Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

и офицеров, так как все понимали, что достичь успеха нельзя. Окопы были завалены трупами, тылы – ранеными, а веры в победы не было в силу объективных обстоятельств: «Беспрерывные атаки, да еще неудачные, такая страшная сила артиллерии, потери товарищей, и кровь, кровь, трупы, по которым нужно идти в атаку. Все это складывается в такую ужасную мораль, что каждый солдат думает: „Ну вот, в этом бою меня обязательно убьют“»[481].

Офицер-гвардеец вспоминает, что, начиная с сентября, высшие штабы стали требовать от гвардейцев и сибиряков перманентного проведения небольших боев – за отдельный окоп, за трофейный пулемет и т. д. Но непременно – в виде боя. Информация об активности войск шла в газеты, реляции, Ставку, союзникам, а войска несли никому не нужные потери последними остававшимися в живых лучшими людьми. В том числе – гвардейцами. Например, приказ по Юго-Западному фронту от 30 сентября предписывал прочесть в войсках о подвиге стрелка лейб-гвардии 3-го стрелкового полка Василия Христофорова, который во время разведки глубины неприятельского расположения 19 сентября и схватки с противником в лесу был ранен в обе ноги и не был найден отступавшими товарищами. Как говорилось в приказе, «семь суток лежал он в лесу без пищи и питья, с загноившимися ранами, выжидая удобной минуты вернуться в родной полк, и только в ночь на 26-е число подполз к нашим окопам и совершенно обессиленный от перенесенных страданий и лишений» был поднят своими. Наградами герою стали Георгиевский крест и звание унтер-офицера[482].

В гвардии в излишних потерях винили командарма-8 А. М. Каледина, под чьей подписью приходили приказы, а также собственное командование – командиров корпусов, которые, по недостатку гражданского мужества, не сумели настоять на отмене этих кровавых и бесполезных боев. Н. П. Поморский-Толлер рассказывает об одном таком бое, когда одна рота была брошена в атаку на целехонькие проволочные укрепления только потому, что чего-либо эдакого потребовали в штабе армии. Другой гвардейский офицер – командир 2-го лейб-гвардии стрелкового полка – пишет, что в осенних боях «ряд повторных атак предписывались свыше стратегическими соображениями, имели целью удержать значительные силы противника в этом направлении и лишить его возможности переброски части сил на другие фронты. Все это должно было быть достигнуто ценой значительно меньшей крови»[483].

Лишь нехватка снарядов вынудила русских военачальников прекратить уже давно ставшие бессмысленными атаки на ковельском направлении. Четыре русских корпуса понесли новые громадные потери, «благо», что у немцев пока еще хватало металла, а русские военачальники наивно полагали, что в России еще достаточно людей. В декабре 1916 г. военный министр представит высшему генералитету сведения, согласно которым запас людей в Российской империи будет даже ниже, нежели во Франции. Это – также результат военного неискусства русских генералов, в привычку которых вошло разменивать кровь и героизм людей на металл и порох.

С другой стороны, упорный штурм ковельского укрепленного района являлся составной частью большой политики. Как раз в конце сентября французы требовали от русских оказать помощь отступавшим на всех участках румынам. При этом французы не собирались оказать помощь Румынии силами своей Салоникской армии М.-П.-Э. Саррайля, хотя на стадии втягивания Румынии в войну на стороне Антанты эта помощь твердо гарантировалась.

Пытаясь побудить англо-французов все-таки оказать поддержку Румынии, император Николай II ссылался на удары армий Юго-Западного фронта на ковельском направлении. В телеграмме французскому президенту Р. Пуанкаре от 4 октября царь указывал: «Измеряя усилия, предпринятые Россией для поддержки Румынии, надо учитывать исключительную растянутость Русского фронта. Всякое снятие войск с этого фронта опасно утончает линию обороны и увеличивает трудность сосредоточения, в случае наступления, достаточного количества сил на угрожаемом участке. Последствия этих мероприятий особенно вредны, учитывая наш недостаток в тяжелой артиллерии и снарядах для нее. Надо также считаться с непрекращающейся чрезвычайной активностью, развиваемой русской армией на фронте генерала Брусилова, активностью, поддерживаемой в общих интересах союзников»[484].

Впрочем, русскому императору так и не удалось побудить французов предпринять наступление от Салоник. Вся тяжесть борьбы в Румынии легла на плечи русских, вскоре, разумеется, оказавшихся виноватыми в разгроме румынской армии и оккупации румынской территории. Французы, умыв руки уже в сентябре, за два месяца до поражения румынских вооруженных сил, вышли сухими из воды. А образование в конце года Румынского фронта, где на 70 тыс. румынских солдат, уцелевших в предшествовавших боях, пришлось миллион русских штыков и сабель, поглотило последние русские резервы.

Уверенность союзников в неисчерпаемости русского человеческого ресурса была полна необоснованного оптимизма, что накануне войны, что и в ходе ее. Между тем в Российской империи кончалась и живая сила: кампания 1916 г. далась действующей армии очень нелегко. По данным Главного управления Генерального штаба, русские фронты к 1 октября включали в себя следующее количество людей и лошадей (по списку / налицо)[485]:

«Ковельские бойни» (как видно из вышеприведенной таблицы, разница между наличным и списочным составом армий Юго-Западного фронта исчисляется в 1,3 млн чел.) не могли бесследно пройти для войск армий Юго-Западного фронта. По донесениям военных цензоров в октябре настроение личного состава действующей армии значительно понизилось, по сравнению с предыдущим периодом, так как солдаты потеряли веру в победу. Почти 50 % писем было проникнуто угнетенным состоянием, из которых до 65 % – в связи с продолжительностью войны. В то же время, когда стало ясно, что прорыв не удался, согласно докладу петроградского охранного отделения, и в тылу «резко отметилось исключительное повышение оппозиционности и озлобленности настроений».

Итоги

Наступление армий русского Юго-Западного фронта в мае – июне 1916 г. стало первой успешной фронтовой операцией коалиции стран Антанты. Более того – это был первый прорыв неприятельского фронта в стратегическом масштабе. Примененные командованием русского Юго-Западного фронта новшества в смысле организации прорыва неприятельского укрепленного фронта стали первой и сравнительно успешной попыткой преодоления «позиционного тупика», ставшего одной из приоритетных характеристик боевых действий периода Первой мировой войны 1914–1918 гг.

Тем не менее достичь победы в борьбе посредством вывода из войны Австро-Венгрии так и не удалось. Ослепляющие победы мая – июня были утоплены в крови громадных потерь «мясорубок» июля – октября, а победоносные стратегические результаты войны на Восточном фронте канули втуне. И в этом вопросе далеко не всё (хотя и, бесспорно, очень многое) зависело от главнокомандования Юго-Западного фронта, которому принадлежит честь организации, подготовки и проведения прорыва неприятельской обороны в 1916 г.

Оперативно-стратегическое планирование русской Ставки Верховного командования на кампанию 1916 г. подразумевало проведение стратегического наступления на Восточном фронте соединенными усилиями войск всех трех русских фронтов – Северного (командующий