Отныне и вовек - Джеймс Джонс

Пруит рассмеялся:

— У меня бы тоже ничего не вышло. Но он так перетрухнул, что наложил полные штаны.

— Серьезно?

— Шучу.

— А я ведь не пьяный. Пру. Смотри! Я вас всех разыграл. — Он встал со скамейки, и в тот же миг ноги у него подкосились. Он повалился назад и, чтобы не упасть, вцепился обеими руками в фонарный столб. — Видишь?

— Да, конечно. Ты не пьяный.

— Конечно, не пьяный. Просто споткнулся, тут вон какая выбоина. — Он рывком выпрямился и осторожно отпустил столб. — Оп-ля-ля! — откинув голову, заорал он во всю мощь своих легких. — Все к черту! Остаюсь на сверх-срочну-ю!

Он потерял равновесие и начал опрокидываться на спину, Пруит быстро шагнул вперед и еле успел поймать его за поясок плавок.

— Замолчи, балда! Хочешь, чтобы нас патруль забрал?

— Эй, патруль! — заорал Анджело. — Патруль! Идите, забирайте нас! Мы здесь!

— Вот ведь болван! — Пруит резко отпустил поясок его плавок, и Анджело, рухнув как подкошенный, растянулся во весь рост на тротуаре.

— Смотри, Пру. Меня пристрелили. Я убит. Несчастный убитый солдатик, один как перст в этом похабном мире. Ребята, отошлите мою медаль домой, маме. Может, старушке удастся ее заложить.

— Вставай, — усмехнулся Пруит. — Хватит. Пошли отсюда.

— Встаю. — Цепляясь за скамейку, Анджело кое-как поднялся на ноги. — Пру, как ты думаешь, а мы скоро влезем в войну?

— Может, и вообще не влезем.

— Влезем как миленькие.

— Да, я и сам знаю.

— Тебя никто не просит щадить меня и скрывать правду, — пробасил Анджело, копируя женственные интонации Томми. И, не удержавшись, расхохотался. — Я бы выпил чего-нибудь поприличнее. Эту гадость пить невозможно, — передразнил он манеру Хэла, тщательно выговаривая каждое слово. — Черт с ним. Пошли. Давай вернемся в город.

— Придется вызывать такси из автомата, но сначала ты оденься.

— Хорошо, Пру. Как скажешь, так и сделаю. — Анджело сдернул плавки до колен и начал вылезать из них. Зацепился ногой и снова упал. — Кто меня ударил? Кто посмел? Покажите мне эту сволочь!

— Тьфу ты! — Пруит подхватил маленького итальянца под мышки и волоком потащил подальше от фонаря в темноту кустов.

— Эй, ты что? — запротестовал Анджело. — Осторожнее! Ты мне так всю задницу обдерешь. Здесь песок.

— Сейчас же одевайся и линяем отсюда. А то тебе не только задницу обдерут… Тс-с-с! Слышишь?

Оба затаили дыхание и прислушались. Анджело внезапно протрезвел. Издали, с улицы, доносилось тяжелое топанье солдатских ботинок. Шаги приближались — не бегом, но довольно быстро. Вместе с шагами в воздухе плыли неясные голоса, потом Пруит с Анджело услышали удар резиновой дубинки по столбу.

— Идиот! — прошипел голос. — Потише не можешь?

— Ладно, успокойся, — отозвался второй голос. — Думаешь, я сам не хочу кого-нибудь заловить? Тебе хорошо, ты уже капрал.

— Тогда не шуми. Идем.

Тяжелая рысца, мягкий скрип краг, бесшумно болтающаяся на шнурке резиновая дубинка. По ночам они охотятся парами, бродят всюду, где бывают солдаты, и, опережая их появление, ползет страх — эту надежную защиту им обеспечил Закон, — а они с подлым удовольствием наблюдают, как люди отводят глаза в сторону. Они рыщут парами по всем тем местам, где солдаты, желая забыться, пьют, дерутся, орут или, желая вспомнить, что они люди, суют руки в карманы. Солдатам забываться нельзя, говорят они своим появлением, и вспоминать солдатам тоже ничего нельзя, и то и другое — измена.

— Ну вот, доигрался, — сказал Пруит. — Пошли назад. Надо сматываться.

— Извини, Пру.

Анджело покорно двинулся за ним. Он теперь протрезвел, и ему было стыдно, что из-за него могут быть неприятности. Они прошли по самому краю широкой полосы асфальта, тянувшейся к резиденции кинозвезд, прошмыгнули наискосок через парк, мимо офицерской гостиницы «Уиллард-инн» и, задыхаясь, долго бежали сквозь кусты, пока не выскочили на Калиа-роуд почти у пляжа, возле несуразного и роскошного «Халекулани», отеля настолько роскошного, что многие туристы о нем даже не слышали, — отель стоял у самой воды, там, где волны с мягкими вздохами накатывались на песок.

— Быстро снимай плавки и одевайся, — сказал Пруит.

— Хорошо. Давай мои вещи. А куда плавки девать?

— Черт его знает. Дай-ка их сюда. Ты только скажи честно, ты уже трезвый? Эти двое будут нас караулить на Калакауа. Один из них может пройти на Льюэрс-стрит, чтобы перехватить нас на углу Калиа-роуд. Я думаю, нам лучше всего добраться по Калиа до Форта Де-Русси и потопать оттуда в город. Ты меня слушаешь или нет?

Маджио поднял голову, и Пруит увидел, что по щекам у него катятся слезы.

— Гады! — ругнулся Анджело. — Что мы, убили кого-то или ограбили? Бегаем, прячемся… У меня все это уже в печенках сидит! Чихнуть и то боишься — вдруг патруль услышит. Я больше так не могу. Слышишь? Не могу и не буду!

— Ну хорошо, хорошо. Только не расстраивайся. Ты же не хочешь, чтоб тебя забрали? Просто ты еще пьяный.

— Да, пьяный. Конечно, пьяный. Ну и что? Нельзя, что ли, напиться? Может, вообще ничего нельзя? Даже сунуть на улице руки в карманы и то нельзя, да? Пусть лучше заберут! Лучше уж сидеть в Ливенуорте. Кому нужна такая свобода, когда ничего нельзя? Другие покупают конфеты, а ты, мальчик, смотри и облизывайся, в магазине тебе делать нечего — так, что ли? Пусть меня забирают! Я не трус и бегать от них не буду. Я не боюсь. Я не трус! Я не шпана! Я не дерьмо!

— Да ладно тебе, зачем так волноваться? Сейчас очухаешься и будешь в полном порядке.

— В порядке? Я больше никогда не буду в порядке! Это тебе наплевать, потому что ты на весь тридцатник, а мне — нет. Я на них положил, понял? Я их всех в гробу видел! В белых тапочках! С меня хватит! Хва-тит! Ба-ста!

— Давай-ка подыши глубже. Считай до десяти и дыши. Я сейчас. Только зашвырну куда-нибудь эти плавки и вернусь.

Он спустился по пляжу вниз, туда, где все еще вздыхал прибой — волны мягко, с еле слышным плеском набегали на берег, оставляли на песке пену и откатывались обратно, — закинул плавки в воду и вернулся туда, где оставил паренька из Бруклина. Маджио исчез.

— Эй, — тихо позвал Пруит. — Анджело! Старичок! Ты где?

Немного подождав, он повернулся и побежал по улице, ведущей от пляжа наверх, по Льюэрс-стрит, навстречу далекому островку света. Он бежал изо всех сил, но очень легко, не касаясь земли пятками.

Добежав до границы света, лужей растекшегося вокруг уличного фонаря, он на секунду замер и тотчас быстро отступил назад, шагнул в темноту, чтобы его не увидели.

У перекрестка, на краю тротуара в центре этой лужи света, малыш Маджио дрался с двумя дюжими патрульными из Шафтерской части ВП.

Одного из полицейских он умудрился повалить, тот лежал лицом вниз, втянув голову в плечи, а Маджио цепко, как краб, сидел у него на спине и яростно лупил кулаками по затылку. Пока Пруит наблюдал за ними, второй патрульный ударил Маджио дубинкой по голове и стащил его с лежащего. Потом размахнулся и ударил еще раз. Маджио закрыл голову руками, дубинка била его по пальцам, по лбу, по темени; он упал. Приподнявшись, потянулся на четвереньках вперед, пытаясь ухватить патрульного за ноги, но теперь он двигался медленнее, и дубинка снова настигла его.

— Давай-давай! — крикнул Маджио. — Бей, ты, ублюдок!

Первый патрульный тем временем поднялся, шагнул к Маджио и тоже начал его избивать.

— Ну конечно! Теперь давайте вдвоем. Такие здоровые, сильные ребята, неужели это все, на что вы способны? Ну бейте же! Бейте! Что так слабо? — Он попытался встать, но его опять сбили с ног.

Пруит снова шагнул на тротуар, выскочил из темноты на свет и бросился к дерущимся. Он бежал легко и быстро, на ходу примеряясь, чтобы прыгнуть с толчковой ноги.

— А ну назад! — закричал Маджио. — Я сам справлюсь. Не суйся! Мне помощь не нужна.

Один из патрульных оглянулся и пошел навстречу Пруиту. Маджио на земле по-крабьи метнулся вбок и подставил полицейскому подножку. Тот упал, и Маджио немедленно вскарабкался ему на спину, схватил за волосы и стал бить головой об асфальт.

— Что же вы?.. Два таких громилы… И еще с дубинками!.. — задыхаясь, бормотал он в такт каждому удару. — В чем же дело?.. Не можете, да?.. Что вам стоит меня укокошить?.. Не можете?.. Беги отсюда! Вали! — крикнул он Пруиту. — Слышишь? Не встревай!

Патрульный медленно поднялся с земли, хотя Маджио продолжал висеть на нем и все так же молотил кулаками по голове, и, изогнувшись, сбросил с себя осатаневшего маленького итальянца, как лошадь сбрасывает ездока.

— Чего ты встал?! — закричал Маджио, падая на четвереньки и снова подымаясь. — Беги! Тебя это не касается.

Второй полицейский остановился и нащупывал рукой пистолет. Судорожно вытаскивая пистолет из кобуры, он шагнул к Пруиту, и Пруит рванул вниз по улице в темноту, к кустам. На бегу он оглянулся и увидел, что пистолет нацелен ему в спину. Влетев в кусты, он бросился на землю и, как солдат под обстрелом, стал ползком пробираться в глубь зарослей.