Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"

— Так разорви их и трахни меня, — неожиданно даже для самой себя я крайне сильно возбуждаюсь и притягиваю Кинга к себе за воротник рубашки, после чего шепчу ему в губы свою просьбу, которая едва не граничит с приказом. В ответ он расплывается в довольной пошлой ухмылке и резким рывком задирает мою юбку, отчего я, едва совладав с сильнейшим сердцебиением, в предвкушении припадаю к его шее. Но благо Александр не успевает выполнять ни одну из моих просьб, ибо в подсобку неожиданно заходит уборщица, тем самым не на шутку сильно напугав меня, ведь нас только что поймали за таким занятием, в наказание за которое могут отчислить. Мы с Кингом, даже не шелохнувшись, молча таращимся на замершую на месте уборщицу, после чего парень даёт женщине пятьдесят долларов за её молчание и выводит за руку опешившую меня в пустой коридор.

— Не будь такой трусишкой. Она никому ничего не скажет, — Кинг уверяет меня, при этом откровенно посмеиваясь с моей испуганной физиономии. — Раз деньги взяла, значит будет держать рот на замке. Это проверенная схема.

— Если Ричарду доложат об этом, то он нам устроит совместные похороны в этот же вечер, — я нервозно отвечаю, продолжая опасаться последствий.

— Ну, ему уже известно, что твоя девственность у меня, так что мала вероятность того, что он взбеситься из-за такого, — он самодовольно заявляет и, не теряя возможности, в очередной раз упоминает тот факт, что он мой первый парень.

— Не обольщайся, — я с ухмылкой ему отвечаю, мысленно с ним согласившись, ведь трудно вообразить себе что-то хуже вчерашнего разговора. За мои слова Александр резко притягивает меня к себе и, будто наказывая, жадно и властно сминает мои губы в недолгом, но неистовом поцелуи, по завершению которого он награждает меня увесистым шлепком по левой ягодицы, отчего я вздрагиваю, и отправляет на урок в привычном наказном тоне.

Как оказывается, произошедший инцидент с уборщицей только меня образумливает и остужает, ибо в течении всего дня Александр, не отходя от меня ни на шаг, всевозможными способами соблазняет и уламывает меня продолжить начатое с ним в подсобке. Но я непреклонна, потому как не хочу быть вновь пойманной кем-то во время того, как мы с ним занимаемся сексом, едва сдерживая себя от экстаза. Но когда до окончания учебного дня остаётся всего лишь один урок, я, в который раз будучи припёртой к своему шкафчику Кингом, сдаюсь под напором его чувственных ласк и соглашаюсь уединиться с ним после урока в одном месте, где, как он сам заверяет, нас точно никто не побеспокоит. Будучи ужасно довольным моим положительным ответом, Александр с мягкой улыбкой склоняется надо мной и нежно целует в губы, проигнорировав тот не малозначительный факт, что мы вовсе не одни, ведь я неоднократно просила его так не делать на людях. Но почему-то сейчас меня это не беспокоит. Стало как-то всё равно на то, что другие подумают или увидят. Поэтому я лишь сильнее к нему прижимаюсь всем телом, при этом отмечая, что после прошедшей недели в Лондоне между нами что-то переменилось. И переменилось определённо в лучшую сторону. Будто то тепло в груди, которое я раньше испытывала каждый раз при виде него, превратилось в настоящее пламя, которая я не в силах больше контролировать. И сила его одновременно пугает и завораживает, ибо я не хочу, чтобы оно когда-либо утихало. Внезапно от столь лиричных и сентиментальных мыслей меня отвлекает звонок на урок. Я отстраняюсь от парня, что не особо приходится ему по душе, ибо он хочет продолжить. Посмеиваясь с его досадливого тона, я так и не позволяю ему вновь себя поцеловать, поскольку сильно опаздывать на историю, которую с этого семестра ведёт новый учитель.

— Тогда увидимся в подсобке на первом этаже после урока? — он больше утверждает, нежели спрашивает, и, получив мой положительный ответ, с довольным видом позволяет мне уйти.

Урок истории проходит на удивление легко и быстро, потому как новый учитель, в отличие от прежнего, не читает нудным безжизненным голосом лекции из методички, а бодро и интересно рассказывает материал, при этом не заставляя учеников исписывать тетрадь лишними датами и терминами. Но когда звенит звонок, мистер Браун, будучи не на шутку поглощённым поднятой десять минут назад темой, запрещает всему классу уходить до тех пор, пока он не закончит свою дискуссию с одним умником с первой парты. Я смиренно терплю его возбуждённые речи на протяжении не одной минуты, но, в конце концов, учитель, так и не исчерпав тему, исчерпывает моё терпение. Раздражаясь из-за его долгих и нескончаемых возгласов, я, дойдя до грани, без разрешения встаю со своего места и под недоумевающие и даже завидные взгляды других учеников иду к выходу. Но прямо у двери меня останавливает строгий голос мистера Брауна, которому не пришёлся по душе мой самовольный поступок.

— Не звонок решает, когда урок окончен, а я, — произносит он неизменную фразу всех учителей, на что я незаметно закатываю глаза.

— Если звонок решает, когда я прихожу, то и он решает когда я ухожу. До свидания, — я предельно вежливо отвечаю, после чего выхожу в коридор.

— История Вам этого не простит, мисс Риддл, — мистер Браун отвечает со смешком мне вдогонку, но я не реагирую на его школьный юморок.

Несмотря на то что я ещё несколько минут назад отправила сообщение Александру, в котором его предупредила, что меня задерживает учитель, я всё равно поспешно иду к своему шкафчику, дабы быстро забрать нужные на завтра тетради и зимнюю куртку, а затем встретиться, наконец, с парнем. Но стоит мне только открыть свой рюкзак, как я замечаю слева от себя Вильяма, который открывает соседний шкафчик и кладёт в него свои вещи. В любой другой ситуации я бы поинтересовалась у него о том, с каких пор у нас соседние шкафчики, но поскольку меня уже заждался Кинг, я игнорирую ситуацию и молча запихиваю в рюкзак тетради. Но стоит мне лишь краем глаза взглянуть на рядом стоящего парня, как я в недоумении начинаю на него бесстыдно таращиться, потому что на его лице десяток ссадин и синяков, что говорит о том, что Вильям совсем недавно побывал в серьёзной драке, в результате которой его так покалечили. Даже когда разъярённый Александр избил его за измену Лиззи, его лицо не потерпело такого ущерба.

— Что случилось? — я прямолинейно у него спрашиваю, на что он лишь отмахивается, делая вид, будто ничего серьёзного не произошло. — Я серьёзно. Кто так с тобой? — я продолжаю настаивать на ответе, и Вильям уже решается как-то прокомментировать свой внешний вид, как вдруг мимо нас проходит шумная компания из нескольких парней, один из которых как бы случайно задевает Коулмана плечом, на что он совершенно не реагирует.

— Педик сраный! — кричит уже другой парень в спину Вильяма, после чего они уходят, при этом посмеиваясь, а я ловлю себя на том, что мой рот приоткрывается от неверия и потрясения. Но я быстро беру себя в руки, ибо понимаю, что это далеко не простое оскорбление, сказанное наугад, дабы просто унизить парня. Сам Коулман прислоняется лбом к прохладному металлу дверцы шкафчика, при этом прикрыв то ли от стыда, то ли от обиды глаза.

— Я могу ещё стерпеть унижения из-за статуса моих родителей, но это… — обречённым голосом шепчет мне парень, на что я с сожалением на него смотрю, ибо даже в наше время находятся те, кто из-за нетрадиционной ориентации человека готовы зайти слишком далеко.

— Откуда они знают об этом? — я спрашиваю у него спустя секундное молчание.

— Потому что на общей вечеринке увидели меня с… парнем. С моим парнем, — с небывалым трудом сознаётся мне Вильям, после чего впервые переводит на меня подавленный взгляд. Я же с пониманием опускаю глаза, ведь теперь мне стала ясна причина, по которой он всячески игнорирует неоднократные и настойчивые попытки Лиззи поговорить или же пригласить его на свидание. Она явно будет ошарашена, когда узнает об истинной причине его отказа. — Пожалуйста, только не распространяйся о том, что я гей. Если слухи дойдут до моих родителей… Я покойник.

— Неужели они так категоричны?