Польское Наследство - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Допустим, я соглашусь. Что дальше?
– Мне потребуются доказательства, что ты не обманываешь меня.
– Слуги Аллаха не обманывают.
– Вот я и хочу убедиться, что ты именно слуга Аллаха, а не подкуплен тем же Джарислабом.
– Как ты смеешь!
Насиб рванулся к Рагнару, но помешала цепь.
– Твой отряд слишком легко сдался, Насиб.
– Нас вероломно окружили и схватили!
– Да. А тебя выкрали и привезли мне. По моему настоянию.
– Как тебя зовут, неверный?
– Рагнар.
– Так послушай же, Рагнар … – начал Насиб и осекся. – Рагнар? – Он посмотрел Рагнару в глаза. – Тот самый Рагнар?
Рагнар кивнул.
– Ты заключил союз с визирем?
– Да Но не будем отвлекаться, Насиб. Мне нужны доказательства, что ты никем не подкуплен.
– Какие именно?
Насиб снова закашлялся, и Рагнар ждал терпеливо, пока кашель закончиться.
– Какие доказательства?
– Доказательства твоей смелости у меня есть, – сказал Рагнар. – И твоей честности, возможно, тоже. Все дело в изворотливости, Насиб. В умении. Ты понимаешь меня?
– Объясни.
– Честный человек может попасть в ловушку неверных, не доехав до первой подставы. Смелый человек может непроизвольно выдать себя и тех, кто его послал, по неосторожности.
– Да, это так.
– Но у тебя были хорошие наставники. Ты хороший мститель, Насиб. Был.
– Ты думаешь, что с тех пор я растерял навыки?
– Нужно, чтобы ты доехал до Киева. А в Киеве нашел Джарислаба. И найдя его, сделал бы так, чтобы тебя не убили, прежде чем ты убьешь его.
– Смерти я не боюсь. Смерть – великая честь. Смерть…
– Твоя смерть никому не принесет пользы, если Джарислаб останется в живых.
Насиб молчал. Райнульф смотрел на Рагнара и Насиба, пораженный. Он-то думал, что преподносит Рагнару сюрприз!
– Какие тебе требуются доказательства? – спросил Насиб.
– Ты должен будешь убить неверного здесь, в Праге, – спокойно объяснил Рагнар. – Я назову тебе его имя, скажу тебе, где его можно найти. Но я не опишу его тебе, не скажу, какая у него охрана, и есть ли у него охрана. Ты найдешь его сам. Ты убьешь его и уйдешь незамеченным. И принесешь мне перстень, который он носит на левой руке. Обыкновенный серебряный перстень. После этого ты получишь все необходимое для скороспешного путешествия в Киев. Согласен?
Насиб, чуть помедлив, кивнул. Рагнар сделал знак Райнульфу. Поправив бальтирад на всякий случай, кузен подошел и, вынув из кошеля ключ, разомкнул обе цепи, после чего неспешно отступил в сторону, держа правую руку на поммеле сверда.
– Как зовут неверного, которого я должен уничтожить? – спросил Насиб.
– Зовут его Божидар, и живет он во флигеле Пахмутской Церкви. Ты не был в Праге раньше, не знаешь, где находится Пахмутская Церковь. Принеси мне перстень сегодня в полночь, в этот дом.
– Хорошо.
– Предупреждаю тебя, Насиб, что другой возможности убить Джарислаба тебе не представится.
– Не беспокойся.
Насиб улыбнулся зловеще. И вышел.
– Ты ему доверяешь? – спросил Райнульф.
– Нет. Но он сделает то, о чем я его попросил.
– Зачем тебе…
– Если Ярослава схватят, или уже схватили, до Киева он не доедет. Если Ярослав вернется в Киев, значит, его не сумели схватить. В этом случае Насиб придется кстати.
– Неприятный человек. Иметь дело с ним опасно.
– Лекарь сказал, что ему жить осталось три месяца, – напомнил Рагнар. – Так или иначе, к нам он уже не вернется.
– Какие у тебя дела с сицилианцами? – напрямую спросил Райнульф.
– Об этом ты узнаешь, дорогой кузен, когда придет время. А пока что – пойдем выпьем еще пива, Райнульф.
– Очень неприятный человек, – еще раз сказал Райнульф.
– Это так. И все-таки эти «мстители» бывают иногда просто незаменимы. Их в Сицилии несколько, сбежавших от гнева визиря. Даже не знаю, как мы будем действовать без их помощи, если безумные наши друзья Гильом и Дрого выбьют всех сарацинов из Сицилии. Придется искать посредника, а это всегда хуже, чем прямое действие.
– Ты действительно собираешься дать ему сопроводительную грамоту для подстав?
– Да.
– А если его поймают? И грамоту прочтут?
Рагнар не ответил. Грамота, которую он намеревался дать Насибу по выполнению контрольного задания, лежала у него в кошеле. На грамоте значилось, «Предъявителю выдать любые повозки и столько лошадей, сколько он потребует. Добронега».
Глава двадцать восьмая. Бродно
Ворота поселения городского типа стояли открытые – заходи, кто хочет. Никакой охраны. Монахов – Андрея, Матвея и Исая – слегка шокировало обилие изображений языческих богов в палисадниках – то тут, то там возвышались в человеческий рост столбики – Диру понравилось, и, прервав душеспасительный разговор с монахами, он занялся узнаванием, тыча пальцем то в один, то в другой столбик —
– Вот, это Род … А то – Даждьбог … А вот Перун, бог всех воинов.
Несмотря на закатное время, тут и там попадались навстречу прохожие. Хелье спрыгнул с повозки, повел лошадь в поводу, и осведомился у первого встречного о местонахождении постоялого двора. Встречный показал рукой и не стал вдаваться в подробности, что показалось Хелье странным, поскольку поляки любят в них, подробности, вдаваться.
Монахи переговаривались тихо, а Дир, устав объявлять имена богов, задремал, привалившись к борту повозки. Попадались неказистые домики с соломенными крышами, не слишком живописные. От недавнего ливня почва все еще была сырая и местами скользкая.
Постоялый двор обнаружился на пологом склоне, ведущем к широкой реке, со столбиком во дворе, с черепичной крышей, с трубой, из которой пригласительно струился прозрачный, приятно пахнущий дымок. Хелье удовлетворенно отметил наличие неподалеку, у берега, старого большого парома – квадратной посудины с мачтой и дряхлым парусом.
Единственную в Бродно церковь сожгли во время первой волны восстаний, полтора года назад.
Хозяин постоялого двора принял гостей, неприветливо глянул на монахов, но с радостью взял с Хелье плату и вскоре подал ужин, состоящий из непонятных однородных блюд, отдаленно напоминавших мясные. Монахи и Дир ели с удовольствием, а Хелье кривился и ворчал.
– Привередливый ты стал, Хелье, друг мой, – заметил ему Дир. – Стареешь, что ли? Жизнь походная – мы в свое время и не такое за обе щеки уминали.
– Где это? – осведомился Хелье.
– Да везде.
– Не помню. И вообще мне Полония разонравилась.
– Смирение, мой друг, смирение.
Хелье насмешливо на него посмотрел.
– Эка тебе голову задурили наши попутчики за эти несколько дней. Не хочешь ли стать священником? Из тебя бы неплохой священник получился.
– Ничего не задурили, – возразил Дир. – Смирение – хорошее качество не только в христианском понимании. Смирение сродни стойкости, неприхотливости, и упорству. У греков были стоики, например.
– И вазы с рисунками у них были.
– Не ворчи.
– А вот у нас в Ростове, – начал Исай, – в это время года…
– Я пошел спать, – грубо перебил его Хелье. – Вы сидите, хвестуйте, сколько вам влезет, обжоры.
Дир засмеялся, и монахи тоже улыбнулись.
Диру действительно нравилось беседовать с монахами – занятные оказались ребята. И спорили они спокойно, без криков, объясняя и разъясняя, что к чему.
– Ну так вот, значит, – сказал Дир, отпив из кружки, – все-таки я не понимаю, что хорошего, если злу не сопротивляться. Я согласен, что Иисус был очень хороший человек, а если он, как вы говорите, сын Создателя, так это вообще просто … даже не описать, и что он своею кровью искупил грехи всех живущих. Уж это всем подвигам подвиг. Но вот все-таки насчет того, что злу нельзя сопротивляться – не понимаю я. Зло тогда распространится на весь мир, везде будет только зло.
– Сопротивляться нужно, – объяснил Андрей. – Но только по-другому.
– Это как же?
– Не ильдом и свердом, а по-другому.
– А другого и нет ничего. Вот Иисус говорил – если бьют по одной щеке, подставь другую. Ну так и по другой врежут.
– А ты терпи.
– Так ведь безнаказанно будет зло. И все больше будет наглеть.
– Нет.
– Как же нет!
– Матвей, скажи, ты у нас самый красноречивый.
Матвей, любивший помалкивать, посмотрел на Дира.
– Если злой человек тебя ненавидит, – сказал он, – и ты будешь его ненавидеть его в ответ, зло ненависти умножится на два. А если ты его будешь в ответ любить, может он устыдится своей ненависти, и зло исчезнет.
– Чего ж ему стыдиться?
– Ну вот к примеру человек совершил зло по отношению к тебе.
– Так.
– Если ты в отместку ему тоже совершишь зло, он, человек этот, не станет ведь лучше.
– Это смотря как … Если хорошо проучить, так он в следующий раз подумает, совершать ли зло.
– То есть, он перестанет делать зло из страха.
– Ну да, – сказал Дир.
– И затаит зло внутри себя.
– А от затаивания зла внутри себя никакого вреда никому нет. Вред от проявлений зла, – отметил Дир.