Одсун. Роман без границ - Алексей Николаевич Варламов

Но чем дальше шло время, тем меньше я с Катериной спорил и тем больше за нее тревожился. Поначалу-то мне казалось, она сделает на Украине карьеру. До депутата, до министра или выше дойдет. Президентшей станет. А что? Не одной же ведьме с косой на метле летать, огнем дышать и нефтью плеваться, не все ж этой львовской дурынде, злосчастной фараонше с билетом КПСС в кармане детишек в садиках пугать. Пусть и Катя моя слово скажет и что-то доброе для своей страны сделает. Потому что по-настоящему доброе для Украины – оно и для России доброе. И наоборот.

А Катерина меж тем очень искусно продумала свою биографию. Никакого Чернобыля, никакого Литературного института, никакой Москвы. После окончания школы уехала по гранту учиться в Америку, а потом осталась преподавать украинский язык как иностранный в Нокс-колледже в Иллинойсе. Скорее всего, в этой истории было немало лукавства, и преподавала она, очевидно, ненавистный ей сегодня русский. Кому был нужен в Америке в ту пору украинский? Сейчас, может быть, и нужен, но тогда? Однако каким-то образом ей удалось всех обмануть и прочертить идеальную незапятнанную линию жизни, ни разу не связанную с Россией. Да, конечно, были люди в Литинституте, которые могли бы ее вспомнить, но, похоже, им дела до этого не было. Фамилию она поменяла, но не потому, что вышла замуж, а просто – вы могли бы себе представить, браты́ и сэстры́, украинскую патриотку Фуфаеву?

Так я оказался единственным, кто знал правду о Катэрыне Франчук. Разумеется, я все равно молчал, и как бы она на нас ни ругалась, сколько бы ненависти и злобы ни источали ее нежные уста, я все равно знал, что не совершу против этой женщины подлости и ни за что ее не предам.

Однако с какого-то момента, отец Иржи, я начал замечать, что Катя стала подставляться сама, как если бы расслышала мои призывы.

Все чаще и чаще она говорила о том, что у Украины два врага – внешний и внутренний, и неизвестно, какой из них страшнее и кто больше ее разъедает. Она утверждала, что в результате революции достоинства украинский народ был снова обманут, к власти пришли предатели, жулики и воры, а первый от них – украинский президент. Пока это были просто гневные речи, всем очень нравилось, а давно привыкшая к брани киевская власть не обращала на них внимания, но Катя же никогда не умела остановиться. Она стала писать про преступные схемы, откаты, взятки, прорывалась в кабинеты чиновников, перелезала со своим «Любителем» через заборы, публиковала скандальные фотографии и репортажи. Она писала открыто, прямо, ничего не страшась, ни с кем не договариваясь и ни к кому не прислушиваясь. А если во что-то уверовала, то уже ничто не могло ее переубедить. И слишком надеялась на американский паспорт. А не факт, что он ее защитит, и если под нее начнут копать, то неизвестно, чем все закончится и в чем ее обвинят. Но я и предположить тогда не мог, матушка Анна, что однажды они доберутся до меня.

Судетский эндшпиль

После изгнания немцев Судеты заселяли кем придется. Одни приезжали сюда по своей воле, других заманивали подъемными и льготами, третьих привозили не спросясь. И чехов, и словаков, и венгров, и румын, и русинов, и моравских хорватов, и цыган, и греков – так что мой трактирщик появился в этих горах не случайно. В Есенике образовалась целая греческая колония, и вместе с другими народами Старого Света эллины стали заселять чужие дома, копать чужую землю и ходить по чужим дорогам. Многие из новоселов, прожив год-другой, уезжали, на их место приезжали новые, но тоже не выдерживали и срывались с места. Улисс был прав. Какой-то рок тяготел над обезлюдевшей землей. Всем ли ее оккупантам являлись привидения или хотя бы мысли о тех, кто владел их домами раньше, многие ли видели страшные сны и угадывали зловещие приметы – бог весть.

Создатели «Алоиса Небеля» в одном из интервью говорили, что судетскую историю было не принято обсуждать при коммунистах, но все равно все всё знали. Знали, кто жил в каждом доме и что потом случилось с этими людьми. И когда дети учились в школе, им сложно было соотнести то, что говорили на уроках истории, с тем, что они видели по дороге домой: немецкое кладбище, камни с датами, надписи на немецком… Но и потом, когда все открылось, общей темой тоже не стало. Зачем? Гораздо интереснее ездить в переименованные на чешский лад горы отдыхать, лечиться, кататься на лыжах и велосипедах, подниматься на Прадед, пить пиво и не бередить память воспоминаниями и уколами.

А судетских немцев приняла Германия, которой после войны тоже приходилось несладко, и вряд ли в ту пору рассказы беженцев о том, что они пережили у себя на родине, поражали и вызывали большое сочувствие. Да и говорили они на каком-то странном, непривычном немецком языке. Однако после потерь мировой войны три с лишним миллиона новых соотечественников были в Германии не лишними. Их селили в опустевшие нацистские лагеря, потому что другого жилья не было, использовали как дешевую рабочую силу, и неважно, какое у человека было образование, имущество и профессия. Все это осталось в прошлом. Рейхсдойче, то есть имперские немцы, презрительно называли приезжих поляками, чехами, румынами, в зависимости от страны, откуда тех вышвырнули, однако в рейх фольксдойче действительно вернулись.

Что они про него думали, как воспринимали побежденную Германию, тосковали ли по своей милой горной стороне, что рассказывали детям и какие видели сны, забыли или нет сказки про Рюбецаля – этого я не знаю, и судья мне уже ничего не расскажет. Он исчез из моей жизни после того, как я обнаружил его на фотографии и понял, что примерещившийся мне человек не похож на свое изображение. Но, может быть, так и должно быть? Кто сказал, что привидение совпадает с оригиналом, особенно если учесть, что оно существовало лишь в твоем воспаленном мозгу?

Немецким беженцам помогло экономическое чудо. Пришли американские деньги, началось возрождение Германии, работы хватало на всех, и какая разница откуда ты – лишь бы хотел и умел трудиться, а они это умели, и скоро все вместе превратили разоренную войной и обложенную контрибуциями территорию в процветающую страну. Да, конечно, западная часть была намного богаче, но и восточные немцы жили не