Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн

class="p1">Танцевать я обожал с детства. Помню, как отплясывал в компании взрослых на лужайке перед нашим домом в Челюскинской до изнеможения, до экстаза. Танцевал в квартирах и ресторанах, танцевал в берлинских клубах и на крымских танцплощадках, рискуя огрести пиздюлей от местных пацанов. Лихо отбивал русские этнические танцы в коридорах своей школы Раз Два Семь (то есть школы № 127) в Дегтярном переулке, где я учился с седьмого по десятый класс. Этим танцам обучали меня смешливые девчата из ансамбля русских песен и плясок имени Моисеева – детьми из этого ансамбля был наполовину укомплектован состав нашего класса.

Короче, танцев всегда было много – горячо благодарен за это Танцующей Судьбе! Но в 90-е годы мир танцев вырвался на прежде немыслимый – сакрально-массовый – уровень: десятки, возможно сотни танцевальных клубов, гигантские рейвы… Мы либо отплясывали все ночи напролет под развеселую и космическую техномузыку, либо лежали рядочком, словно заиндевелые полешки, внимая творениям композиторов итальянского барокко. Случалось, забредал в их адриатическую компанию и математический Бах по прозвищу Буклястый – это все его парик! Парик и повинен в этом якобы непочтительном прозвище! Кстати или некстати вспоминается кэрролловский стишок:

Это голос Омара. Вы слышите крик?

Вы меня разварили! Ах, где мой парик?!

Да, нам, гурманам неведомого, случалось разварить старого Баха до состояния янтарного студня. Заглядывал и румяный Моцарт, наделенный светящимися, как у вампира, глазами. Бывают ли румяные вампиры? О да, они все как один румяны, если вдуматься.

В павильон «Космос» мы прибыли вместе с Ануфриевым, Африкой и моей приятельницей Настей. Еще одна загадочная девчонка! Несмотря на свою молодость, она любила косить под старушку: куталась в шаль и читала толстые, мрачные книги, но на вечеринках это псевдостарчество слетало с ее детских плеч и она танцевала как безумная. Собранный и деловитый Тимур Петрович Новиков выдал нам комплект для полета: кулечек грибов и несколько промокашек. В те резвые, но нетрезвые годы в Питере работала подпольная лаборатория, изготовлявшая вещество, известное в тогдашних молодежных кругах под названием «питерская кислота». На самом деле это была никакая не кислота, а препарат Пи-си-пи – звучит как писк цыпленка, но не обманывайтесь этим звучанием: речь идет о серьезном веществе, способном взогреть в душах нешуточную эйфорию. Упомяну также об опасностях, содержащихся в пучинах данного цыплячьего крика: многим несдержанным пользователям пришлось впоследствии побывать в психиатрических клиниках. Впрочем, и подлинная лизергинка собирала щедрую психиатрическую жатву.

Если в чьей-либо душе дремлет возможность психоза, такому человеку упомянутые вещества противопоказаны в высшей степени. Быть может, вас удивит это заявление, но я всегда с глубоким отвращением относился к идее психоделической революции. Поэтому и называл себя психоделическим контрреволюционером. Каждая революция рано или поздно начинает пожирать своих детей – и психоделическая революция не исключение. Поэтому попадают пальцем в небо те обозреватели, которые, по причине собственной психоделической некомпетентности, называют некоторые мои тексты или рисунки «кислотными». Я всегда критически относился к кислотным эффектам и к радужной кислотной эстетике. Я всегда отворачивался от кислоты и обращался к соли. Да, я на стороне соли, уважаемые биохимические обозреватели! Карловарская соль составляет неотъемлемый элемент моего аутотерапевтического рациона, а сам Карлсбад с его святыми источниками всегда был и останется сакральнейшим местом моей приватной географии. Английская соль также являет собой существенный элемент тех омовений, что служат благородной цели очищения организма: ее следует втирать в кожу живота и спины, пока вы стоите под душем. И наконец, кетаминовая соль, или же кетамина гидрохлорид. Этот препарат не так уж просто было раздобыть в конце 91-го и в 92-м году. Только люди в белых халатах имели доступ к этому волшебному ключу, открывавшему дверцы в запредельные и сопредельные миры.

Одно время источником эликсира был мой знакомый – гигантского роста психоневролог по фамилии Кувалда. Сам он кетамин не употреблял, зато был записным алконавтом, и чтобы получить от него в подарок флакончик из смуглого стекла, полный заветной влагой (прозрачной, как родниковая вода небесных ручьев), надо было долго квасить с ним и его девушкой в большой сталинской квартире на Кутузовском проспекте. Это не всегда давалось легко, так как алкоголь тогда был жестковат в Москве: полки питейных магазинов наполняли в тот год почему-то сладкие ликеры, и все бухали Amaretto, омерзительное пойло с привкусом миндаля, или же какое-либо подобное сладкое говно – мой организм всегда страдал от сладкого спиртного, и не припомню с тех пор более тяжелых похмелий. Но мы с Ануфриевым готовы были жертвовать своими желудками ради последующих трансцендентных воспарений, поэтому немало вечеров провели за приторным бухлом в сталинской квартире психотерапевта. Носитель необычной фамилии и его девушка с соломенными волосами обожали порнографию, поэтому наши возлияния непременно сопровождались просмотром соответствующих фильмов. Я тоже люблю порнографию, и всё же в какой-то момент меня подзадолбали однообразные охи и ахи, льющиеся из видеомагнитофона, поэтому я предложил выключить звук и стал сам озвучивать видеоряд, сопровождая его потоками и разливами словесного бреда, в котором намеренно отсутствовали какие-либо порнографические темы (ради создания занимательного контраста между аудио и видео). Я увлеченно озвучивал порнофильмы, то импровизируя глубокомысленные философские диалоги, которые все действующие лица непременно возобновляли, стоило их ртам хотя бы на краткий миг оторваться от гениталий. В других случаях я имитировал речь душевнобольных, что сообщало беспечным порнолентам привкус клинического материала. Все чуть не падали от смеха на солидный сталинский паркет, внимая этим озвучкам. Помню, что было особенно сложно, но вместе с тем и интересно озвучивать фильм, где Чиччолина неимоверно долго отсасывала у вороного коня. Хуй вороного коня тоже был вороным и напоминал шланг для полива газонов: Чиччолина деликатно придерживала его пальчиками в белых кружевных перчатках, а сама она, конечно, была в классическом образе невесты – прозрачная фата, флердоранж в белых волосах, невинный взгляд… Кажется, мне удалось втиснуть всю философию Делёза и Дерриды в рамки беседы Чиччолины с конем.

Эти спонтанные озвучки возымели неожиданные последствия: через пару лет, когда капитализм более или менее стабилизировался в нашей стране, Кувалда вдруг позвонил мне и с ходу заявил, что собирается сделать мне деловое и крайне выгодное предложение, от которого я не смогу отказаться. Голос его звенел, он пребывал в экзальтации. Дела его, как я понял из последующего разговора, шли превосходно. Он обратил свое внимание на коммерческую сторону медицинских практик и только что приобрел вместе с неким компаньоном бывший санаторий ЦК где-то в дачном Подмосковье.

Парень он оказался предприимчивый и энергичный, поднялся за эти два года и был крайне