Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

у выхода из Большого дома и «вели» до академии. Вполне логично: куда побежит, кого кинется предупреждать? Да, нелёгкий выдался денёк! Ещё утром размышлял о соотношении божественной и человеческой природы Спасителя, о нетварных энергиях, о Фаворском свете. А уже вечером приходится «рубить хвосты». Хотите из иподиакона сделать Джеймса Бонда? Ну что же, поиграем!

Перехожу на станцию «Площадь Восстания». В отличие от вестибюлей Невско-Василеостровской линии, здесь широкий перрон, и есть где осмотреться. Пассажиры входят в вагон; перепуская толпу, втискиваюсь последним. Из динамиков слышится обычное: «Осторожно, двери закрываются!» Выскакиваю на платформу, за мной – ещё двое: они тоже «передумали». Значит та «сладкая парочка», что пасла меня от академии, передала «объект» «детям подземелья». В слежке задействовано как минимум четыре оперативника из «семёрки» (Седьмое (оперативно-техническое) управление КГБ – наружное наблюдение). Тут поневоле себя зауважаешь!

Ещё несколько контрольных входов-выходов из вагона «под занавес», и одного зазевавшегося провожаю в «голубую даль». Со мной «в паре» остаётся самый настырный. Он пасёт меня почти в открытую: вламываясь в вагон, раздвигает двери руками и, шумно дыша, стоит рядом, вполоборота. Игра затягивается; нужен какой-то нестандартный ход.

Из «комитетского» юмора. Любительская футбольная команда КГБ пригласила на товарищеский матч сборную иностранных разведчиков, работавших в Москве под дипломатической «крышей». Однако к назначенному часу автобус с гостями на стадион не прибыл.

– Ну и где их хвалёная пунктуальность ? – возмущается один из футболистов.

– Да приедут, приедут, – утешает его тренер. – Сейчас по спецсвязи сообщили, что они третий час по городу колесят. Никак от нашей «наружки» оторваться не могут…

… Везу «смежника» на станцию «Московские ворота». Там платформу от центрального зала отделяют массивные колонны. Наш вагон – в «голове» состава; он останавливается близ входа на эскалатор. У меня словно включаются «внутренние часы-секундомер»: по наитию, улучшив момент, выбегаю из вагона и устремляюсь к движущейся ленте. «Пастух» на секунду упускает «ведомого» из поля зрения; резко меняю курс и, обогнув колонну, прячусь за неё. Оперативник заметался: надо держать под наблюдением и эскалатор, и перрон. А тут ещё подошёл встречный состав. За мной нужен глаз да глаз.

Выскочив из-за колонны в последний момент, бросаюсь в закрывающиеся двери вагона. Пассажиры смотрят на «спринтера» как на ненормального. Но это ещё не всё. Дежурный по перрону с удивлением наблюдает, как ещё один придурок безуспешно пытается ворваться в захлопнувшиеся двери. Но уже поздно: состав пошёл; через стекло вижу искажённое злобой лицо: «Вагончик тронется, перрон останется…»

Следующая станция «Электросила». Теперь надо выбраться из подземки: ведь «загонщики» могут поднять на ноги линейную милицию, и тогда перекроют все выходы из метро. Сажусь в трамвай, идущий по Московскому проспекту; мне надо спешить в аэропорт. Ещё два-три проверочных «броска», и вот 39-й автобус везёт «неуловимого Джо» в Пулково – в тот небольшой аэропорт, который после войны строили пленные немцы.

Начало 1970-х гг. – пик пассажирских перевозок. Дешёвое горючее, дешёвые билеты. Самолёты на Москву уходят как маршрутные такси по мере заполнения. Беру билет, а в душе тревога: сейчас будут «брать». Ведь все мы насмотрелись милицейских фильмов, где в случае ЧП «большой начальник» даёт команду по селекторной связи: «Закрываю город!».

Отхожу в сторонку, ищу, где бы присесть. И вдруг вижу на скамейке… однокурсника по физфаку! Шурик с женой встречает кого-то с рейса из Москвы. Начинается разговор: где ты сейчас? А помнишь? А знаешь?.. Слушаю вполуха и прикидываю: объявят посадку, пойду к трапу, и меня «возьмут» у них на глазах. Этого ещё не хватало…

Взлетели. 50 минут полёта; Шереметьево. (Шереметьево-2 выстроят только к Олимпиаде 1980 г. Но поток гостей будет небольшой: Запад бойкотировал Игры, протестуя против ввода советских войск в Афганистан, и «усечённую» Олимпиаду называли «Спартакиадой».) Уже дышится как-то легче. Автобус до центра; часть пассажиров выходит у станции метро «Войковская». Одиннадцать вечера. В подземном переходе ни души. На стене – телефоны-автоматы. Кидаю «двушку», набираю номер приятеля.

– Евгений, привет! В Москве проездом. Переночую у тебя. Позвони Юре, посидим, поговорим…

Полночь – не время для гостей. Но в моем голосе слышалось что-то такое, что приятель понял: это не телефонный разговор.

И вот уже идёт ночное совещание. Полдела сделано: «дорогие москвичи», ещё не взятые в переплёт, предупреждены: «ховать игрушки в огороде». Вторая часть задачи: «Откуда это у меня?» В «конце учебника» ответ не найдёшь, а в понедельник его надо представить капитану Зимакову. Начинаем «мозговой штурм», и вскоре находим изящное решение. Ведь летом, пока я путешествовал по стране, в моей комнате жил однокурсник по физфаку.

Когда-то мы были в одной демократической «упряжке»: толковали про обновление и реформы в родной стране. Но постепенно пути-дороги стали расходиться: бывший однокашник всё больше стал ощущать себя патриотом исторической родины. («Меняю 5-й пункт в анкете на 6-ю статью Конституции».) Почти как у Самуила Яковлевича Маршака:

Вместо станции Разлив

Он уехал в Тель-Авив.

Вот какой рассеянный –

С Розой Моисеевной…

(В увещевательных беседах с чиновниками ОВИРа, – мол, это не патриотично, «подаванцы» и «отказники» декламировали строки Маяковского: «Отечество славлю, которое есть, и трижды – которое будет!».)

Ну а перед отъездом в Израиль мало ли чего новоявленный эмигрант мог распихать по моим книжным полкам! Они же такие хитрые! («Сразу видно по лицу, кто на Пасху ест мацу».)

В КГБ Рабиновича отговаривают ехать в Израиль:

– Думаете, вам там будет хорошо? Знаете, как говорится: хорошо там, где нас нет.

– Вот-вот, я и еду туда, где вас нет!

Совещание окончено, теперь – спать. Завтра с утра – в Патриархию.

… Чистый переулок, дом 5 – здание бывшей резиденции германского посла, переданное Московской патриархии в 1943 г. Коля Тетерятников с сочувствием встречает книгодержца, «прихваченного за книги»: приехал, не подвёл! Но сейчас не до разговоров: надо готовить архиерейское облачение. Появляется владыка Никодим; подхожу под благословение. Он обнимает меня и шепчет на ухо: «Молись! Крепись!». Значит, он «в курсе» и, более того, наверняка благодаря его заступничеству меня выпустили из Большого дома. На время.

Хиротония новопоставленного архиерея проходит, как в тумане. Держу в руках архиерейский чиновник, ношу за владыкой шлейф мантии. Поклоны, повороты, осенение крестом, благословения. Святейший Патриарх Пимен вручает молодому архипастырю (имени не помню, было не до этого) жезл, звучат слова молитв, благопожелания.

Испрашиваю благословение на обратный путь, и слышу напутствие владыки: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). Что же,