Ведьмаки и колдовки - Карина Демина

 — Монастырь?

 — Ну… многим эта твоя идея пришлась бы по нраву…

 — Не вам.

 — Не мне, крестничек. Уж извини, я жизнь люблю и не понимаю, как от нее прятаться можно. Богам служить? Таки кто мешает в миру-то… и ты у нас не монашеского складу будешь, потому не слушай.

 Лихослав кивнул.

 Слушать или нет… а ведь, говоря по правде, выход для такого, как он… дальний монастырь с прочными стенами, осененный Вотановым знаком, способный запереть не только Лихослава-человека, но и того, кем он стал.

 — Неволить тебя не станут, — меж тем продолжил Аврелий Яковлевич, глядя мрачно, словно догадываясь о Лихославовых трусливых мыслях и их не одобряя. — Намекать будут, да… но тут уж сам сообразишь, как оно… только не спеши. В монастырь оно всегда успеется. А пока живешь, то вот…

 Аврелий Яковлевич достал из кармана серебристый поясок, во всяком случае Лихослав принял эту вещицу именно за поясок, но понял, что ошибается.

 — Ошейник? — он протянул руку, но прикоснуться не посмел, отодвинул.

 — Ошейник, — подтвердил ведьмак, — пока он на тебе, обличье не сменишь.

 Серебро не опаляло.

 Да и с размером Аврелий Яковлевич угадал.

 — Не обижайся на меня, крестничек, но…

 — Не обижаюсь. Спасибо за все.

 Ошейник не давил.

 И вовсе не ощущался, легким был, теплым и, казалось, живым. Странное дело, но он, должный бы раздражать, поелику не привык будущий князь Вевельский к подобным украшениям, напротив, успокаивал. И Лихо, поглаживая серебряное плетение, думал, что, быть может, все вовсе не так уж и плохо.

 — И еще… — Аврелий Яковлевич постучал по столу черенком вилки. — Он… не столько тебя от переворота бережет, сколько зов глушит.

 Лихо застегнул рубаху.

 А братец знал… наверняка знал, оттого и подобрал такую, чтоб воротник высокий… под воротничком, небось, ошейника не видать.

 — Но все одно, Лишек… Радомил верно сказал. Не на ошейник рассчитывай, а на себя… сам устоишь, и поводки не нужны будут.

 У гостиницы его ждали.

 Двое.

 И встрече этой Лихо вовсе не удивился, обрадовался даже.

 — Чем могу помочь, господа? — в мундире и при сабле он чувствовал себя почти прежним.

 — Можешь… если сдохнешь.

 — Прямо тут?

 Красные мундиры дворцовой гвардии. Эполеты. Перевязь, золотой нитью расшитая… сапоги хромовые начищены так, что солнце отражается.

 А за формой лиц не видно.

 И стоят эти двое почти близнецами, единственным различием — усы, которые у левого соломенного колеру и вверх закручены, сдобрены щедро воском. У правого — аккуратненькие, и бороденка на гишпанский манер, острым клинышком.

 — Да зачем тут, — сказал тот, который бородатый, подбородок задирая.

 Высокий, он силился казаться еще выше и глядеть на Лихослава сверху вниз, но получалось не очень хорошо.

 — Тогда где?

 А ведь уверены в собственном превосходстве, в силе и в праве… ну да, кто он? Нелюдь.

 — А тут, недалече, — усатый ус крутанул. — Отойдем-с?

 Швейцар повернулся спиной. Какое ему дело до господ офицеров? У них свои дела, в каковые лезть себе дороже, да и к чему? Поубивают друг друга? Пущай убивают, главное, чтоб гостям не мешали…

 Идти и вправду было недалеко, до заднего двора, который при гостинице остался со времен давних, когда стоял на этом месте самый обыкновенный трактир, а при нем — конюшни со сменными лошадьми. Конюшни и ныне остались, и каретный сарай, и иные крайне полезные хозяйственные постройки, о существовании каковых постояльцы в большинстве своем и не догадывались.

 — Может, все-таки миром? — предложил Лихослав, озираясь.

 Тихо.

 Безлюдно… оно и верно, дуэли не то, чтобы запрещены, но всяко высочайше не одобряются. А высочайшее неодобрение, оно и карьеру попортить может.

 — С тобой? — бородатый сплюнул на землю. А его приятель молча обнажил клинок.

 — Двое против одного? Это как-то не по кодексу…

 — Кодекс для людей…

 Что ж, пора, верно, привыкать, что он, Лихослав, уже не человек…

 …первым атаковал бородатый. Он двигался быстро.

 Для человека.

 И бестолково.

 А ведь не первая дуэль и не вторая: слишком легко решились… и пляшет, вьется, норовя задеть Лихослава кромкой клинка.

 Играет.

 Второй опасней в разы. Скупые плавные движения.

 И в паре ведь работали… первый отвлекает, крутится, тычет саблей, норовя порезать… порезы не страшны, но боль помешает сосредоточиться, а вот второй бить будет насмерть.

 На ком они тренировались?

 Вряд ли на волкодлаках, все ж таки в Познаньске волкодлак — тварь редкая… Лихо полоснул бородатого по руке, вскользь, легко… мог бы и сильней ударить, и было искушение, да нельзя… потом скажут, что он напал, что нежить и сильней человека, и быстрее…

 — Сволочь! — взвизгнул гвардеец, выронив саблю, которую Лихо носком сапога поддел и отбросил. Второй отступил, наблюдая с усмешкой, он и в одиночку сумеет тварь одолеть…

 …чего ради?

 Из смутной справедливости, которая говорит, что существа, Лихославу подобные, не имеют права среди людей жить? Или из глупого азарта?

 Скучно им при дворце… отправлялись бы на Серые земли, вот там веселья хватило бы.

 — Может? — Лихо опустил клинок. Но противник лишь головой покачал. Не отступит… и ладно…

 …хищник…

 …человек, а все одно хищник. Кружит, не сводя пустого взгляда. А ведь знакомое лицо… Лихо карточку видел и на карточке той противник его был моложе.

 — Твердислав Пожельски? — уточнил Лихо, уходя от удара.

 Не бывает в жизни таких совпадений… или бывает?

 Повезло?

 Противник отступил, кивнул, соглашаясь, что, дескать, он и есть Твердислав Пожельски… а ведь и вправду говорили, что искать его надобно не в провинции, что женился он выгодно на единственной дочке мэра, да с нею в столицу и подался…

 …хорошо, что с Евдокией встретиться не привелось, ей было бы неприятно. А так, глядишь, и не узнает…

 А он наглый. Смотрит в глаза, скалится. И быстрый, несмотря на то, что движения его кажутся нарочито мягкими, осторожными даже… и подбирается ближе, ближе… напарник его, оседлавши бочку, руку баюкает и ругается вполголоса. Лихо слышит его. И еще гудение ос, которые свили гнездо под самой крышей. Слышал хруст гравия под сапогами… шорох ветра, который скользил по черепитчатой крыше, пыль сгонял…

 — Сдохни, тварь! — взвизгнул бородатый, а когда Лихо на крик не обернулся, швырнул в спину горсть песка…