История британской социальной антропологии - Алексей Никишенков

Две линии традиции нашли воплощение в организационной и географической плоскостях – основными центрами неострукту рализма в 50 – 70-х годах были департаменты антропологии Оксфордского, Кембриджского и Манчестерского университетов, где преимущественно изучались африканские сюжеты; наследие Малиновского продолжало жить в департаменте ЛШЭПН и в некоторых других университетах, где разрабатывались океанийские и азиатские темы.

Сообщество британских антропологов этого времени также можно условно разбить на две группы – Э. Эванс-Причард, М. Фортес, М. Глакмен, В. Тэрнер, М. Дуглас (все – африканисты) в разной степени придерживались структуралистской доктрины с ее вниманием к жестко детерминированным общественным связям; а Р. Фёрс (специалист по Океании и Юго-Восточной Азии), Э. Лич (специалист по Южной и Юго-Восточной Азии) и др. продолжали линию Малиновского с его особым вниманием к личности и личностному выбору в культурных процессах. Впрочем, в научной деятельности каждого из этих ученых всегда можно обнаружить много общих черт.

1.1. М. Фортес и «ортодоксальный структурализм» Оксфордской школы

Послевоенная британская социальная антропология отличалась довольно высоким накалом внутридисциплинарной дискуссии. Две группировки, сложившиеся в послевоенной социальной антропологии, нередко вступали в теоретические споры, в которых наследие классического функционализма подвергалось порой довольно жесткой критике. Идеи Рэдклифф-Брауна наиболее последовательно защищал М. Фортес, ставший в 1950 г. главой департамента антропологии в Кембридже. А. Купер пишет об этом: «В то время как его коллеги по профессии высказывали сомнения или даже поднимали знамя восстания, Фортес продолжал развивать центральную проблематику первоначального оксфордского структурализма. В 1953 г. он опубликовал несколько работ, содержащих обоснование его позиции, в которых защищал структуралистскую ортодоксию, подчеркивал роль категории “социальная структура” как центрального организующего понятия, относил изучение “культуры” и индивидуальных вариаций к второстепенным задачам и энергично нападал на Эванс-Причарда за его отступничество от истинной веры»[1140].

Идеи структурализма, восходящие к трудам Рэдклифф-Брауна и реализованные в конце 30 – 40-х годов сотрудниками основанной им кафедры в Оксфорде, в послевоенный период наиболее последовательно развивались М. Фортесом, возглавлявшим кафедру в Кембриджском университете. Эта кафедра была создана еще в 1932 г., но длительное время не играла существенной роли в теоретическом развитии социальной антропологии, так как ее первыми заведующими были, в общем-то, случайные люди – Т. Ходсон (с 1932 г.) и Дж. Хаттон (с 1936 г.), вышедшие в отставку администраторы британской колониальной службы, не имевшие профессиональной подготовки. Фортес предпринял титанические усилия для превращения этой кафедры в оплот ортодоксальной структуралистской доктрины, лично читая почти все лекционные курсы, иногда привлекая к этому самого Рэдклифф-Брауна, а также Т. Парсонса и Дж. Хоманса. Позже на кафедру пришли Э. Лич, О. Ричардс и Дж. Гуди. Последний стал наиболее последовательным сторонником намеченного Фортесом курса. Что касается Лича, то он с самого начала встал в оппозицию к этой теоретической линии, развивая направление, восходящее к наследию Малиновского.

Основополагающими трудами, определяющими научную деятельность Фортеса и его кафедры, были статьи Рэдклифф-Брауна, в особенности «О социальной структуре», коллективная монография «Африканские политические системы» под редакцией Фортеса и Эванс-Причарда, монография Эванс-Причарда «Нуэры», а также коллективная монография «Африканские системы родства и брака» под редакцией Рэдклифф-Брауна и Форде[1141]. В русле традиции, заложенной этими трудами, велись исследования генеалогических структур и систем родства преимущественно африканских народов. Наиболее показательными для этого направления были, естественно, работы самого Фортеса – «Эдип и Иов в Западной Африке», «Родство и социальный порядок: наследие Л. Г. Моргана» и др., в которых все аспекты общественной жизни, включая религию, право, экономику и т. п., трактовались в контексте генеалогических («десцентных») структур или классификационных систем родства, как элементы, обеспечивающие функционирование этих структур[1142]. Этим принципам анализа Фортес остался верен вплоть до 70-х годов, в то время как многие его соратники по кафедре и антропологи его поколения со временем стали подвергать пересмотру жесткие стандарты ортодоксального структурализма. Нередко это было связано с реабилитацией подхода Малиновского или с привлечением идей из иных сфер социального познания. Впрочем, и сам Фортес со временем занял более терпимую позицию по отношению к теоретическим исканиям и новшествам молодых коллег.

1.2. «Мягкий» структурализм З. Наделя

Многие из учеников Малиновского в своей научной карьере проделали своеобразную эволюцию – начав с исследований, проводимых в духе своего учителя, они со временем оказывались под влиянием структуралистских методов Рэдклифф-Брауна, но на закате карьеры возвращались к некоторым «романтическим» приемам и принципам работы своего учителя. В какой-то степени это характерно и для З. Наделя. Он в своих исследованиях всегда был ориентирован на системность строения общества, но жесткий социологизм концепций Рэдклифф-Брауна и Фортеса отвергал. В своей книге 1951 г. «Основания социальной антропологии»[1143] он сделал попытку смягчить грубый детерминизм структуралистских интерпретаций посредством синтеза последних с идеями М. Вебера и учением Малиновского о биопсихологических («основных») потребностях индивида, выступающих основанием институтов культуры. Эти потребности он назвал «внутренними потенциалами действия» («innate action potentials»). Позиция Наделя была не только выражением стремления к синтезу двух линий классического структурно-функционального подхода, но и попыткой поставить антропологические исследования на более основательный фундамент современной психологии (по базовому образованию он был психологом). В своей книге «Теория социальной структуры»[1144] он признал недостаточными привычные для британской социальной антропологии варианты теоретического объяснения общественных явлений – либо через демонстрацию их интегративной функции в социальной структуре, либо через указание на их связь с теми или иными потребностями человеческого организма. «Я полагаю, – писал он, – недостаточно просто признать два эти пути анализа социального бытия. Социальное бытие, как я его вижу, представляет собой дискурсивный универсум, управляемый понятиями цели и полезности, которые не могут быть просто сведены к структурному подходу»[1145]. Надель видел путь совершенствования познавательных средств антропологии в развитии социально-психологических методов ролевого анализа, изучения сетей социального взаимодействия и построения на этой основе математических моделей. Этот проект ему помешала осуществить преждевременная смерть в 1956 г., но некоторые его идеи нашли применение в деятельности представителей Манчестерской школы М. Глакмена, о которой речь пойдет ниже.

1.3. Р. Фёрс в поисках теоретического компромисса

Научная карьера Р. Фёрса изначально была связана преимущественно с Малиновским – он был одним из первых его аспирантов. Кроме того, объект их изучения – маломасштабные островные сообщества Океании – определил много общего в их исследовательском подходе. Впрочем, Рэдклифф-Браун и его коллеги по оксфордской кафедре также сыграли в научной судьбе Фёрса определенную роль. Какое-то время он был преемником Рэдклифф-Брауна на посту заведующего кафедрой социальной антропологии Сиднейского университета, а установки разработанной Эванс-Причардом «парадигмы линиджа» явно сказались на его интерпретации социальной структуры полинезийцев о. Тикопия. Возникшее еще в конце 30-х годов и обострившееся после войны противостояние между сторонниками концепций Рэдклифф-Брауна и Малиновского Фёрс воспринял как нежелательное для антропологии явление и стремился по мере возможности его сгладить, используя свое влиятельное положение в научном сообществе. В 1936–1939 гг. он был секретарем Королевского антропологического института, входил в руководство АСА, а в начале 60-х годов стал ее президентом, с 1945 по 1968 г. возглавлял одну из самых авторитетных кафедр социальной антропологии в ЛШЭПН, став преемником Малиновского на этом посту.

В целом исследовательский подход Малиновского, конечно же, был ближе Фёрсу, чем какой бы то ни было другой. Это отчетливо проявилось в сборнике статей 1957 г. «Человек и культура. Оценка деятельности Бронислава Малиновского»[1146], инициатором, редактором и автором ряда статей которого он был. В новых условиях внутридисциплинарного раскола эта теоретическая ориентация Фёрса выразилась в форме защиты принципов «тробрианского рапсода» от нападок доминирующих в науке сторонников структурализма. Правда, эта защита сочеталась с попытками усовершенствовать эти принципы и привести их в соответствие с требованиями эпохи. Речь идет о таких элементах подхода Малиновского, как признание существенной роли личности в социо культурном процессе, акцент на понимание смысла изучаемых явлений культуры с позиции «туземца» (эмпатия), особое внимание к эмпирической конкретике, признание ее самостоятельной важности по отношению к теоретическим схемам. Отстаивание этих установок стало причиной именования коллегами Фёрса «неофункционалистом», «малиновскианцем», хотя его позиция, конечно же, была более сложной, чем простое следование по пути, намеченному Малиновским.