Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина

Вот как описывает Г. Т. Полилов внешность своего деда, жившего в 1820-х годах: «Довольно высокого роста, статный, черноволосый, с совершенно бритым лицом, одетый всегда в сюртук с шелковыми отворотами, белую манишку, высокие воротнички которой подпирали подбородок, в то время как белая косынка батистовая с вышитыми концами, носимая тогда согласно моде вместо галстуха, обтягивала шею, — он совсем не походил на русских купцов, продолжавших в те времена носить длинные, чуть не до пят сюртуки, сибирки и сапоги с высокими голенищами. Точно так же и цилиндр, носимый дедом неизменно летом и зимою, отличал его от русских торговцев, в большинстве случаев ходивших в высоких картузах».

Портрет сестер купчих. Фотограф Ю. И. Никонович. 1890-е гг.

Хотя случались и смешные ошибки.

Так, Полилов пишет, что его дед: «Cадясь пить чай, надевал женский ситцевый капот с всевозможными бахромками и фалборками (оборками. — Е. П.) и с пелеринкою (очевидно, вместо турецкого халата, который часто служил домашней одеждой дворянам. — Е. П.), в таком костюме проводил вечер. Он говорил, что ни в одном костюме он не чувствовал себя так удобно, как в этом.

Домашние и близкие знакомые, привыкшие к подобному чудачеству, не обращали внимания, но приходившие изредка вечером по делам чужие посетители поражались подобной метаморфозой и с изумлением поглядывали на серьезно рассуждавшего с ними деда.

Чудачества Егора Тихоновича не ограничивались только собственным подобным маскарадом, он заставил свою жену остричь чудную косу и носить прическу а la Titus, мелко завивая свои короткие волосы».

Дочь Егора Тихоновича Ульяна вспоминает, как подруга для посещения театра сделала ей прическу «а ла пуль — локоны длинные завила, ими уши немного прикрыты». Такая прическа была модна во Франции в конце XVIII века (названа так в честь известного фрегата «Belle Poule», который атаковал и победил английский фрегат в 1778 году) и в начале XIX века смотрелась, вероятно, немного старомодно (Ульяна ездила в театр в 1831 году). Но если девушка была молодой и хорошенькой, в «розовом кисейном платье, шея и руки открыты», то ей прощали некоторую старомодность прически.

Впрочем, иногда купчихам решительно изменяло чувство меры, и тогда дворянки не упускали случая посмеяться над ними. Вот как описывает увиденную ею на празднике в августе 1803 года купчиху англичанка Марта Вильмот: «За трехчасовую прогулку мы встретили множество нарядно одетых людей, вовсе не относящихся к знати, ибо по праздникам парк открыт для всех чинов и званий. Тут впервые я увидела настоящую русскую купчиху. Хочу описать ее наряд, но боюсь, ты не поверишь, что в такую жару она облачилась в затканную золотом кофту с корсажем, расшитым жемчугом, юбку из дамаска, головной убор из муслина украшен жемчугом, бриллиантами и жемчужной сеткой, и все сооружение достигает пол-ярда высоты. 20 ниток жемчуга обвивали шею, а на ее толстых руках красовались браслеты из 12 ярдов жемчуга (я даже сосчитала). Разряженная купчиха прогуливалась рядом со своим бородатым мужем, одетым в исконно русское платье: зеленый плисовый кафтан, полы которого доставали до пят… Не могу высказать, какое удовольствие доставила мне эта пара». Через год, описывая масленичные гуляния, она пишет в дневнике: «Особенно блистали купчихи. Их головные уборы расшиты жемчугом, золотом и серебром, салопы из золотного шелка оторочены самыми дорогими мехами. Они сильно белятся и румянятся, что делает их внешность очень яркой. У них великолепные коляски, и нет животного прекраснее, чем их лошади. Красивый выезд — предмет соперничества».

Миновало почти сто лет, и вот перед нами описание бала, состоявшегося 20 января 1891 года в доме Петра Семеновича Елисеева. И снова одним дамам решительно изменяет чувство меры, другие (в частности, семья Елисеева) одеты элегантно: «Нам пишут, что 20 января состоялся у П. С. Елисеева, у Полицейского моста, бал, который привлек львиную часть нашего петербургского именитого купечества. В числе гостей были семейства: Смуровых, Полежаевых, Меншуткиных, Журавлевых, Щербаковых и многих других. Тут же присутствовали представители финансового мира, было также много военных и купеческой молодежи, которая особенно усердствовала в танцах. Дамы, конечно, как подобает богатому петербургскому купечеству, щегольнули роскошными платьями… почти все туалеты отличались такою роскошью, что немыслимо было сказать, какое платье красивее других, который туалет изящнее другого. Бриллианты так и сверкали. Одна из дам явилась в корсаже, сплошь сделанном из бриллиантов. Ценность такого корсажа, по расчету одного из присутствовавших, равняется ценности целой Приволжской губернии! Необычайно роскошный туалет был одет на хозяйке дома и ее невестке: первая была одета в платье из белых кружев с оранжевым шлейфом, на голове — бриллиантовая диадема; вторая — в белое же платье с вышитыми цветами со шлейфом цвета „реки Нил“. Известная красавица девица О. Меншуткина была одета в бледно-розовое платье, покрытое сплошь цветами. Танцы — частью под рояль, частью под звуки духового оркестра — отличались необычайной оживленностью, молодежь веселилась от души, поддерживая славу „веселого купечества“. Во время котильона всем гостям были розданы очень ценные сюрпризы: дамам — золотые браслеты, усыпанные камнями (причем блондинки получили браслеты с сапфирами, брюнетки же — с рубинами). Кавалерам же раздавались золотые монограммы, брелоки с надписью. Вообще надо сказать, что елисеевский бал удался вполне и оставил надолго приятное воспоминание среди гостей».

Еда

Питались в домах купцов сытно, хотя и строго соблюдали посты. В меню входили в основном традиционные блюда.

Н. А. Лейкин пишет: «Воскресенье ощущалось и по пирожной опаре, которая ставилась в субботу в кухне в большом горшке. Без пирога в воскресенье или в какой-либо праздник за стол не садились. А пирог всегда был громадный, так как накормить нужно было много ртов. Дабы угодить на разные вкусы, его пекли с двумя, а иногда и с тремя разными начинками по концам. Пирог был всегда гордостью кухарки и хозяйки. В то время кухарка и ценилась в нашей семье по пирогу. О пироге говорили с вечера и в день, когда его ели. В особенности ценились постные пироги. А постное мы ели не только по постам, но даже в среду и в пятницу. Впоследствии как-то среды и пятницы отпали, но посты остались, и я помню, что на первой и на последней неделях Великого поста не ели даже рыбы. Вот в эти недели пироги уж царили ежедневно, и я теперь удивляюсь тому разнообразию постных начинок, которые тогда нам предлагались. Пеклись пироги с капустой, с лапшой, с грибами, с зеленым луком, с гречневой кашей, с рисом, с манной крупой, с солеными груздями и т. д., а сладкие пироги, помимо ягодного варенья, — с моченой брусникой, с сушеной малиной, с миндалем и коринкой, с изюмом и т. д. Каждый день к столу подавалась какая-нибудь каша. И вот поэтому-то у меня и до сих пор сохранилось влечение к пирогам и кашам.