В поисках утраченных предков (сборник) - Дмитрий Каралис

— Может, тоже посмотрите? — робко спросил я. — Знаю, что дедушка Павел Константинович жил в 1917 году на Невском проспекте в доме семьдесят девять. Но род деятельности не установлен… Может, что-нибудь найдется?

Владимир Вячеславович скрылся за архивными тумбами, и я услышал, как поскрипывают, выдвигаясь ящики. Сейчас мне вытащат дело о дуэли благородного предка или сообщение тайного агента о неблагожелательных высказываниях кого-нибудь из Каралисов в адрес Государя Императора во время партии бриджа в Английском клубе. И я начну со страшной силой раскапывать родовые корни…

— Есть! Правда, немного другой — Каралюс Фома Осипович, 1917 год. Дело по обвинению в шпионаже. Ваш?

— Не знаю…

— В принципе латинское «u» могли читать как наше «и». И тогда фамилии идентичны, — предположил из-за тумб Владимир Вячеславович. — Хотите?

— Давайте.

И я поплелся в читальный зал — заказывать дела с грехами: деда Бузни и выскочившего, как черт из табакерки, неведомого Фомы Осиповича, привлеченного в 1917 году по подозрению в шпионаже. Если Ленин, Троцкий, Каменев и Зиновьев, как недавно выяснилось, были шпионы немецкого генерального штаба, то почему бы Фома Осипович, почти однофамилец, не мог оказаться их подручным? Н-да…

Дела обещали подготовить завтра после двенадцати.

Я вернулся на свой Васильевский остров через мост Лейтенанта Шмидта, над Невой тек холодный стеклянный ветер, и зашел в Андреевский собор — был день рождения матери.

Да, начиная архивные розыски, надо быть готовым и к неблаговидным находкам.

Старший брат Юрий был отличником пограничной службы, служил на заставе имени Карацюпы, переловил, по его рассказам, десятка два разных шпионов, включая кабанов с радиопередатчиком под брюхом, а тут из мути семнадцатого года выползает Фома Осипович Каралю(и)с, подозреваемый в шпионаже против России! Этого мне только не хватало! С другой стороны, всегда можно вспомнить изречение товарища Сталина, доведенное до сведения общественности в 1939-м, если не ошибаюсь, году: «Сын за отца не отвечает!», и послать всех подальше.

Но потомком шпиона все равно быть не хотелось.

Спал я в кабинете, и спал плохо. Жене я ничего не сказал про находки, чтобы не дергать ее своими постоянно меняющимися национальностями и социальным происхождением: то справедливый древний грек, то не грек, то литовский князь, то внук молдавского крестьянина-революционера, то осколок большого дворянского клана, то потомок шпиона — с ума может сойти бедная женщина, выходившая замуж за старшего научного сотрудника с крепким пятым пунктом.

Под утро я обнаружил, что ко мне на диван забралась немецкая овчарка Юджи, и, выставив соломенно-желтое брюхо, бесстыже дрыхнет рядом со мной на спине. «Это что такое! — приподнялся я на подушке. — Так ты несешь караульную службу? Где твое место по штатному расписанию? У маминых дверей!» — «Хозяин, все под контролем! — меланхолично приоткрыв глаза, стелепатировала псина. — У нас муха без разрешения не пролетит, ты же знаешь!» — Она слезла с дивана и стала громко зевать и потягиваться. Заслышав нашу возню, в кабинет заглянула дымчатая Дашка, и Юджи, для порядка придавив ее лапой, дала ей слегка пошипеть и отпустила.

…И тут же вспомнил сон, похожий на дурной кинематограф. Высокий седой мужчина протягивал мне ветхий сундучок с окованными углами, и за его спиной темнела яма осыпавшейся могилы. Крышка открытого сундучка болталась на одной петле, и я видел среди содержимого цепь с круглым блестящим шаром, матерчатый сверток, распятие, позеленелые монеты… Я видел этого высокого согбенного мужчину первый раз, но почему-то знал, как его зовут… И знал о назначении цепи с шаром, но тут же забыл, как только проснулся…

Я оделся и повел собаку на прогулку, обещая ей скорую поездку на дачу, простор участка, ручей, в котором она любит мочить свое собачье брюхо, а ближе к лету — и Чертово озеро, и поездки по грибы, и азартную беготню за птичками со встопорщенной шерстью…

6. Сплошные загадки

История не меню, где можно выбирать блюда по вкусу.

Едва я потянул на себя массивную архивную дверь, как с Петропавловки бухнула пушка, и звук выстрела, шелестя под фермами мостов, пронесся к заливу.

Спустившись в низок гардероба, я поздоровался, разделся, поставил в ячейку портфель. Меня не покидало ощущение, что со вчерашнего вечера в Архиве всем было хорошо известно: утром придет потомок шпиона смотреть дела своего предка. Поднялся по лестнице, предъявил милиционеру пропуск, он сдержанно кивнул: «Проходите!» Стараясь шагать не шумно, прошел в читальный зал.

На моей полке зеленел обложкой толстый журнал, прошитый вощеной бечевкой, и лежала строгая казенная коробочка. Открыв ее, я обнаружил свернутую фотографическую пленку и корешок своего запроса с номером дела: «…Каралюс Фома Осипович. Дело по обвинению в шпионаже».

С журналом и коробочкой я подошел к столу регистрации и дождался, пока девушка в милом джинсовом комбинезончике не спеша запишет на фамилию исследователя Каралиса Д. Н. «Дело по обвинению в шпионаже Каралюса Ф. О., 1917 г.». А также «Наряд сведений по Саратовской судебной палате за 1906 год». Почти полное совпадение фамилий мог не заметить только слепой. Девица же была вполне глазаста.

— Благодарю! — как можно отчетливее и бодрее сказал я, кланяясь сотруднице. — Соблаговолите подсказать, где и как можно посмотреть сей микрофильм. — Делать вид, что обвиненный в шпионаже Каралюс не может иметь ко мне никакого отношения, было бы смешно.

— За читальным залом есть специальная комната. Там аппараты. Не все исправны, но найдете… — Девица отвернулась к тумбочке и стала что-то выискивать среди бумаг.

Благодарственно кивнув, я гордо пронес журнал и коробочку через читальный зал (Людмилы я не обнаружил) и сел за свободный стол с черной громадой диаскопа. Да, возможно, я потомок резидента германской или японской разведки — ну и что? Я пытался подбодрить себя слышанной где-то фразой: «В любой ситуации следует сохранять хладнокровие, ибо через сто лет это не будет иметь никакого значения», но в моей ситуации все выглядело наоборот: мои находки будут иметь значение и сегодня, и завтра, и через сто лет… Как говорили Стругацкие, будущее создается тобою, но будет принадлежать не тебе.

Страшное дело — архивы!

Коробочку со шпионскими пленками я отложил.

Сначала взглянем на революционную деятельность деда в Саратовской губернии Российской империи в апреле 1906 года. Что умышлял мой будущий дедушка в уже солидном сорокашестилетнем возрасте против самодержавия?

Я нашел нужную страницу. Машинописный текст. Увы! Ничего конкретного.

«…14 апреля 1906 г.

Справка о Коллежском Асессоре

Александре Николаевиче Бузни

(сахаро-акцизный надзиратель Тамбовского Акцизного Управления)

Учитывая, что Бузни А.Н. глубоко сожалеет о случившемся и семья его находится в бедственном положении, отменить его высылку в Вологодскую губернию и разрешить возвратиться в Тамбов под надзор Губернатора».

С одной стороны, я порадовался за дедушку, который миновал ссылку в студеную Вологду и вернулся в теплый яблочный Тамбов. И за себя тоже: через год в семье деда, «которая находилась в бедственном положении», родилась моя мама, а еще через сорок лет в Ленинграде, в роддоме рядом с Духовной семинарией, на свет появился и я. Прощая дедушку, власть благословляла к жизни меня… С другой стороны, следовало ли ввязываться в бунтарские дела, чтобы вскоре глубоко сожалеть о случившемся? Как-то странно.

Но в чем состав, в чем шкода, в чем умысел? Что занесло деда из Тамбова в Саратов? Я достал трудовой список деда: в 1906 году он уже девять лет заведовал губернской химической лабораторией акцизного ведомства.

Ездил в командировку?

Хорошо могла закончиться командировочка — чуть не выслали в Вологодскую губернию. Перелистал слежавшийся журнал от корки до корки. Врачи, учителя, рабочие сахарных заводов, поденщики, крестьяне… «Дело производством прекратить», «Передать в уголовную палату», «Наложить штраф»… Чем огорчили саратовскую власть все эти люди — ни слова. И как-то по-детски звучит в нынешних временах тогдашняя причина помилования деда: «учитывая, что он глубоко сожалеет о случившемся и семья его находится в бедственном положении…» Может, дал взятку или нашелся блат? Но такое плохо вяжется с образом революционера и бунтаря…

Случись деду получить ссылку в Вологду, его судьба могла побежать совсем по другой дорожке. В маленьком северном городке, обжитом ссыльными революционерами, он мог познакомиться со Сталиным, Молотовым, Орджоникидзе…

Взяв журнал, я на цыпочках дошел до Серафимы Игоревны. Она была подчеркнуто любезна, как с висельником перед его последней просьбой, что выдавало ее осведомленность о шпионском деле.