Быть Хокингом - Джейн Хокинг

Дата крещения нашего сына приближалась; тем временем я не могла утаить предоставленного мне выбора от моих родителей. На церемонии крещения присутствующие разделились на два враждующих лагеря. В ситуации, требующей от всех невероятной тактичности, Хокинги встали в углу гостиной, не удостаивая вниманием остальную часть собрания: моих родителей, крестных Тима и их семьи, а также нескольких близких друзей. Атмосфера была настолько невыносимой, что в какой-то момент я ушла из гостиной и укрылась в спальне. За мной последовал мой отец, прекрасно понимающий, под каким давлением я нахожусь. Он был достойным интеллектуальным соперником Хокингов, но полностью лишен присущих им притворства и снобизма. Из кармана он достал листок бумаги. «Джейн, – сказал он, – прочти это, хорошо? Если ты одобряешь, я отошлю это письмо Фрэнку Хокингу». Углубившись в чтение, я почувствовала, как меня переполняет благодарность по отношению к отцу за его вмешательство. В письме предлагалось прекрасное разрешение дилеммы, не подвергающее риску мои отношения со Стивеном. В простых словах он констатировал тот факт, что мы все служили интересам Стивена, но что Хокинги, должно быть, понимают, что забота о двух детях и младенце – об их внуках – в добавление к заботе о Стивене не позволяет мне отправиться в Техас. Он предложил, чтобы в случае их убежденности в эффективности лечения они сами сопровождали Стивена в Техас. Снова мой отец, иногда требовательный, всегда благородный и скромный, пришел ко мне на помощь в самой интеллигентной и ненавязчивой манере. Письмо было отправлено. Ответа так и не последовало.

После стольких лет плохо скрываемой нетерпимости Хокинги набросились на меня со всей своей неприкрытой желчностью и вопиющей неделикатностью – как раз в тот момент, когда я была на пределе сил, только что родив третьего ребенка и сидя у постели больного старшего сына. Их неприязнь превратилась в нескрываемую враждебность. Глупо с моей стороны было не замечать их злобу и не подготовиться к нападению; глупо было жить в наивной надежде на лучшее. Они являлись ближайшими родственниками Стивена, и я считала своим долгом пытаться наладить с ними хорошие отношения. Именно по этой причине я со своей стороны продолжала соблюдать приличия. Нравилось мне это или нет, их кровной связи со Стивеном никто не отменял.

После стольких лет плохо скрываемой нетерпимости Хокинги набросились на меня со всей своей неприкрытой желчностью и вопиющей неделикатностью.

Зимой мы получили известие о том, что доктора из Техаса были готовы отправить свое лекарство в Кембридж. Тем не менее консультирующий невролог Адденбрукского госпиталя высказал твердое мнение о том, что лекарство не было протестировано, его действие не подтверждено и оно не подходит для лечения мотонейронной болезни. Он подозревал, что Стивен оказался бы в роли подопытного кролика и что исследователи хотели использовать его репутацию и публичный имидж, связанный с его именем, чтобы привлечь финансирование. Препарат пришлось бы применять в больнице на протяжении длительного периода, а шансы на положительный исход были минимальные. Мотонейронная болезнь уже настолько поразила организм Стивена, что у него почти не осталось активной мускулатуры; а всем врачам и даже обывателям хорошо известно, что нервная ткань не восстанавливается. В те дни наибольший риск для его здоровья представляла пневмония, а не мотонейронная болезнь как таковая. Предлагаемое лечение было бы бесполезной тратой драгоценного времени Стивена, одной из тех химер, против которых сам Фрэнк Хокинг предостерегал нас так настойчиво в 1960-е.

11. Турбулентность

Вероятно, я была бы менее огорчена поведением Хокингов, осознавая, насколько безоговорочно я могла положиться на семью Джонатана. С неподдельной добротой они неустанно посвящали себя другим людям, кем бы они ни являлись, какого бы происхождения они ни были. Они не делали никакого различия между семьей, друзьями, прихожанами и совершенно незнакомыми людьми. Любой попавший в беду, богатый или бедный, мог прийти на порог их дома и днем и ночью, будучи уверенным в том, что ему не откажут в помощи, сочувственно выслушают и даже накормят в придачу. Мне с трудом верилось, что даже самые благонамеренные родители могли бы с пониманием отнестись к той ситуации, в какой оказался их старший сын, и с принятием – к семье, в которую он вошел. Я ошибалась. Во время нашего первого визита в их приходской дом они обходились с нами – Стивеном, детьми и мной – как с самыми желанными гостями и как будто бы искренне были рады нас видеть. Никогда из их уст не прозвучало ни малейшего намека на осуждение нас или нашей ситуации.

Как и Билл Лавлес, Джон Джонс поздно принял сан священника. Завершив свою мирскую карьеру в качестве зубного врача в Уорикшире, он приехал в Кембридж, чтобы поступить в духовную семинарию. На столь резкую смену профессии в уже зрелом возрасте его, бесспорно, воодушевила жена Ирэн, напоминавшая мою маму своей молчаливой непоколебимой верой. Из своего дома, удачно расположенного на возвышенности неподалеку от Кембриджа, они пасли стада своих прихожан, проживавших в болотистых окрестностях, и молились с неустанной пылкостью, какую редко встретишь даже у молодого пастора и трудно ожидать от священника в годах. Джон при поддержке Ирэн не только присматривал за своей паствой в Лолуорте и относившимся к нему приходам, но и отремонтировал ветхий остов средневекового здания, переданного в его распоряжение бедствующей епархией. В начале 1980-х башня церкви в Лолуорте крайне нуждалась в ремонте, денег на который не было. Поэтому Джон и Ирэн облачились в строительные каски и спецодежду и, вынеся наружу несколько тонн птичьего помета, заново обшили здание и укрепили его конструкцию.

Мне казалось невероятным, что у этих людей, никоим образом не связанных с нами, нашлись основания, чтобы доброжелательно отнестись ко мне и моей семье и неизменно проявлять по отношению к нам неподдельный интерес и заботу. Они будто озаряли мрак светом своей доброты, сочувствия и самоотверженности. Однако не только родители Джонатана болели за нас душой; необъяснимым образом к нам прекрасно относились все его родственники: дяди, тети, кузены, а также его брат Тим и сестра Сара. Сара, в прошлом физиотерапевт, была одарена тем же интуитивным чутьем к проблемам, связанным с тяжелой инвалидностью, что и Кэролайн Чемберлен. Она знала, чем чревато наступление паралича для самого больного и его ближайшего окружения. Мы с Сарой быстро сдружились. Мы были одного возраста, и наши дети родились примерно в одно и то же время. Первая дочь Сары, Мириам, появилась на свет в феврале 1979 года, за два месяца до рождения Тимоти.