Море серебрянного света - Тед Уильямс

 –  Черт возьми, Кей!  –  Папочка говорил так громко и с такой болью, что стакан чуть не выпал из руки и не разбился о твердый пол ванной.  –  Неужели ты не видишь, что происходит?

 –  Конечно вижу. И поэтому любой, у которого есть хотя бы на дюйм здравого смысла скажет, что здесь не место для маленькой девочки. Майк, ты даже дал кому-то направить на нее револьвер! На нашу дочку!

Очень долго никто ничего не говорил. Кристабель, которая собиралась поставить стакан на пол, потому что рука уже начала болеть, оставалась где была, как в ужасной игре "Заморозь Шпиона".

Наконец папочка заговорил, тихо и испуганно. Он никогда не слышала, чтобы он говорил таким голосом  –  и ей немедленно захотелось убежать.  –  Знаешь, я никогда не слышал от тебя более ужасных слов. Неужели ты думаешь, что мне не снятся кошмары, каждую ночь? Я не брал ее на встречу с Рэмси. Ты разрешила ей пойти в туалет. И что я должен был делать?

 –  О, извини. Я действительно что-то не то сказала.  –  И мамочка говорила каким-то сумасшедшим голосом.  –  Но я страшно напугана, Майк. Я... я так себя чувствую, словами не скажешь. Я хочу забрать мою малышку отсюда и собираюсь это сделать. И мальчика я тоже заберу. Он, конечно, совсем дикий, но от этого не перестал быть ребенком и нуждаться в защите.

 –  Кейлин, ты слышишь меня? Если бы я думал, что есть такое место, где вам было бы безопасно, то немедленно отправил бы вас туда  –  мой бог, поверь мне! Но я сейчас здесь, и только потому, что Якубиан решил избавиться от меня при помощи обычного персонала базы. Если бы Рон не вытащил меня, ты бы вообще больше обо мне не услышала. Без вариантов.

 –  Ты так говоришь, чтобы я бы почувствовала себя лучше?

 –  Нет! Но очень много из того, что говорит Селларс  –  правда. Я тебе точно говорю  –  как они схватили меня, что говорил и делал генерал, это все воняет. Там не было ничего по закону  –  чистое похищение. Рон и Рэмси спасли мне жизнь  –  и только потому, что были там.

 –  И?

 –  И что будет, если эти люди опять придут за мной? Не заботясь ни о каких военных законах, быть может ночью  –  по видом грабителей. Неужели ты думаешь, что они первым делом не проверят дом матери моей жены? И, если меня там не будет, неужели они не решат, что ты и Кристабель великолепно подойдут на роль заложников? Это не бойскауты. И что твоя мама сможет сделать с ними? Напустить на них кошку? Или позвонить в чертов отряд самообороны, который она всегда насылает на детей со скейтбордами?

 –  Майк, успокойся. Это совсем не смешно.

 –  Да, совсем не смешно. Это ужасно, Кей. По меньшей мере пока вы обе здесь, я могу защитить вас. Мы можем ехать, все время, и Селларс постоянно делает так, что мы остаемся в тени. А если ты останешься в каком-то одном месте, даже не таком очевидном, как дом твоей матери, нам останется только надеяться, что они не найдут тебя.

 –  Ты говоришь так, как будто веришь в этот... заговор. Во все безумные рассказы Селларса.

 –  А ты? Попробуй объяснить Селларса. Или Якобиана с его маленькой комнатой в отеле и головорезами-телохранителями.

Кристабель слишком долго стояла в одном месте и точно знала, что заплачет, если не поставит стакан хоть куда-нибудь. Она поставила его на край умывальника и стала выискивать плоское место.

 –  Я не могу объяснить этого, Майк, и даже не буду пытаться. Я просто хочу, чтобы мой ребенок был как можно дальше от этого... безумия.

 –  Я тоже этого хочу, и как можно быстрее. Но я вижу только один путь...

Стакан пошатнулся и начал падать. Кристабель схватила его, но он выскользнул из пальцев и ударился о пол со таким звуком, как будто взорвался в сети. Мгновением позже в ванне зажегся свет, и в дверях возник отец, такой большой и злой, что Кристабель невольно отшатнулась, оступилась и начала падать. Отец прыгнул вперед и так сильно схватил ее за руку, что она взвизгнула, но не упала.

 –  Боже мой, что ты здесь делаешь? А! Господи Иисусе, здесь повсюду стекло!

 –  Майк, что происходит?

 –  Кристабель только что разбила стакан. И мне в ногу воткнулся кусок стекла величиной с нож. Господи Иисусе!

 –  Дорогая, что случилось?  –  Мамочка подняла ее и перенесла в комнату, в которой спорили родители.  –  Тебе приснилось что-то плохое?

 –  Я сейчас соберу все стекло,  –  сказал папа из ванны.  –  И ампутирую себе ступню, чтобы спасти ногу. Не имеет значения.  –  Он говорил злым голосом, но Кристабель немного успокоилась  –  это не та развод-злость, которую она слышала только что.

 –  Я... мне захотелось пить, И потом я услышала...  –  Она заколебалась, возможно лучше не говорить, но потом решила, что если рассказать мамочке правду, быть может все будет хорошо.  –  Я слышала, как вы спорили, и испугалась.

 –  О, дорогая, конечно.  –  Мама крепко обхватила ее и поцеловала в макушку.  –  Конечно. Но ты не должна бояться. Папа и я спорили, пытаясь решить, что надо делать. Обычные взрослые споры.

 –  Которые приводят к разводу.

 –  А, вот что тебя пугает? О, моя сладкая, не воспринимай это всерьез. Это просто спор.  –  Но голос мамы прозвучал странно и хрипло, и она не сказала: "Папочка и я никогда не разведемся." Кристабель уткнулась головой в нее, отчаянно желая никогда больше не хотеть пить.

Они все еще говорили в другой комнате, хотя намного тише. Кристабель лежала в своей кровати, стоявшей напротив кровати мальчика Чо-Чо, который зарылся в одеяла, как какая-нибудь египетская мумия. Кристабель старалась дышать медленно, как ее учила мама, но никак не могла перестать думать о том, что только что произошло и ее вздохи больше походили на всхлипы.

 –  Заткнись, mu'chita (* девчонка, исп. жаргон),  –  внезапно сказал Чо-Чо приглушенным голосом  –  у него на лице лежала подушка.  –  Люди пытаются уснуть.

Она не обратила на него внимания. Что он может знать? У него нет ни мамочки ни папочки, которые постоянно спорят и хотят развестись. Не его вина, что все такие злые, как и она. Хотя ей было очень больно, она слегка приободрилась.

 –  Чегой-то там разбилось,  –  сказал Чо-Чо и скатился с кровати, взяв с собой все свои одеяла, так что матрас, покрытый простыней, внезапно стал голым и белым, как мороженное-сэндвич со срезанной верхушкой.  –  Невозможно спать. Мierda (* дерьмо, исп).  –  Он сбросил с себя все одеяла, остался в трусах и майке, и отправился в ванну.

 –  Куда ты идешь? Не ходи туда.

Он даже не посмотрел на нее и не закрыл дверь. Кристабель зарылась под одеяло, когда он начал писать. Потом из туалета послышался шум воды, и какое-то время было тихо. Когда она высунула голову из-под одеяла, он сидел на кровати и глядел на нее большими темными глазами.

 –  Эй, да ты боисся, что какое-нибудь чудовище тебя съест? Трусиха!

Кристабель уже встречалась настоящим чудовищем, улыбающимся человеком в комнате отеля, с глазами-гвоздями. Нечего и отвечать этому глупому мальчишке.

 –  Прости спи,  –  сказал он, немного помолчав.  –  Не о чем беспокоиться.

Это была чудовишная ложь, и она не смогла удержаться.  –  Ты ничего не знаешь!

 –  Я знаю, что ничего не случаается с маленькими ricas (* богатеями, исп), вроде тебя.  –  Он глядел на нее, глупо усмехаясь, но счастливым не выглядел.  –  И чо может случиться? Хочешь, я скажу тебе, чо будет со мной? Когда все кончится, ты опять поедешь в свой папамама дом, а маленький Чо-Чо отправится в лагерь. Секи, твой папуля приятный мужик. Los otros (* другие, исп) мужики могли бы просто пристрелить меня.

 –  Что за лагерь?  –  Это звучало не слишком плохо. Офелия, подруга Кристабель, была в лагере "Синяя птица", они там рисовали, ели сэндвичи и конфеты-маршмеллоу.

Чо-Чо махнул рукой.  –  Кросс Сити, они сунули туда моего tio (* дядю, исп). Заставили копать, носить и все такое. А хлеб с маленькими bichos (* насекомые, исп) внутри.

Кристабель закрыла рот ладошкой.  –  Ты сказал плохое слово.

 –  Что?  –  Он на секунду задумался, потом улыбнулся, показав отсутствующие зубы.  –  Бичос? Это значит жуки.  –  Он опять улыбнулся.  –  А ты подумала, что я сказал "блядос", а?

Она выдохнула.  –  Ты только что так сказал!

Мальчишка скользнул в кровать и уставился в потолок. Из-под подушки торчал только его нос.  –  Скажу тебе, вот, и не гляди на меня. Как только выпадут карты, Чо-Чо сделает ноги.

 –  Ты ... ты собираешься сбежать? Мистер Селларс, ты ему нужен!  –  Она не могла понять, это казалось чем-то злым, о чем им рассказывали в церкви, но не в воскресной школе, а в большой комнате с лавками и стеклянными окнами, на которых был изображен Христос. Сбежать от бедного старика?

И ее мама тоже огорчится, сообразила Кристабель. Хотя мамочка громко жаловалась, но, похоже, ей нравилось купать Чо-Чо, заставлять его носить чистую одежду и подкладывать дополнительные куски еды.