Неравный брак - Анита Берг

Счастье Джейн было всеохватным. Она чувствовала себя так, словно ей опять шестнадцать. Они находили радость в самом обыденном. Они ходили в парк, качались на качелях, и когда качели летели вниз, оба истошно визжали. На их крики как-то явился служащий парка: они с хохотом удрали прочь, радуясь, как дети. Они играли в салочки, и Джейн хохотала так, как не смеялась и в детстве. Они покупали копченую рыбу, чипсы и на ходу поедали все это, запивая красным вином. И, конечно же, они занимались любовью: то были долгие восхитительные часы, когда оба просто упивались друг другом. Джейн не очень-то старалась сдержать данное слово и изредка потягивала марихуану, что приводило ее в возбуждение и приносило потрясающее чувство свободы. Теперь Джейн в основном ночевала у Тома, в грязном домике на одной из окраинных улочек Кембриджа.

Том снимал его вместе с Бертой и четырьмя приятелями. Джейн, правда, испытывала некоторое неудобство оттого, что тут невозможно было уединиться, и как бы между прочим предложила Тому перебраться в квартирку поспокойнее.

Том несколько секунд раздумывал.

— Хорошо, — сказал он, — но с одним условием: ты не будешь изображать из себя заботливую женушку. Чтобы никаких фиксированных часов обеда-ужина, никаких сцен и вопросов: «Где ты шлялся?», чтобы никакой стирки моих грязных носков.

— Хорошо, дорогой, это я обещаю. — И она счастливо улыбнулась. В эту минуту Джейн готова была пообещать ему что угодно.

— Не называй меня «дорогим». Дурацкая привычка. Терпеть этого не могу!

Она вернулась в ньюхэмский дом и принялась собирать свои вещи. И тут на пороге появилась Зоя.

— Что это ты надумала?

— Да вот, собираюсь. Позднее хотела зайти, попрощаться с тобой.

— Но почему, Джейн?! Так здорово, что ты тут живешь!

— Видишь ли, мы с Томом решили поселиться вместе, а я знаю твое к нему отношение. Тебе вовсе не захочется видеть его в этой квартире.

Зоя застыла как вкопанная на пару секунд, а потом сказала:

— Ты абсолютно не права. Это твой дом, и ты можешь жить тут с кем заблагорассудится. И слова тебе не скажу. Я ведь пообещала и ни разу даже имени его не произнесла. Разве нет? Я готова и впредь держать слово.

— Правда? Значит, ты не против?! — Она заключила хозяйку в свои объятия. — О, это просто замечательно! Мне ведь совсем не хотелось уезжать отсюда. И потом, знаешь, Зоя, мне кажется, он в последнее время очень переменился. Может, придет время, и ты сменишь гнев на милость, — с надеждой в голосе произнесла Джейн.

— Может быть, Джейн. Ради тебя я, пожалуй, смогу относиться к нему с симпатией.

Джейн помчалась к Тому, радостно выложила ему приятную новость, затем помогла упаковать вещи и, торжествуя, повезла его к себе.

Глава 7

Одну из спален Том занял под свою студию, туда и сложил все свои картины, кисти и краски. Больше у него ничего не было. В первый вечер они только тем и занимались, что развешивали картины по стенкам, добродушно меж собой переругиваясь относительно того, как и где лучше всего повесить то или иное полотно. Джейн была в восторге: наконец-то у нее появился мужчина, о котором можно заботиться. Впервые усевшись за общий стол, они распили бутылочку хорошего вина.

— Давай условимся сразу, — сказала она и улыбнулась, берясь за рюмку. — Мы ставим крест на паршивых винах. Моя печень не в состоянии справляться с разного рода дерьмом.

— Пока это не коснется моего кармана, я решительно не буду возражать.

Том взял свою жестянку и принялся сворачивать «косячок»: это уже сделалось для них своего рода ритуалом. Джейн старалась не думать о том, что в который уже раз нарушает некогда данное Зое слово. Она лишь торопила блаженный момент: ей так недоставало свободы, которая неизменно наступала после затяжки-другой.

Они зажили на новом месте. Она вставала по утрам и, стараясь не греметь, делала в квартире уборку. Затем отправлялась по магазинам, покупала продукты, впервые чувствуя единение с миллионами других домохозяек. Однако на этом единение и заканчивалось. Потому что, как только она возвращалась домой, оказывалось, что Том либо заперся в студии, куда входить Джейн строго-настрого запрещалось, либо вообще куда-то испарился. Она никогда не знала, куда он уходил, а спрашивать не решалась, потому как в подобных ситуациях Том бывал чрезвычайно раздражителен. Каждый вечер она готовила ужин, в надежде, что он вернется не слишком поздно. Однако чаще всего ужин остывал. Теперь, хотя они и жили под одной крышей, Джейн видела Тома реже, чем в первые два месяца знакомства. Жизнь ее наполнилась другим видом одиночества.

Большинство вечеров Джейн просиживала в квартире одна. Она прекратила писать письма друзьям, опасаясь, что невольно выдаст себя неосторожным словом. Вместо этого Джейн обратилась к прозе: играла словами, набрасывала кое-что для собственного удовольствия. В общем-то экзерсисы рано или поздно оказывались в мусорной корзине, но Джейн испытывала неизъяснимое удовольствие, изливая свои мысли на листе бумаги.

Как-то вечером Том сильно припозднился, но Джейн вскочила с кровати, чтобы встретить его и разогреть ужин.

— Я же тыщу раз говорил тебе, — вскричал художник, — чтобы никаких ужинов!!! Мне противно, когда за мной ухаживают. Дура, неужели простого человеческого языка не понимаешь?!

— Прекрати орать, Том! Я не позволю так с собой обращаться!

— Пора бы привыкнуть! Раз уж ты живешь нынче со мной, а не с каким-то там гребаным лордом! — Лицо его перекосилось от гнева. Напуганная этой неожиданной вспышкой, Джейн тотчас легла в постель: Том, громыхнув дверью, заперся в студии.

Она перестала для него готовить, а для себя стараться не хотелось. Ей сделалось совершенно безразлично, как она выглядит. Она, конечно, могла бы в любое время прийти к Зое на кухню, однако старалась ее избегать. Гордость не позволяла. Джейн никак не могла понять, почему Том так с ней обращается. Ведь она нисколько не претендует на его свободу.

И лишь в постели, по ночам, Джейн была счастлива. После ритуального попыхивания самокруткой, когда все тело делалось легким и свободным, неприятные чувства и мысли улетучивались сами собой. По утрам же она гнала их прочь. Страх одиночества заставлял ее держаться за Тома.

Он пилил ее все утро напролет. Что бы Джейн ни сделала, решительно все оказывалось «не так». Его раздражала запись, которую она включила, и Том нервно вырвал диск, затем он вдруг заявил, что она совершенно не кормит его и швырнул в нее яичницей. Он критиковал книги, что она читала, критиковал ее прическу, одежду. Выслушивая все эти обвинения, Джейн поражалась себе: ей и в голову не приходило заплакать, напротив, ее так и подмывало наорать на Тома, сказать, что он жестокий, противный скот, что у него мозги набекрень. Однако она держала язык за зубами. Ни слова не говоря, вытерла забрызганную яйцом стенку, подобрала с пола осколки.