Полка. О главных книгах русской литературы (тома III, IV) - Станислав Львовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Введенский. Ёлка у Ивановых
О чём эта книга?
Накануне Рождества, пока родители находятся в театре, нянька моет детей в ванне; раздражённая выходками одной из девочек, она убивает её топором; няньку арестовывают, подвергают психиатрической экспертизе, затем судят и приговаривают к смерти; тем временем её жених, лесоруб Фёдор, рубит со своими товарищами в лесу ёлку и предвкушает встречу с любимой, не зная о случившемся; наконец, родители возвращаются, ёлка, несмотря ни на что, происходит, но заканчивается внезапной смертью всех присутствующих.
Как очень многие произведения XX века, пьеса Александра Введенского – про преступление и наказание. Преступление может быть фиктивным или загадочным («Процесс» Кафки), свойственным природе подсудимого («Приглашение на казнь» Набокова), результатом, а не причиной обвинения («Елизавета Бам» Хармса) – во всех случаях наказание оказывается реальным. В «Ёлке у Ивановых» преступление действительно происходит, но «реальное» событие здесь становится лишь внутренним толчком к стремительному и немотивированному самораспаду драматургической реальности.
Когда она написана?
Датировка основана на фразе, открывающей четвёртое действие (девятую картину): «Картина девятая, как и все предыдущие, изображает события, которые происходили за шесть лет до моего рождения или за сорок лет до нас. Это самое меньшее». Поскольку Введенский родился 23 ноября (6 декабря) 1904 года, то, если понимать эти слова буквально, пьесу можно датировать тридцать четвёртым или тридцать пятым годом его жизни – временем между декабрём 1937-го и декабрём 1939-го. Другими словами, она писалась во время Большого террора или сразу же после него. Это могло сделать более острой и тему насилия, и другую, для пьесы не менее важную – тему окончательного, рокового разрыва с миром XIX века, с традиционным гуманизмом. Введенский в это время жил в Харькове, куда он по личным причинам переехал из Ленинграда в 1936 году – вскоре после окончательного распада обэриутского круга.
Александр Введенский. 1930-е годы[636]
Как она написана?
Важнейший элемент обэриутской поэтики – «бессмыслица», то есть неожиданный, немотивированный разрыв причинно-следственной связи, который может открывать новые, загадочные и бесконечные смысловые глубины. В «Ёлке у Ивановых» (в отличие от, например, «Елизаветы Бам») такие разрывы возникают внутри на первый взгляд рационально развивающегося действия. Каждая сцена, если не каждая реплика, опрокидывает житейскую логику. Среди героев нет ни одного Иванова, все члены большой семьи носят разные фамилии; «детям» от 1 до 82 лет; на суде вместо истории убийства Сони Островой нянькой «для отвода глаз» излагается (в стихах) история ссоры неких Козлова и Ослова; городовой, «чтобы отвлечь убийцу от мрачных мыслей», декламирует гекзаметр про появившихся в городе «греческих всадников», пение Пузырёвой-матери состоит сначала из бессмысленного сочетания гласных, потом из такого же сочетания согласных – и так далее. Происходит теоретически мыслимое – но немыслимым образом, и в конечном итоге «бессмыслица» одерживает победу над житейски представимым сюжетом и поглощает его.
Дореволюционная рождественская открытка[637]
Что на неё повлияло?
Непосредственно на обэриутскую эстетику влияли, с одной стороны, французские дадаисты (о которых обэриуты имели, впрочем, скорее теоретическое представление), с другой – вся традиция русской литературной и окололитературной «чепухи», апофеозом которой является творчество Козьмы Пруткова. Эти влияния, несомненно, прослеживаются и в «Ёлке у Ивановых». Но непосредственным материалом здесь служит, конечно, русская драматургия конца XIX века. Причём в ход идёт как массовая мещанская мелодрама, так и чеховская трагикомедия, в значительной степени обыгрывающая и пародирующая приёмы первой. У Введенского эти пародийные ходы доведены до «цирковой» грубости, в то же время он пародирует и чеховские дискретные диалоги, нагруженные подтекстом, паузы, недоговорённости.
Далее: Чехов пародирует символистскую драму (пьеса Треплева в «Чайке») – смутный отголосок (но уже вполне серьёзный) этой пародии («львы, орлы и куропатки…») можно различить в таинственной беседе «дивных зверей» в конце второй картины.
Указывают на связь пьесы Введенского с «моралите XX века» Николая Вентцеля «Лицедейство о господине Иванове» (1912), поставленным Николаем Евреиновым. Пьеса Вентцеля, заканчивающаяся, как и «Ёлка у Ивановых», гибелью всех героев, в определённой мере является пародией на символистскую драму и в то же время содержит памфлетные намёки на обстоятельства личной жизни одного из вождей русского символизма – Вячеслава Иванова.
Наконец, непосредственным предшественником обэриутского театра и непосредственным учителем Введенского был Игорь Терентьев, драматург и режиссёр-экспериментатор 1920-х годов. Замечают связь некоторых мотивов «Ёлки у Ивановых» с пьесой Терентьева «Jордано Бруно».
Как она была опубликована?
Введенский с крайним легкомыслием относился к судьбе своих рукописей. В результате сохранилась гораздо меньшая часть его наследия, чем в случае Хармса. К счастью, многие его тексты были у его друга философа Якова Друскина или у Хармса (эти рукописи после смерти Хармса тоже попали к Друскину). В 1960-е Друскин открыл обэриутские архивы для исследователей; ряд текстов попал и в самиздат. Первая публикация «Ёлки у Ивановых», по ущербной самиздатской копии, была осуществлена Михаилом Арндтом в журнале «Грани» (1971, № 81) в составе целого комплекса материалов, посвящённых обэриутам. В глазах редакции политического антисоветского журнала Хармс, Введенский и их друзья были прежде всего жертвами и разоблачителями режима; сама возможность такой публикации – знак исключительной литературоцентричности эпохи. Этот текст был перепечатан в составленном Вольфгангом Казаком «Избранном» (1974). Первая текстологически корректная публикация – в изданном в американском «Ардисе» собрании сочинений (1980–1984). В СССР «Ёлку у Ивановых» впервые напечатал Егор Радов[638] в сборнике «Полярная звезда», вышедшем в 1990 году в Якутске. В том же году – публикация в альманахе «Ново-Басманная 19», на сей раз с предисловием выдающегося обэриутоведа Михаила Мейлаха.
Как её приняли?
«Ёлка у Ивановых» имела в самиздате более широкое распространение, чем большинство других произведений Введенского (более сложных по фактуре) и уже к концу 1980-х вошла в общепринятый свод «классических» обэриутских текстов. Не опубликованная в СССР пьеса упоминается, в частности, в справке о Введенском в «Краткой литературной энциклопедии»). С ней, как и с «Елизаветой Бам» Хармса, связана легенда об «обэриутах, опередивших театр абсурда», что обеспечивало престиж зачастую понаслышке известной обэриутской эстетики в широких кругах интеллигенции.
Что было дальше?
К началу 1990-х, особенно после выхода двухтомника (М.: Гилея, 1993), стало очевидно огромное значение поэзии и драматургии Введенского для русской литературы XX века. Однако соперничество литературоведов, в которое были вовлечены наследники Введенского, привело к тому, что затем в течение пятнадцати лет републикация произведений писателя (в том числе «Ёлки у Ивановых») оказалась почти невозможна. В настоящее время эти обстоятельства позади. Среди ярких постановок «Ёлки у Ивановых» – спектакли в «Гоголь-центре» (2013), в Омском театре драмы, на Малой сцене МХАТ и пр.
Когда происходит действие «Ёлки у Ивановых»?
Действие пьесы датировано 1890-ми годами и происходит на Рождество. За полных шесть лет до рождения Введенского было Рождество 1897-го, за пять лет и одиннадцать месяцев – Рождество 1898 года. Введенский, как и Хармс, высказывал демонстративное равнодушие к «народам и их судьбам», однако проявлял большую зоркость, когда стремился создать образ известной эпохи. В поэме «Четыре описания» (1934) воссоздаются очень выразительные обобщённые картины мира человека 1858, 1911, 1914 и 1920 годов, местами с прямыми литературными отсылками (например, к некрасовскому «О погоде»). Такой же обобщённый и в то же время гротескно остранённый образ России конца XIX века мы видим в «Ёлке». Например, в числе персонажей упомянуты «учителя латинского и греческого языков», хотя по ходу действия упомянут лишь учитель латинского языка – бывший лесоруб Фёдор.
Казимир Малевич. Дровосек. 1913 год[639]
Возможно, одним из толчков к написанию пьесы стал
