь отвечать на мой вопрос?

— Да. Впрочем, к чему мой ответ?На моей квартире нашли записную книжку Сесиль Бернье… Защищаться? Да разве мне поверят? Даже и не выслушают. Ах, мне кажется, что я схожу с ума!… Уж лучше бы умереть!

И Анжель, закрыв лицо руками, разрыдалась. При виде такого отчаяния следователь почувствовал минутное волнение. Что, если эта женщина говорит правду? Но вскоре недоверие одержало верх над сожалением.

— Я никогда не сомневался в вашем громадном сценическом даровании, — произнес он иронически, — но, право, оно совсем не к месту: вам не удастся убедить меня…

— Вас убедить? — повторила Анжель. — Я знаю, что это невозможно, и вовсе не пытаюсь!

— Я сейчас приведу вашего соучастника на очную ставку с вами.

— Ах, наконец-то! — вскричала Анжель. — Поторопитесь!

Оскара Риго ввели в кабинет. Следователь внимательно наблюдал за выражением лиц носильщика и хозяйки лавки, но ожидания его ничуть не оправдались. Анжель с любопытством глядела на брата Софи, но нисколько не смутилась; Оскар был тоже спокоен. Следователь, указав рукой на Анжель, спросил:

— Знаете вы эту даму?

— Нет, господин следователь.

— А вы, Анжель Бернье, станете настаивать, что не знаете этого человека?

— Настаиваю, потому что это правда: я вижу его в первый раз в жизни.

Господин де Жеврэ молчал несколько секунд, нахмурив брови и размышляя. Анжель первая прервала молчание.

— Итак, — сказала она глухим голосом, который мало-помалу становился все звучнее и, наконец, стал металлическим, — вот убийца! Этому-то человеку, по вашему мнению, я заплатила за убийство отца! — И она прибавила с сильным гневом, идя прямо к Оскару, который попятился от нее: — Этот человек пытался убить мою дочь!…

Начальник полиции поспешно встал между ними, а Анжель продолжала:

— И вы уверяете, что он обвиняет меня в соучастии, — говорит, что получал от меня нужные сведения и приказания…

— Да нет же, нет! — крикнул Риго. — Я ничего не говорил, я вас не обвиняю и даже совсем не знаю!

— Зато я тебя теперь узнала, — с бешенством возразила Анжель, — и если ты покушался на убийство моего ребенка, я требую правосудия, жажду твоей крови. Каторга — слишком недостаточное для тебя возмездие, мне нужна твоя голова…

Затем, обернувшись к следователю, она продолжала:

— Вы видите, этот человек меня вовсе не знает, он сейчас сам заявил об этом, а вы осмеливаетесь все еще меня обвинять, и я еще не на свободе!

— Ни убийца, ни соучастник, ни преступник — лентяй, добрый малый, — с живостью вмешался Оскар. — Повторяю вам два раза, десять, сто раз, что я не знаю ни вас, ни вашу дочь! Девочка видела, конечно, негодяя, укокошившего старика в вагоне. Так приведите ее, пусть она посмотрит на меня, и, если признает за убийцу, сейчас же меня повесьте!

Господин де Жеврэ и начальник сыскной полиции обменялись несколькими словами вполголоса, и второй вышел из кабинета.

— Выведите подсудимых, — приказал следователь, — они мне скоро опять понадобятся.

— Так вы не убедились в моей невиновности, — произнесла с горечью Анжель. — Говорят, правосудие зорко, а вы представитель его; я же утверждаю, что оно слепо. Чего вам надо еще? У этого человека нашли чемодан, украденный у покойного Жака Бернье, следовательно, он — убийца. Так как он сам сознался, что не знает меня, кто же осмелится меня обвинять?

— Довольно! — перебил следователь.

Полицейские увели Оскара и Анжель.

Господин де Жеврэ написал в Марсель две депеши и отправился завтракать.

На другой день после того, как Луиджи давал отчет Пароли обо всем, произошедшем на улице Дам, он вернулся на свой пост. Размышляя, Луиджи вдруг увидел своего земляка, направившегося в его сторону, и радостно воскликнул, протягивая руку:

— Я рад, что ты пришел и выведешь меня из затруднения.

— Хотите, чтобы я принялся жарить каштаны?

— Нет, но может случиться, что сегодня или завтра я принужден буду отлучиться.

— Я останусь.

Утро прошло без малейших приключений. В одиннадцать часов земляки позавтракали в кабачке, но Луиджи не терял из виду двери дома № 108. Он видел, как Катерина два раза выходила и входила; значит, дочь содержательницы лавки жила еще там — сомневаться в этом невозможно. Выражение лица старой служанки было печально и мрачно, так как душа ее была полна самыми тяжелыми предчувствиями. На ее вопрос о причине ареста Анжель Эмма-Роза рассказала все, что знала сама. Катерина ни минуты не сомневалась в невиновности своей хозяйки.