Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

Хорошо, что не безразличие, – выдохнул он. – С остальным можно работать.

Кеша смотрел в окно, как мимо проносились машины и мелькали огни витрин. Я тоже сосредоточилась на видах ночного города: все лучше было, чем обсуждать то, что давно осталось в прошлом.

По крайней мере, должно было оставаться там, а не маячить призраком перед глазами и бередить душу.

– Хочу домой, я так устала быть лягушкой-путешественницей, – выдохнула в какой-то момент я. – Подбрось меня, будь добр, раз не разрешил взять такси.

Дубравин кивнул, и я назвала адрес. Когда же уснула, убаюканная ездой и фолком по радио, так и не поняла. Проснулась на руках бывшего мужа.

– Что? Куда? – спросонья не поняла я. – Поставь, сама пойду.

– Не дергайся, – скомандовал Дубравин, и я как-то резко присмирела.

Он занес меня в дом.

– Это не моя квартира, – заметила я, оглядываясь по сторонам. – Где я?

После того как заметила Матвея у подножия лестницы, вопрос отпал сам собой. Мальчик был в милой пижаме, явно сонный и растерянный. Но от его пронизывающего, совсем не детского взгляда мне откровенно стало не по себе.

Я заерзала в попытке освободиться, но бывший держал крепко.

– У меня, – все же ответил Дубравин.

– И зачем? – удивилась я, но мужчина меня проигнорировал, поэтому я зашла с другой стороны: – Я здесь не останусь. И поставь меня на ноги. Я сама…

И договорить не успела, как бывший вдруг выполнил мою просьбу. От резкой смены положения я пошатнулась – ноги плохо держали, – но не упала, у Дубравина все было под контролем.

– Сама, говоришь? – хмыкнул он. Мне даже показалось, что эта демонстрация моей временной слабости была проделана специально, чтобы таким образом щелкнуть меня по носу. – Давай рассуждать здраво, Вась, ты больна.

– Ну спасибо, – фыркнула я. – Это не отменяет того факта, что у меня есть дом.

– И куда ты в таком состоянии поедешь? К своим? Не боишься их заразить?

Я закусила нижнюю губу. Руслана хватала все вирусные болячки прямо на подлете, да и Муся не отличалась сильным иммунитетом, а в ее возрасте любая болезнь могла привести к серьезным последствиям. Нет, в родительский дом мне дорога сейчас была закрыта.

– У меня есть квартира в городе.

– И кто за тобой будет ухаживать? – сложил руки на груди Дубравин.

– Сама справлюсь, – сказала я.

– Ты едва на ногах держишься, – хмыкнул он. – И все равно сама, да?

Его слова не были лишены истины, это могло меня разозлить – чисто из врожденного чувства противоречия, – но не разозлило. Сил на такое не хватило. Или я уже дошла до кондиции, чтобы по крупицам признавать правду.

– Так уж я привыкла, – пожала плечами я.

И на чистом упрямстве двинулась к входной двери. Каждый шаг давался мне с трудом: видимо, укол переставал действовать.

Дубравин придержал меня за плечи.

– Я никуда тебя не отпущу, – сказал бывший. – Ты остаешься здесь. Со мной. И никакие возражения не принимаются.

Его категоричность сейчас почему-то отдавалась теплом у меня в груди. Я даже поймала себя на мысли, что тактика «на плечо и в пещеру» мне неожиданно нравится. Наверное, все же горячка гораздо серьезнее влияла на мою рациональность, чем мне сразу казалось.

– Не боишься, что я заражу твоего сына?

Кеша обернулся на мальчика.

– Дом большой, вы даже встречаться не будете. Я позабочусь, – решил он. – Матвей, иди к себе.

Его сын ничего не сказал, лишь полоснул по мне глазами, развернулся и поднялся вверх по лестнице, а мне почему-то только хуже сделалось. В груди что-то заворочалось, заболело. То ли все понимающий взгляд мальчика так на меня подействовал, то ли температура стремительно поднималась.

Сил на активное сопротивление Дубравину у меня не осталось, поэтому я капитулировала под его напором.

Бывший муж помог мне расположиться в гостевой спальне. Потом я позвонила маме и предупредила о своем состоянии, чтобы они не переживали зря. А дальше… дальше реальность превратилась в настоящий хаос. Я то выныривала на поверхность из липкой ловушки, то опять проваливалась в горячку, как в обжигающую бездну.

И каждый раз, когда я открывала глаза, рядом был Дубравин.

Я чувствовала его прохладные ладони на своей коже, слышала успокаивающий голос, но не могла понять, брежу или нет.

– Уйди, – отворачивалась от него я и тут же цеплялась. – Нет, не уходи. Не отпускай меня.

– Я больше никогда тебя не отпущу, Васенька, – оседало его дыхание на моей шее.

– Обещаешь? – льнула к нему я в поисках прохлады и спокойствия.

– Я умею учиться на собственных ошибках.

Это была сложная ночь.

Ночь борьбы с заразой, которая пыталась захватить власть в моем организме.

Ночь странных откровений.

Ночь забвения, где смешались реальность и вымысел.

Пробуждение оказалось тяжелым, встретило меня резью в глазах, пустыней во рту и чугунной головой. Я простонала и осторожно пошевелила руками-ногами. Тело было ватным, с трудом, но слушалось. А вот в мыслях царила пустота, лишь обрывки неясных воспоминаний вспыхивали, окуная меня в океан растерянности.

Как только глаза привыкли к свету, я разглядела Матвея. Мальчик стоял недалеко от моей кровати и не сводил с меня пристального взгляда.

– Ты что здесь делаешь? – прохрипела я.

Он ничего не ответил. Лишь смотрел, и мне от этого становилось серьезно не по себе.

– Уходи, я заразная, – привела я новый аргумент, чтобы остаться в одиночестве. – Ты же не хочешь заболеть, правда?

– Я вам не нравлюсь, – вдруг выдал сын Дубравина. – Почему?

«Вот так – не в бровь, а в глаз, – опешила я.