Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников

– За кого?

– А если за меня? – неожиданно для себя обронил Антон. Вопрос повис в воздухе без ответа. А Антон задумался: «Куда я лезу? Из петли в ошейник? Но ошейник значительно притягательней...»

Позже девяти вечера Антон не засиживался, чтобы без нужды не объясняться в семействе. Прощаясь, он подставил щеку Татьяне:

– Надеюсь, я поцелуй заработал?

Улыбчивая до того, Татьяна вдруг посерьезнела и напряглась:

– Не порти дружбы, Антон. Ведь нам же хорошо. Хорошо?

– Хорошо, – пообещал Антон. – Тогда поцелуй по-дружески.

Татьяна вспыхнула, но все-таки чмокнула его в щеку и при этом легонько прикоснулась к предплечью Антона упругим соском обтянутой тонким ситцем груди. И, как показалось Антону, сделала это не случайно. Мгновенное, как змеиный укус, прикосновение обожгло и воспалило рассудок, поэтому домой он пришел слегка ошарашенным.

Легкая ошалелость зятя не укрылась от проницательной тещи. Ночью напару с дочерью они исследовали и нюхали рубашку Антона. Духами она не пахла, зато насквозь пропитана краской и табаком. Антон никогда не курил, и поэтому теща сделала свой вывод: «Картежничает твой колонтаец. Разводилась бы ты с ним, доченька». И даже пустила слезу по своей несчастной дочурке. Светлана промолчала в знак согласия с житейской мудростью матери.

Наутро Антон получил классическую семейную разборку с истерическим заламыванием рук, с заранее заготовленными выпадами тещи и многозначительными намеками тестя. На работу Колонтаец убежал не позавтракав. Но, как ни странно, был счастлив, как парашютист, впервые совершивший прыжок. Однако, чтобы остановить падение, полагается не забывать про спасительное кольцо. И Антон вспомнил о кольце с зеленым гранатом, давным-давно купленном по случаю у бродяг-геологов. «Оно принесет тебе счастье» – вспомнилось Антону. Кажется, пришло время проверить.

В перерыв, когда помещение отдела опустело, он созвонился с Татьяной:

– Сегодня я приду к тебе навсегда.

На другом конце провода что-то щелкнуло и раздался знакомый и усталый голос:

– Не надо этого делать.

– Но почему же? Ведь ты тоже этого хочешь?

– Я хочу снова сойтись со своим мужем: дочь не может расти без отца, – возразила Татьяна.

– Но я же люблю тебя! – продолжал настаивать Колонтаец.

– Этого мало, – Татьяна не переставала упрямиться, но по оттенкам интонации Миронов уловил, что делается это не очень уверенно.

– И я тебе тоже нравлюсь. И даже больше того: ты меня тоже любишь, – не сдавался Антон. – Мы оба нужны друг другу – неужели трудно понять?

– Я не связываюсь с женатыми. – В голосе Татьяны появились стальные нотки.

– Я разведусь, – еще не веря себе, пообещал Миронов.

– Посмотрим, – поняла и засомневалась Татьяна.

Вечером Антон впервые поцеловал ее в губы. Губы у нее оказались мягкие и приятные, с легким ароматом сигарет «Родопи».

– Как ты классно целуешься. Вот ты, оказывается, какой умелый бабник, – выдохнула она, на миг оторвавшись. – Если ты во всем остальном такой же умелец, я за тобой на край света пойду... – Однако на ночь Антона у себя не оставила: – Не забывай, что на меня дочь смотрит. Разведись сначала.

Антон не долго балансировал на кромке обрыва: решился подать заявление о разводе.

Теща молча радовалась своей победе, а номенклатурный тесть угрожающе шипел: «Анкету мне портишь, змееныш. Паскудства не прощу – наплачешься». Антон с легким сердцем махнул на всех рукой и отправился в непредвиденную, как всегда, командировку на Ямал. Возвратиться удалось очень нескоро.

Прямо из аэропорта за последние гроши на такси примчался Антон к своей Татьяне:

– Здравствуй, моя любимая!

Татьяна, черная и зареванная, уклонилась от объятия:

– Я уезжаю к мужу на Украину.

– Как же так! – застонал от боли несчастный Колонтаец. – Ты же мне обещала! Я всю жизнь свою бросил к твоим ногам – так не вытирай их о мое сердце! И не губи светлую любовь нашу!

– Другие губят: тебя на Ямал не случайно загнали – чтобы от меня изолировать. И пока ты там комаров кормил, меня из партии скоропостижно исключили за аморальное поведение, разложение и разрушение молодой семьи.

– Но ты же ни в чем не виновата! – всплеснул руками Антон.

– А кому надо в это верить и разбираться? Ты же знаешь, кто у нас в партбюро собрался: они твоему тестю в рот заглядывают и по одному его слову готовы собаку съесть, не то что одинокую и беззащитную женщину. Придумали: профсоюзы – школа коммунизма. Не школа, а отстойник для отбросов партаппарата – сборище блатных и бывших. Я теперь тоже бывшая: Маркелов меня уволил по непригодности. И жаловаться на него некому. При моей профессии такая запись в трудовой – все равно что волчий билет. Один у меня выход – уезжать.

– Мы вместе уедем! – решительно заявил Антон, сам в это уверовав.

– Нет – я уже мужу слово дала, что возвращусь.

– Но ты же меня любишь! – попробовал последнее средство Антон.