История британской социальной антропологии - Алексей Никишенков

Успех представления итогового результата исследования в тексте, по Фёрсу, напрямую связан со степенью адекватности теоретических понятий. В стремлении повысить эту степень он разрабатывает свою концептуальную схему, делая упор на основное понятие современной ему антропологии – «социальная структура». Это понятие он лишает статуса самодостаточной категории и вписывает его в контекст более широкого понятия – «социальная организация». «Под структурным аспектом социальных отношений мы имеем в виду принципы, на которых держится их форма, под функциональным – способ, посредством которого они служат данным целям, а под организационным – направляющую деятельность, которая поддерживает их форму и служит их целям»[1159]. В отличие от понятия «социальная структура», ориентированного на статичность, понятие «социальная организация» включает «признание временного фактора в упорядочении социальных отношений»[1160], т. е. логику изменения структурной формы, вызванного различными историческими обстоятельствами. Фёрс вслед за Эванс-Причардом (или независимо от него) признает необходимость включить в поле зрения антропологического исследования рассмотрение истории изучаемых явлений (общественных институтов, народов или регионов)[1161].

Надо сказать, что Фёрс в своей книге «Элементы социальной организации» поставил немало методологических проблем, которые позже вызвали особенно живой интерес в социальной антро пологии. Так, ряд его суждений о многоплановом символизме культурных явлений можно считать ранними формулировками исследовательских задач, разрабатываемых позже в «символической антропологии» В. Тэрнера или «интерпретативной антропологии» К. Гирца и др. При разработке категории «социальная организация» Фёрс вышел на понятие «социального поля» – «более эмпирическим понятием социальных агрегатов должны быть не четко разграниченные общества, а поля социальных отношений»[1162]. Это понятие и связанные с ним исследовательские процедуры получили особенно интенсивную разработку представителями Манчестерской школы М. Глакмена.

1.4. Манчестерская школа М. Глакмена

Ученым, ставшим крупным авторитетом не только в социальной антропологии, но и социологии, был Макс Глакмен (1911–1975). Он родился в г. Йоханнесбурге (ЮАР) в семье еврейских эмигрантов из России, получил первоначальное образование по социальной антропологии в Витватерсрандском университете, где этот предмет вела ученица Рэдклифф-Брауна Винифред Хёрнле. В 1934 г. Глакмен получил стипендию Родса для стажировки на кафедре социальной антропологии Оксфордского университета, где и защитил в 1936 г. диссертацию (Ph.D.), после чего проводил полевые исследования (1936–1938) среди зулусов. По материалам этих исследований он написал свои первые научные работы – статью «Королевство зулусов в Южной Африке»[1163], помещенную в коллективный труд «Африканские политические системы», и часть будущей своей монографии «Анализ социальной ситуации в современном Зулуленде»[1164].

Теоретическая позиция Глакмена в его первых работах полностью соответствует «парадигме линиджа» Эванс-Причарда и Фортеса, т. е. практически любое общественное явление интерпретируется им в контексте генеалогических связей и их локальных комплексов, определяющих основные группировки африканцев. Структуралистская доктрина Рэдклифф-Брауна и его коллег по оксфордской кафедре (Эванс-Причард, Фортес) определяет и его трактовку механизма поддержания равновесия социальной струк туры, стержнем этой трактовки выступает то, что в свое время было названо главой оксфордского центра «законом борьбы противоречий»[1165]. Глакмен писал по этому поводу, что общества «имеют внутренне присущую им тенденцию сегментироваться, а затем воссоединяться посредством взаимоперекрещивающихся союзов… конфликты в одном наборе отношений абсорбируются и преобразуются в уравновешенные отношения»[1166]. Ключевым фактором в процессе структурного равновесия, по Глакмену, является ритуал, который «не просто выражает сплоченность, утверждает ценность общества и предписывает социальные чувства людям, как это постулируется в теориях Дюркгейма и Рэдклифф-Брауна, но подчеркивает конфликтность социальных установлений и утверждает, что единство существует невзирая на конфликты»[1167].

Надо сказать, что сама идея ритуального преодоления конфликтов в социальных отношениях и, более того, созидательной роли самого конфликта в этих отношениях была сформулирована еще Эванс-Причардом в ряде публикаций о нилотских народах Африки. В частности, он утверждал во Фрэзеровской лекции 1948 г., что восстания против короля среди шиллуков ведут к «сохранению ценностей, воплощенных в самой идее королевской власти, ослабленных, как они полагают, человеком, занимающим королевское место. Они являются не революциями, но восстаниями против короля во имя королевской власти»[1168].

Позже Глакмен признал, что чрезмерно жестко следовал подобным установкам структурализма, которые буквально все в обществе, включая и разрушающие его структуру конфликты, предписывают рассматривать через призму функциональной необходимости[1169]. Стремление смягчить столь жесткий структурно-функциональный детерминизм в трактовке общественного устройства народов Африки и преодолеть характерное для многих британских антропологов восприятие этих обществ как самодостаточных изолированных сущностей стало в послевоенной ситуации насущным делом. Процессы социально-экономического развития британских колоний привели к повсеместному нарушению традиционных социокультурных систем, к широкому проникновению в них элементов европейской индустриальной цивилизации и их носителей – коммер сантов, учителей, промышленных предпринимателей, священнослужителей, администраторов и др. В этих условиях говорить о чисто африканских культурах и социальных структурах было уже невозможно, и поэтому понадобилось новое теоретико-методологическое основание для антропологических исследований.

В этом процессе теоретических поисков Глакмену довелось сыграть не последнюю роль. Еще до войны коллектив британских антропологов (М. Вильсон, О. Ричардс, М. Фортес, И. Шапера и др.) выступили против теории «трех культурных сущностей» Малиновского, которая ориентировала изучение культурных изменений в Африке на изолированное восприятие европейской и африканских культур. Антропологи в мягкой форме (все они были учениками Малиновского) противопоставили этой теории свои суждения о том, что современная Африка – это не конгломерат изолированных культур, а «интегрированное сообщество», в котором белые и черные связаны экономическими, политическими и культурными отношениями[1170]. Уже после войны (в 1949 г.) Глакмен подверг теорию Малиновского довольно жесткой критике, выдвинув свою концепцию «единого социального поля»[1171], которую развивал в последующих работах. По Глакмену, в Южной Африке «…копи Рэнда и африканское племя являются частями единого социального поля; администратор, который представляет лондонское правительство, управляющее поселенцами и африканцами, и вождь, правящий лишь своим племенем, члены которого находятся в постоянных отношениях с поселенцами и правительством, оба выступают частями единого политического целого»[1172]. Органической частью теории «единого социального поля» Глакмена были его воззрения на роль конфликта и ритуала в воспроизводстве социальной структуры. «Враждебность между группами, – пишет он о различного рода противоречиях в южноафриканском обществе, – являются формой социального балансирования»[1173]. Именно напряженность, прорывающаяся порой открытыми конфликтами, между новыми социальными группировками – предпринимателями и рабочими, белыми и черными, «черной интеллигенцией» и традиционными вождями, племенными старейшинами и молодежью, работающей на шахтах и заводах, – создает, по Глакмену, более широкую надплеменную общность, единое социальное поле Южной Африки. Все, втянутые в него, «объединены вместе в пределах тотальной социальной системы деньгами и культурными узами в такой же степени, как и пулеметами»[1174].

Даже в средоточии африканской традиции – в семье – «единое социальное поле» порождает новые конфликтные ситуации и новые способы их разрешения. Анализируя зулусскую семью, Глакмен обращает внимание на новое явление – обвинение молодежью своих отцов в колдовстве. Древний институт обвинения в колдовстве, о котором так много писали Эванс-Причард[1175] и другие антропологи его круга, в новых условиях отражает новые реалии – молодежь, оказавшаяся вовлеченной в новые социально-экономические отношения (отходничество на шахты и заводы), получает новые ценностные ориентиры, идущие вразрез с традицией, отстаивает свои права и выражает протест против доминирования старших при помощи традиционного способа. По Глакмену, это ведет к дезинтеграции традиционного института большой семьи и, тем самым, к новому виду социальной интеграции в рамках «единого социального поля», в котором африканцы все больше индивидуализируются, отрываясь от традиционных группировок. Традиционная «культура конфликта» плавно перетекает в новую социально-политическую систему. Британские власти, белые переселенцы, буры и пр. как бы «подстраиваются» к древней африканской традиции межплеменной вражды, но, по Глакмену, эту ситуацию нужно определять не столько старой максимой «разделяй и властвуй», сколько формулой «разделяй, чтобы объединять»[1176]. В этом положении отчетливо проступает конформизм Глакмена по отношению к колониальной политике Великобритании, виртуозное оправдание власти белых и утверждение о ее благотворной роли в Африке. Все то, за что он так жестко критиковал Малиновского.