Его самое темное желание - Тиффани Робертс

там ничего не нашли, кроме нескольких обломков стекла, пластика и металла в том месте, где разбился ее автомобиль.

Затем, три месяца спустя, она внезапно появилась посреди леса, там же, где исчезла.

Ни один ответ, который она могла дать, никогда не удовлетворил бы ничьи вопросы. То, что она была в состоянии время от времени качать головой или повторять «Я не знаю», было небольшим чудом, учитывая, как все ощущалось у нее в груди — как будто там, где должно быть ее сердце, была огромная дыра, поглощающая все.

Но теперь, к счастью, полиция решила отступить.

Кинсли наблюдала, как один из детективов протянул визитку ее матери, которая сидела рядом с ней.

— Если она что-нибудь вспомнит, мэм, пожалуйста, дайте нам знать.

Эмили кивнула.

— Обязательно.

Детективы вышли и тихо закрыли дверь.

Эмили положила ладонь на руку Кинсли.

— Что ты нам недоговариваешь, любимая?

— Ничего.

— Кинсли, пожалуйста. Ты исчезла на несколько месяцев, не сказав ни слова. Это на тебя не похоже. Куда бы ты не уезжала, ты всегда, всегда оставалась на связи. Всегда. А потом ты внезапно появляешься из ниоткуда, одетая как… как… — Эмили указала на тело Кинсли, — вот так! Как будто ты вышла из какой-то сказки. Это не ничего.

Еще больше слез навернулось на глаза Кинсли, а ее нижняя губа задрожала.

— Я просто хочу домой.

Дом.

Это был не уединенный коттедж, который она снимала, не ее комната у тети, не ее квартира в Штатах и не дом ее родителей. Ее дом находился в другой реальности, в другом мире.

Ее домом был Векс.

— Мы скоро отвезем тебя домой, — сказала Эмили, сжимая руку Кинсли. — Тебе станет лучше, когда ты вернешься к нам. У тебя будет время прийти в себя, забыть…

— Нет.

— Что?

Кинсли вырвала свою руку из руки матери.

— Я не собираюсь возвращаться в Штаты, мам.

Эмили сделала медленный, глубокий вдох и повернулась всем телом к Кинсли. Следующие слова она произнесла спокойно.

— Я понимаю, как сильно ты любишь путешествовать и как много значит для тебя твой блог. Но ты через что-то прошла. Через что-то, о чем ты нам не рассказываешь. И это произошло, когда ты была одна и все еще была уязвима, любимая. Тебе следует взять отпуск, побыть со своей семьей, чтобы мы могли поддержать тебя, пока ты восстанавливаешься от… того, что случилось.

Сердце Кинсли сжалось, и она обнаружила, что борется с подступающими к горлу рыданиями. Она не могла говорить. Она не знала, как заставить мать понять. Вернуться в Орегон означало оказаться за тысячи миль от Векса, от места, где она действительно мечтала оказаться. Она не хотела забывать его, не хотела забывать о том, что произошло, не хотела двигаться дальше. Она… не могла. Только не от него.

— Мы беспокоимся о тебе, — тихо сказала Эмили, проводя пальцами по руке Кинсли.

— Мам, я…

Раздался тихий стук в дверь. Мгновение спустя она открылась, и вошла доктор Эймс.

— У меня результаты вашего анализа мочи, — сказала врач, пододвигая стул поближе к Кинсли и усаживаясь на него, положив планшет на колени.

— Вы совершенно здоровы. Но мне нужно кое-что обсудить с вами относительно этих результатов. Дорогая, ты не против, что твоя мама здесь, или хочешь, чтобы я поговорила с тобой наедине?

— Она может остаться, — сказала Кинсли.

Когда мать взяла ее за руку, Кинсли не отстранилась.

Доктор Эймс кивнула, наклонилась немного ближе и выдержала пристальный взгляд Кинсли.

— Кинсли, ты знаешь, что беременна?

Внутри Кинсли все замерло. Ее сердце, легкие, мысли — все, кроме этих слов, эхом отдававшихся в голове.

Кинсли, ты знаешь, что беременна?

Она была… беременна? Это было не…

— Что? — прохрипела Кинсли, сердцебиение громом отдавалось в ушах. Должно быть, она ослышалась. Доктор Эймс никак не могла сказать того, что Кинсли показалось, она услышала.

Но прежде чем доктор успела ответить, пальцы Эмили сжали руку Кинсли.

— Это, должно быть, ошибка.

— Я расцениваю это как нет, — сказала доктор, нахмурившись. — Я могла бы провести еще один тест, если ты хочешь.

Кинсли покачала головой.

— Я… мне сделали перевязку маточных труб. Это невозможно.

— Перевязка маточных труб очень эффективна в контрацепции, но в очень редких случаях беременность все же может наступить. И, согласно результатам анализа, это один из тех редких случаев.

Ошеломленная, Кинсли положила руку на живот и посмотрела вниз. Она была беременна. Беременна. Она не знала, как это возможно, и ей было все равно. После всего, что она увидела и пережила за последние несколько месяцев, как она могла отрицать, что это реально?

Магия существовала. Невозможное больше не имело особого значения, не так ли?

И если она была беременна, это означало, что Векс…

— Свободен, — выдохнула она так тихо, что едва услышала собственный голос.

Рука матери легла на ее щеку, поворачивая лицо Кинсли к своему.

С паникой в глазах Эмили сказала:

— Кинсли, пожалуйста. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло. Если кто-то изнасиловал тебя…

Кинсли отдернула голову.

— Нет! Он не причинил мне вреда!

Глаза Эмили расширились.

— Он?

Ярость исказила черты Эмили, когда она встала.

— Значит, кто-то был? Что он с тобой сделал?

— Он любил меня!

Кинсли плакала.

— Он любил меня, мам, и я любила его. Но он… он… Боже, почему Векс сделал это?

Новые слезы потекли по ее щекам.

— Он отпустил меня, чтобы я могла быть свободной.

— Хотите, я вызову сюда констеблей? — осторожно спросила доктор Эймс.

Кинсли покачала головой.

— Нет. Мне нечего им сказать. Он не причинил мне вреда. Не случилось ничего такого, чего бы я не хотела.

Эмили нахмурилась от беспокойства.

— Если ты беременна, то… как насчет рисков?

— Мне все равно. Я оставлю ребенка.

Опасность для ее жизни не имела значения. Если есть хоть какой-то шанс, что этот ребенок выживет, эта драгоценная жизнь, созданная любовью, она им воспользуется. И если он выживет…

Векс будет свободен.

— Кинсли…

— Мама, пожалуйста, — Кинсли схватила мать за руки. — Я знаю, о чем ты, должно быть, думаешь, и я… я не знаю, что я могу сказать, чтобы исправить ситуацию. Но ты нужна мне, хорошо? Мне нужно твое доверие, и я нуждаюсь в тебе.

Эмили нахмурилась, глаза наполнились влагой.

— О, любимая…

Она наклонилась и обняла Кинсли так же яростно, как тогда, когда они впервые встретились в лесу. Кинсли закрыла глаза, и на это короткое время она смогла отбросить свои противоречивые, бурные эмоции и просто найти утешение в объятиях матери, в материнской любви.

Когда Эмили, наконец, отстранилась, заговорила врач.

— Если вы готовы, Кинсли,