На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

Выйти не успели приезжие из экипажа, как их со всех сторон окружили любопытные, жадные до всяких новостей кочевники.

– Откуда Бог принес?

– Что привезли?

– Чего вам у нас надо?

– Проваливайте, откуда приехали!

– К нам идите, гости божьи будете!

– Нам, девкам, подарков наготовили много?

– Где ж товары ваши?

Посыпались со всех сторон самые разнообразные вопросы и заявления.

– Вот так атака! – произнес Ледоколов, пятясь назад к тарантасу.

– Да дайте же дорогу, чего пристали… Ну, здорово, здорово. А ты щипаться, жирная эдакая! Ой! Да ну вас, черти!.. Пусти, что ли!.. – слышался голос Бурченко. – Что, брат, заревел?.. Не лезь под ноги, босоногий!.. – нагнулся он куда-то вниз. – Ну, дорогу же, говорят вам…

Несколько женщин полезли в тарантас и начали там рыться. Бурченко заметил это обстоятельство.

– Эй, эй, вы, там, не трогать! – крикнул он любопытным красавицам. – Слышь ты, тамыр, – обратился он к одному из киргизов, приехавших с ними, – посторожи, брат, поблагодарю после… Разгони их, пока я к бию схожу!..

– Ладно! – согласился киргиз и принялся разгонять женщин, пустив в ход брань, кулаки и даже неизбежную нагайку – «камчу». Впрочем, все это делалось без всякого озлобления с той и другой стороны.

Молодой джигит, весь в красном, с шашкой – «клынчом», засунутой за поясом, протолкался к нашим приятелям.

– Аман исен сыз? (здоровы ли вы?) – приветствовал он приезжих.

– Здравствуй, брат, – отнесся к нему Бурченко. – Выручи ты нас, ради Аллаха, видишь, как пристали эти сороки… просто не дают ходу!..

– Бабы! – презрительно пожал плечами красный джигит. – Ну, идите за мной. Султан Забык в свою кибитку зовет вас!

– Пойдемте к султану Забыку! – пригласил своего товарища Бурченко, и они тронулись сквозь толпу, раздавшуюся при появлении «красного» и еще человек трех вооруженных джигитов.

Мягкая, словно кошачья лапка, нежная рука ласково тронула за плечо Ледоколова – тот обернулся. Красивая, смуглая, как дубленая кожа, девушка прижималась к нему и хотела что-то шепнуть ему на ухо…

– Ты мне платок подари пестрый и нитку красных шариков на голову. Подаришь?.. – И она нежно смотрела на русского из-под своего белого джавлука (головного убора).

Ледоколов ничего не понял и недоумевал.

– Я к тебе за это приду постель твою оправить и спину чесать ночью. Подаришь?

– Послушайте, Бурченко… вот тут она говорит… я ничего не понимаю…

– Что такое?.. – остановился малоросс.

Девушка фыркнула и спряталась в толпе.

Сопровождаемые конвоем из четырех джигитов, путешественники выбрались, наконец, из толпы, прошли мимо кибиток, из-под приподнятых кошем которых выглядывали мужские и женские лица, провожая русских не совсем ласковыми взглядами, прошли между двумя обширными загонами для мелкого скота; косматые собаки злобно рычали и лаяли, глядя на непривычные костюмы; перебрались через небольшой ручей по вязанкам камыша и хворосту и направились к большой белой кибитке, стоявшей особняком от прочих, около которой собралось довольно-таки народу, и на длинном шесте развевался треугольный белый значок, украшенный наверху конским хвостом и увешанный суконными кромками. Это и была ставка Рахим-Берды, бия, и султана Забыка, его брата. За белой кибиткой виднелись верхушки других желомеек и кибиток, где помещались их семейства. Неподалеку несколько женщин ставили еще одну желомейку, и в то время, когда одни из них устанавливали ребра крыши, другие разворачивали широкие сшитые войлоки и прилаживали к ним тесьму для обвязки всей желомейки снаружи.

Луна поднялась уже высоко и ровным молочным светом заливала все волнующееся кочевье; свет костров оказался теперь излишним; внутри же кибиток ярко пылали очаги, и багровые лучи высоко поднимались из решетчатых тендюков (верхних отверстий, предназначенных для выхода дыма).

После размена приветствиями и обычных переговоров, Ледоколова и Бурченко ввели в кибитку, на пороге которой встретил их высокий, плотный старик с проседью в клинообразной бороде и с лукавым, словно подсмеивающимся взглядом темно-карих косых глаз… На старике был надет в накидку простой верблюжий халат, из-под которого виднелся расстегнутый ворот шелковой лиловой рубахи и узорные концы шитого пояса; на голове его плотно сидела крошечная парчовая тюбетейка с острым верхом, вся зашитая блестками и ярко сверкавшая при каждом движении старика. Это был хозяин кибитки и бий здешних аулов, Рахим-Берды, человек, пользующийся уважением и доверием чуть не всей степи.

За очагом, на почетном месте, сидел другой киргиз, помоложе, тоже в золотой шапочке, одетый довольно оригинально: поверх длинного халата из какой-то полосатой бухарской ткани накинут был темно-зеленый казакин, выложенный по бортам галунами, а на плечах киргиза красовались русские кованые эполеты с прапорщицкой одинокой звездочкой.

– Мы гостям всегда рады: гость – божий человек, и посылается к нам всегда как особенная милость Аллаха… – закончил свое приветствие Рахим-Берды и посторонился, как бы приглашая вошедших пройти за очаг.

– Благословение всему дому вашему, семейству и всему скоту! – отвечал Бурченко, протягивая хозяину руку.

– Если только в голове у вас нет черной мысли и на языке вашем не кочует обман… Мир вам и счастливый конец вашему пути!

– Благодарю и за себя, и за товарища своего! – поклонился малоросс.

– Милости просим; пожалуйста, садитесь! – приподнялся и подвинулся влево обладатель золотых эполет. Он произнес эту фразу по-русски и самодовольно улыбнулся, заметив изумление на лице Ледоколова.

Это был султан Забык, имеющий русский чин прапорщика и бывавший по делам службы в Оренбурге, Уральске и даже раз как-то в Нижнем Новгороде. По случаю своего официального звания он и носил, поверх туземного костюма, форменный казакин с эполетами.

– Садитесь с нами! – еще раз повторил Забык и поправил на шее красную анненскую ленту с подвешенной на ней медалью.

Последний жест он тоже сделал с расчетом.

Не успели все усесться по местам, как кругом послышались глухие голоса, ропот; слышно было, как толпа вокруг кибитки все прибывала и прибывала… В открытых дверях мелькали фигуры, и поминутно заглядывали все разные и разные лица.

– Однако в этом шуме я не замечаю ничего утешительного! – шепнул Ледоколов на ухо своему товарищу. – Вы слышите?

– Слышу, странно что-то… – отвечал тот так же тихо. – Не добре – гудит громада… Чу-кось!..

Шум усиливался.

– Ата, выйди к ним… Они мне не верят! – заглянул в кибитку красный джигит. – Тебя опять зовут!

– Беспокойные… – проворчал старый Рахим-Берды, кряхтя, поднялся с места и вышел.

На дворе затихло. Слышен был только ровный голос бия и по временам отдельные недоверчивые возгласы.

Бурченко стремительно встал, перешагнул прямо через очаг, помимо всякого этикета, и вышел из кибитки.

– Куда вы?

– Я понял, я это уйму сейчас… – скороговоркой произнес он.

– Зачем тебе ходить? – попытался, было, остановить его Забык, но сам поднялся с места. Его так и подмывало выскочить вслед за Рахим-Берды.

В