Стальное зеркало - Анна Оуэн

— Вы это видите иначе… и не считаете, что настроению позволено править даже человеком, верно?

— Это не всегда возможно — мешать настроению. Не для всех. И иногда это ошибка. Но обычно я вижу это иначе… как вы думаете, господин герцог, почему я отвечаю на ваши вопросы?

— Не знаю, господин герцог, а не зная — не хочу выдумывать, — улыбается хозяин. — Мне остается только надеяться на то, что мои вопросы не слишком бесцеремонны… — Они не «слишком». Они бесцеремонны за гранью оскорбления, за гранью неприличия… и в шаге от откровенности. — А вам не слишком скучно отвечать на них… чужаку.

— Вам не дадут командовать кампанией. При де ла Валле вы останетесь только наблюдателем, каков бы ни был ваш официальный статус.

— Вы много лучше знаете господина коннетабля, а у меня опыта не больше, чем у его сына… так что, возможно, вы правы. — Очень интересный поворот беседы. Очень. Но, помилуйте, господин герцог, не хотите же вы, чтобы я действовал против де ла Валле?.. Или все-таки хотите?

— Я посмотрел на ваших людей. И тех, что здесь, и тех, что под городом — кстати, вы неплохо их спрятали. И на вас я тоже посмотрел. Я сказал Его Величеству «да», и, значит, до конца кампании у нас мир. Вы можете командовать своими людьми — и всем, с чем сумеете справиться сверх этого. Может быть, у вас нет таланта к делу. Но тогда вам нужно учиться распознавать его в других.

— Благодарю, вы действительно добры ко мне. — И немного опоздали с советом.

Прошлым летом за одни последние фразы я был бы вам признателен по-настоящему, но все это сказали мне другие. Но вы так же наблюдательны, господин герцог, и я не играл пустыми вежливыми оборотами, когда говорил «добры». Подобный совет стоит очень дорого, а самое ценное в нем — та самая бесцеремонность. Неподобающая, недопустимая… ответная; кажется, разговор складывается.

А еще я знаю — теперь знаю — что тогда, в королевской приемной, вы тащили мне на выручку супругу коннетабля, будучи искренне уверенным в том, что я потребую от короля наказать вас за шантаж.

— Это не тот вопрос, на который можно дать ответ сразу, — кивает собеседник. — И мне не нужно вам объяснять, что вы на этом потеряете.

Да. Это не нуждается в объяснениях… но, в сущности, я не потеряю. Я только не приобрету, а это неприятно, но могло бы быть и много хуже. Удобная возможность оборачивается проволочками и лишними, ненужными играми, но я уже взял гораздо больше, чем рассчитывал.

Но гость это понимает и сам. И я хочу говорить не о будущем. Я хочу говорить о прошлом. Пока что.

— Возможно, знай я больше о характере господина коннетабля, мне было бы легче понять, что делать. — Объясните мне. Расскажите. Подскажите…

— Я бы ответил вам, но с этим следует обращаться не ко мне. Я слишком плохо отношусь к господину коннетаблю, чтобы его понимать. Я представьте, практически до последнего не замечал, что заговора в стране два… обнаружил где-то за полгода до истории с Фурком. Впрочем, они с принцем меня до самого конца так и не увидели, но уж это не удивительно. А вот я должен был задуматься раньше, но не сделал этого, неприязнь помешала.

Чезаре кивает. Всего этого могло бы и не быть вовсе, не реши я четыре года назад, что лучше армия с гнилой головой, чем армия вовсе без головы — на нашей территории, чужая и не самая маленькая. Что бы тогда вышло здесь? Сложно представить, не сделав слишком много ошибок в прикидках…впрочем, и не нужно. Что случилось, то случилось. Не думаю, что гость на престоле Аурелии был бы для нас более выгоден. Удобен в чем-то — меньше проволочек, глупостей, траты сил; но только в этих мелочах.

— Господин коннетабль причинил вам много неприятностей?

— Господин коннетабль меня повышал, — усмехается герцог Ангулемский. — Полагаю, намерения у него были самые лучшие, как и всегда, впрочем. Мне было двадцать с небольшим, когда я получил генеральское звание и назначение на юг. Видите ли, Его Величество в то время категорически не хотел видеть меня в живых — со мной все время случались какие-то странности… и рано или поздно моя удача закончилась бы. Вот де ла Валле и решил, что на высокой должности и в горячем месте я проживу дольше. Несчастный случай с генералом в ходе кампании может обойтись дорого. Господин коннетабль, как опять же для него характерно, не понял другого. Полковник северной армии в своем падении не увлек бы за собой никого.

«Времена проскрипций, — говорит Гай, — Затянувшиеся на годы и годы…»

Мне кажется, де ла Валле все прекрасно понял, думает Чезаре, просто не нашел другого способа. Он пытался прикрыть от королевского внимания всех, кого мог. И у него отчасти получилось. Аурелия воевала со всеми двадцать лет подряд, и армия была самым безопасным местом. Трудами господина коннетабля. Но герцога Ангулемского коннетабль не знал, а спрашивать, чего желает молодой полковник, из которого выйдет такой хороший генерал, только подпиши приказ — не стал. Рассудил, должно быть, по себе: лучше жить. Пока живу — действую.

А герцог Ангулемский вовсе не действовать хотел. А танцевать со щитом порядком устал, и ни малейшей благодарности за такой подарок не испытывает. Покойного короля он перевел в разряд стихийных бедствий, определил ему место — под землей, и перестал о нем думать, как о живом. А вот господина коннетабля, живого и разумного человека, за медвежью услугу невзлюбил. Это случается, и не так уж редко…

Я бы поменялся с ним местами. С герцогом Ангулемским, не с коннетаблем… Интересно, поменялся бы он местами со мной?

Еще вина. Бокалы не должны быть пустыми.

— Здесь… я имею в виду Аурелию, очень тесно действовать. Вы, должно быть, знаете о том, как Его Святейшество назначал моего брата командующим… и что было после. И в какой мере — для всех. Здесь же… — иногда мне жаль, что я не понимаю удовольствия от брани. — Вы заставили меня задуматься. И желать союза. Хотя бы до конца кампании. — Пауза, улыбка, взгляд прямо в глаза. — Я хотел бы у вас учиться…

Гость опять смеется, коротко и беззвучно. Он не двигается почти, когда смеется, только плечи трясутся. Даже рука с подлокотника не поднялась. Наверное, это должно раздражать.

«Еще как!» — отзывается Гай.

— Теперь я понимаю, почему вы на людях так строго придерживаетесь дипломатического протокола, господин герцог. Впрочем, отчего нет? Марсельская кампания, вопреки убеждению Его Величества легкой не будет… но дома вам предстоит война куда более долгая, и куда менее приятная, потому что вам придется оглядываться и на потери противника. В этом смысле вам, кстати, де Рубо подошел бы больше меня, но, к сожалению, наблюдать его методу мы с вами сможем только через поле.