Стальное зеркало - Анна Оуэн

И так легко было свернуть в ту же сторону, что и монголы. Повезло. Наши объединители были не великими, а мелкими негодяями. Куда там завоевывать мир, они просто мечтали умереть своей смертью.

Заведение дорогое, а сквозняк — вот он, гуляет по спине, странный и неправильный сквозняк, даже для поздней орлеанской ночи слишком холодный. Зимний, или, скорее уж, осенний — сырой, настойчивый, пробирающийся до самой кожи через три слоя ткани. Не сквозняк даже, а щупальце тумана, такого, которому в Орлеане делать нечего: густого, плотного, хоть ножом режь. Пудинг, а не туман. Позавчерашний пудинг, успевший набухнуть влагой и осклизнуть… пакость какая. Лезет и лезет — и под рубаху, и в голову этот невесть к чему, невесть зачем нужный сквозняк. Надоел…

Не задался день. Человек из королевской канцелярии опять назначил встречу в «Соколенке». И не только потому что похоть как грех в глазах его начальства простительнее сребролюбия, но и потому что здешние радости ему попросту нравятся. А оплатит их, конечно же, Кит. Так мало того… в нижней зале, где просто хорошо кормят, обнаружился Уайтни. Сидел и ужинал. Наверное, тоже по какому-то делу. И пришлось просить обслугу, чтобы проводили наверх — и тихо. И гостя китовского предупредили. Потому что нечего Уайтни видеть, с кем Кит встречается. И самого Кита ему видеть тоже не нужно, потому что сэр Николас за Уайтни кого-то поставил, и нехорошо выйдет, если наш юный коллега задумается и обнаружит слежку. Ну ладно, отдельный номер, хоть поработать, пока не началось — так ведь не получается.

Сквозняк в качестве причины, по которой все дельные мысли скоропалительно разбегаются из головы — это попросту смешно. Где их, спрашивается, нет — сквозняков? Везде есть — и во дворце, и в лавке, и в трактире, и в лачуге, и в амбаре; везде, где отыщутся четыре стены и крыша, будут щели, будет играть сквозняк. Привычное дело. Здесь ведь и не холодно, и не дует по-настоящему. Так, мелочь. Навязчивая, надоедливая мелочь.

А отвлечься от нее не получается, сама отвлекает, как комар над ухом, когда пытаешься заснуть.

Уайтни тоже не причина — молодой человек делом занимается, встречается с кем-то. Хотя… когда сэр Николас рассказывал послу Корво о договоре, тот уже знал. Так решил Трогмортон, а ему в подобных вопросах можно доверять. С момента совещания в посольстве до разговора Никки с послом прошло часов шесть: собирались около полудня, а в начале вечера оказалось, что для господина герцога Беневентского наши новости — уже не новости. Что никак не может радовать, поскольку уж больно узкий круг подозреваемых получается. Таддер и Уайтни, двое. Но Таддер не обзавелся новыми и неожиданными привычками, в отличие от Уайтни. Совпадение?

Нужно проверять. И время на это найти… где-то. Холодно. А есть перед разговором не стоит — разморит. Окно, что ли, открыть — чтобы не сквозняк, а ветер?

Кит встал, и тут же остановился. Потому что сыростью тянуло не от дальней стены, где на высоте его роста находилось забранное всем, чем можно, окно, а слева: от глухой, тоже внешней, толстой стены дома, где только дерево, камень и штукатурка… На улицу ведь выходит стена. И снаружи сухо, а днем так просто жара. Стойка для одежды, рукомойник… а над ним зеркало. Не очень большое — даже в дорогом заведении ничего, крупней тарелки, не повесят. Но зато новомодное, стеклянное, на амальгаме. Только неудачное: вроде сделано недавно, а уже позеленело слегка.

Неудачное… они с ума сошли в этом чертовом буквально «Соколенке»?

Жить надоело. А для того чтобы повеситься или сигануть с Орлеанского моста чего-то не хватает, видимо, того самого ума, с которого сошли. Вот и приходится искать такой замысловатый способ познакомиться поближе с Трибуналом и помирать не абы как, а долго и шумно. Зато со славой. Определенного рода…

Подобные зеркала Киту были знакомы. Достаточно давно и достаточно подробно, чтобы понять: не случайное. Бывает, что человек в отчаянии пытается достучаться хоть куда-то и ненароком открывает зеркало. Тут не так. Кто-то не раз и не два использовал сей предмет для своих целей. И вполне успешно.

Здесь использовал. Вот прямо в этой комнате. Но это еще не сумасшествие. Сумасшествие — и самоубийство — пускать в эту комнату посторонних. И не просто посторонних, его, Кита, пускать. Студента. С островов. Это при том, что из всех частей бывшего Верховного Королевства колдовство само по себе под запретом только в Арморике. Это при том, что в университетах Альбы — что в Оксфорде, что в Лондинуме, что в Каэрлеоне, что на Черном Озере — каждый первый балуется магией и каждый второй — черной.

Конечно, далеко не любой островитянин на глазок открытое зеркало от обычного отличит. Но — может. И не всякий с этим в Трибунал пойдет. Но — может. Потому что магия-то в Альбе не запрещена, а вот умышленное убийство — смертное преступление, если только убитый не дворянин, а причина — не политика. А чтобы открыть это зеркало, убивали.

Неплохо бы пройтись по соседним комнатам, по тем, что пустуют, и посмотреть, что там с зеркалами. Один здесь подобный подарочек — или встречаются чаще…

На мгновение закралась мысль, что не ошибка и не случайность, а чей-то умысел. О почтенных негоциантах думать нечего, они от подобных фокусов бесконечно далеки, да и взялись за ум, наблюдение сняли, между собой договорились. Все живы, все целы, и ни одна случайная телега больше рядом с Китом не оказывалась. Но кто еще — кто и почему именно таким сумасбродным образом?

Ну что ж, проверить проще простого. Открыть дверь и выйти в коридор. В незанятых комнатах двери полуоткрыты. Здесь мы были, здесь все в порядке. И здесь были. А здесь не были, но зеркало как зеркало. А в следующей… а в следующей не убивали. Баловались просто. Но тем же самым. Значит, не умысел, скорее всего. Случайность. Нужно Уайтни спасибо сказать. Да и привыкли здесь уже ко мне, третий год захожу не реже раза в неделю. Привыкли, расслабились, допустили оплошность.

Вот, значит, почему мне так тошно здесь порой бывало… не знаешь, не понимаешь, а чувствуешь.

А если подумать — понятно. Самое естественное для таких дел место. И детей сюда приводят — и перекупщики, и сами родители. И тому, что время от времени они мрут, никто не удивляется: дети до возраста конфирмации на земле некрепко держатся. И если даже кто что почует, то сочтет, как я, что это местным поганым промыслом от заведения несет.

Наверное, с промысла все и началось. Некоторыми вещами на одном месте долго заниматься нельзя: испортишь место так, что не заметишь, как сам начнешь портиться. Капля по капле, пакость за пакостью, и уже не нужно тебе орать и из кожи вон лезть, чтобы дозваться. Само придет, постучится, под руку толкнет — продолжать или что-то почище прежнего выдумать…