В поисках утраченных предков (сборник) - Дмитрий Каралис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полистав еще книгу, я переписал из нее несколько забавных фамилий и «дворянскую таблицу», приглянувшуюся своими архаизмами — вдруг пригодится:
Чин, имя и прозвание Дворянина, его лета и при какой должности, а буде в отставке, то где пребывание имеет.
Холост, или женат, или вдов, много ли детей мужеска пола с показанием их имен и лет, а буде из них кто в службе, то в какой.
Буде имеет деревни, то сколько за ним по последней ревизии состоит крестьян.
Имеют вписываться все вновь рожденные сыновья с показанием их имен.
Когда будет от Дворянина объявлена копия с Герба, внесенного в Гербовник, то означать именно в какое отделение Герб сего рода внесен.
Ежели Герольдиею доказательства о благородстве будут признаны недостаточными, то показывают, когда именно сие последовало.
Фамилия Бузни в книге писалась по-разному: и Бузня, и Бузне, встретилось даже русифицированное Бузневы. Но это была, безусловно, одна компашка.
И скорее всего, компашка, не имеющая к моему деду прямого отношения.
Значит, не врал батя насчет крестьянского происхождения своего тестя. А фамилию мой лобастый дед-крестьянин-самоучка мог получить от помещика. Как у нас в России — Баринов, Помещиков…
Мою досаду скрашивало наблюдение: всех Бузни, принимаемых во дворянство, записывали в какую-то шестую часть дворянской Родословной книги. Не высокого дворянского полета были, видать, птицы. К тому же, «герба не имеют». Ну, и Бог с ними!..
Женщина, сидевшая рядом, выключила ноутбук и сочувственным шепотом спросила:
— Кого ищете? — Она собиралась уходить.
Я пожал плечами: действительно, кого я теперь ищу?
— Дедов, прадедов, — так же шепотом ответил я.
— Какие фамилии? — Она вдруг стала смотреть на меня с интересом, словно мы с ней были когда-то знакомы, и теперь она изучает, сильно ли я изменился и скоро ли признаю ее.
— Бузни, Каралис… — растягивая слова, прошептал я.
— Нет, не попадались. — Она шарила глазами по моему лбу, словно там что-то было написано. — Вы здесь первый раз?
Я кивнул.
— Найдете! — подбодрила женщина, складывая лупу и закрывая крышку ноутбука. — Фамилии хорошие, редкие! С ними будет легко работать. Дворяне? — Она вновь взглянула на меня, словно пытаясь по моей физиономии определить, не являюсь ли я потомком дворянина.
— Тайна, покрытая мраком.
— И отсутствием информации, — добавила женщина, придвигаясь ко мне, чтобы лучше слышать. — И предки мало чего оставили. Так?
— Так, — кивнул я. — А вы что ищите? Меня, кстати, зовут Дмитрий Николаевич.
— Людмила Прокопьевна, — представилась женщина; ей было к сорока; светлые вьющиеся волосы, перстень с черным камушком, светская улыбка с загадкой, словно мы намеревались пофлиртовать. — Можно Людмила. У меня двенадцать фамилий в разработке… И дворяне, и мещане… Второй год работаю, хочу сыну родословную оставить…
— Сын помогает? — Я тоже стал собираться, надеясь прицепиться к Людмиле и поболтать с опытным исследователем.
Грузный мужчина, сидевший впереди нас, обернулся и выразительно блеснул очками. Люда кивнула, давая обещание соблюдать тишину в храме старых документов.
— Ему сейчас все родословные до лампочки! — отчетливо артикулируя слова, прошептала она тише прежнего. — Пятнадцать лет. Плеер, ролики, девочки…
Сдав дела, мы вышли на площадку второго этажа.
— А у вас какие фамилии?
— Сташкевичи, Наклонские, Шереметевы… — Она назвала целую обойму.
— Ничего не нашел, — пожаловался я.
— А какую губернию смотрели?
— Бессарабскую. Что поразительно: не нашел в этой книженции даже тех, кто точно был дворянином.
— Это бывает. Некоторые годы могут просто отсутствовать. Вам надо сходить в каталог, там поспрашивать.
— А где это?
— Главный вход Сената. Только попросите в читальном зале направление. Без него не пустят…
— У Серафимы Игоревны?
— Да-да, у нее. Если, конечно, повезет.
Мы стояли у перил ротонды. Сверху, через стекла близкого фонаря, едва сочился бледный свет зимнего дня. Парадная лестница малиновым ковром летела вниз.
— Скажите, — Людмила с загадочной оценивающей улыбкой посмотрела на меня: — в вас есть польская кровь?..
— Литовская — может быть… Впрочем, фамилия Поплавские упоминалась в нашей семье… Возможно, и польская есть. А что?
— Ваше лицо напоминает мне один польский портрет, — взглянула на меня Людмила.
— А что за портрет? — Тихо спросил я.
— Тысяча семьсот пятидесятого года.
Я рассмеялся:
— Не нашел дедов по одной линии, так найду по другой! Вы часто здесь бываете?
— Когда есть свободное время. Я живу неподалеку — в доме за Манежем.
— И кто изображен на портрете?
— Шляхтич в латах. Неизвестный ротмистр. Копия — вы! И усы такие же! — она засмеялась, прощально взмахнула рукой и легко сбежала по широкой лесенке.
Возле крутых ступеней пещерного гардероба она оглянулась, словно знала, что я смотрю ей вслед, и взмахнула рукой.
С ума сойти! Теперь я еще и польский шляхтич! Причем в латах. Никогда не носил на себе железа, даже каски. Пилотку подводника — бывало.
Шляхтич в латах меня, надо сказать, заинтересовал.
Это тепло.
Литва, Польша, Белоруссия — извечно сообщающиеся сосуды. И нынешняя маленькая Литва на берегу Балтийского моря — это не та просторная Литва, которая называлась Великим княжеством Литовским, Русским и Жмойтским. И государственным языком в этой державе считался русский — именно на нем в XVI веке был написан «Литовский статут».
Что за портрет? Природа не повторяется, но очень похожие люди встречаются. Какой-нибудь устойчивый генотип?
Я вернулся в читальный зал.
Выслушав мои сетования, что вместо революционного огорода меня занесло в дворянский, Серафима Игоревна махнула рукой и выписала мне пропуск в каталог Архива. Как я понял, в каталог направляли неохотно: возможно, чтобы не приучать посетителей Архива снимать пенки. Вот ты сначала просмотри сотню-другую дел, поищи своих предков, как хлеба ищут, а если не найдешь, мы заглянем в компьютер и скажем, на какой полочке они у нас лежат!
Пройдя мимо угла Сенатской площади, где в гранитном цоколе разместился вечно пустующий бар «Трибунал» с картонным манекеном официанта-зазывалы, я ступил на каретный пандус, плавно взбегающий к дубовым дверям Сената, и Медный всадник с Исаакием расплылись в глазах от резкого ветра.
Покалякав в прохладном фойе с гардеробщицей, я осмотрел белые израцовые печи, которые раньше беспрерывно топились истопниками, представил важных швейцаров, бобровые воротники шинелей, поднялся, как когда-то бедняга Каренин, по широкой лестнице на второй этаж, прошел мимо каталожных утесов из красного дерева, вошел в огромный зал с разбежавшимися по стенам высокими шкафами и, разыскав между тумб и стеллажей нужного мне господина, сообщил о цели своего визита.
Его звали Владимир Вячеславович. Он был в очках, домашних тапочках, рубашке в мелкую клеточку, и я понял, что мы с ним подружимся. Бормоча: «Бузни, Бузни… Сейчас посмотрим…», он отправился к компьютеру. Я остался сидеть возле его стола рядом с высочайшими окнами, за которыми виднелся Медный всадник, похожий сверху на театральную декорацию.
Вернулся он скоро и положил на стол листок с компьютерной распечаткой.
— Есть несколько послужных списков различных Бузни, есть письма Веры и Нины Бузни из фонда сенатора Богдановича, есть дела по имениям Бузни…
— Это не то. — Я стал рассказывать семейную легенду про дедушку-марксиста, в студенческие годы чуть не угодившего на каторгу…
— Так бы сразу и сказали, что привлекался… Сейчас посмотрим по фондам МВД. — Володя скинул тапочки и взлетел на приступочку книжного комода, на котором стояли застекленные книжные полки. Открыл створку — мне показалось, по всем законам физики он должен загреметь вместе со шкафом — и вытянул пыльную папку с делом. — Вот оно. По Саратовской судебной палате…
Он спустился и быстрыми пальцами вытащил нужную бумагу:
— Бузни Александр Николаевич… Ваш?
— Не знаю. Наверное, мой.
Он дал мне переписать название дела: «Наряд сведений о привлечении к ответственности за революционную деятельность отдельных лиц по Саратовской судебной палате…».
— А за что он привлекался?
— Здесь не написано. Закажите дело в читальном зале и посмотрите, — слегка грассируя, ответил Владимир Вячеславович; мне показалось, кроме нас в этом огромном зале никого не было. Он рассовал все на свои места и притворил стеклянную дверцу стенного шкафа.
Я подарил ему свою книгу, вложив в нее визитную карточку.
— Это тоже забирайте, — он протянул мне распечатку с названиями дел о Бузни-дворянах. — А ваша фамилия Каралис? — он глянул на обложку книги.