Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

неадекватности себя, того, что Фуко называет "интернализованной полицией", своего рода турбированного суперэго, возникающего как необходимый побочный продукт гиперкартезианского эгоцентризма.

Интернализованная полиция, в свою очередь, порождает интернарциссическую культуру, которая движет ультракоммерческим поиском идентичности в позднем капитализме и часто выражается в крайне утомительной одержимости так называемой самореализацией. Гиперсексуальный человек обладает и, прежде всего, постоянно меняет более или менее красочные оболочки, где усталость от самого себя и предполагаемая способность этих оболочек привлекать добычу в виде высокого статуса и утверждения в виде желанного партнера определяют растущую интенсивность в их постоянных сменах. Когда мы достигаем исторической переломной точки, где доминирующие гиперкартезианцы постоянно гоняются за идентичностями для своего ненасытного и безмерного интернарциссизма, не остается никаких препятствий для захвата сексуальностью публичной сферы. Под сильным давлением мифов - о метафизическом потенциале сексуального желания и о способности свободного рынка удовлетворить вечно жаждущие человеческие желания - позднекапиталистическое общество гиперсексуализируется. Но именно здесь, в разоблачении сексуалистической идеологии, открывается дверь к синтетизму и его подлинному, в том числе и сексуальному, освобождению.

Заметим, что синтетизм не выступает за какую-либо форму воздержания или аскетизма. Исторический аскетизм - это наследство от платонистской парадигмы; он не занимает центрального места в такой фундаментально монистической и мобилистской религии, как синтетизм. Интересно, что зороастризм - единственная из классических мировых религий, в которой отсутствуют аскетические императивы, а также единственная монистическая и мобилистская мировая религия до синтетизма, рассматриваемая как единое целое. Таким образом, в синтетизме нет никакой враждебности к сексу. В сексе как таковом нет ничего плохого - между взрослыми людьми по обоюдному согласию нет ни одного вида секса, который был бы хоть в малейшей степени морально предосудительным - просто сексуалистическая идеология и гиперсексуализация, которая является ее следствием, не имеют ничего общего с самим сексуальным актом. Отравляющая душу индивидуалистическая классификация людей как взаимозаменяемых оболочек, которые постоянно откладывают, а не реализуют сексуальные акты, на самом деле скорее враждебна сексу, чем его подтверждает.

Ошибка сексуализма заключается в том, что он превращает сексуальность из свободного и творческого, экзистенциального удовольствия в ограниченный и безусловный морализаторский императив, который способствует эскалации потребления бесплодной идентичности. Гиперкапитализм просто-напросто управляется морализаторским порядком: Наслаждайся! Свобода и творчество оторваны от секса, который, таким образом, сексуализирован, то есть превращен в разрушительное наслаждение постоянно откладываемым удовольствием. Таким образом, сексуалистический императив следует интерпретировать не как "Плодитесь и размножайтесь!" или даже "Занимайтесь сексом!", а скорее как "Сделайте себя сексуальным, сделайте себя пассивным объектом самопрезрения, или умрите!", где стало совершенно неважно, произойдет ли вообще какой-либо сексуальный акт или нет. Ничто не может быть более чуждым синтетизму. Секс - это в высшей степени естественное, имманентное явление, которое должно быть освобождено снизу вверх, а не священная трансцендентная деятельность, которая должна быть ограждена дистанцирующим, иерархическим набором правил сверху вниз, что исторически и происходило, и что при нынешнем оскорбительном сексуализме происходит как никогда раньше.

Желанное сексуальное освобождение при капитализме получает свое продолжение в химическом освобождении (более подробное описание см. в книге "Глобальная империя") при аттенционизме. Развитие пост-атеистической религиозности, основанной на потребности в новой метафизике, подстегиваемой глобально сотрудничающими синкретическими, религиозно-социальными практиками и, не в последнюю очередь, взрывной флорой энтеогенных веществ, закладывает основу для разрешения конфликта между теизмом и атеизмом; конфликта, который в гегелевском диалектическом процессе переходит в синтез в форме синтетизма как метафизики эпохи Интернета. В то же время сексуальное освобождение вытесняется, когда его изнанка, гиперсексуализация индивида, обнажается как основной двигатель капиталистического общества потребления: сексуализм в конечном итоге стал смирительной рубашкой суперэго, где химическое освобождение предлагает единственный возможный выход. Мы не теряем освобожденную сексуальность, возвращаясь к некоему аскетизму или воздержанию с религиозным подтекстом старой школы. Мы лишь получаем доступ к средствам и церемониям, которые наконец-то позволяют нам начать одомашнивать и осваивать освобожденную сексуальность в своих долгосрочных интересах. Косвенное желание наконец-то получает шанс уравновесить прямое, пустое, повторяющееся влечение.

Аттенционистская личность использует огромное предложение новых химических веществ, чтобы постоянно модифицировать и развивать свою творческую множественность личностей. Очевидно, что это может быть адаптивной стратегией по отношению к требованиям и ожиданиям окружающего его мира, но может быть и подрывной, революционной тактикой, направленной на свержение ограничивающего статус-кво капитализма. Когда химические вещества приводят в движение классические константы - интеллект, пол и сексуальную ориентацию, - фундамент устаревшего индивидуализма разрушается и переходит в завершающую гиперфазу как эскалация консумтарианского андеркласса. Поэтому именно консумтарианец до самого конца заставляет себя постоянно улучшать и совершенствовать себя и свою идентичность, чтобы вызвать горячо желаемую базовую эго-эссенцию, сопровождаемую требованиями таблоидной культуры к потреблению, порождающему самофрустрацию. Нетократ же, напротив, давно перестал верить в целостную личность и вместо этого культивирует бесчисленное множество различных личностей, нередко вызываемых и развиваемых с помощью тщательно разработанных химических коктейлей.

Миф о трезвости разрушен раз и навсегда. Трезвость была придумана в новой индустриальной Европе в 1830-х годах для того, чтобы держать в узде фабричных рабочих. Но, разумеется, никакой формы трезвости не существует и никогда не существовало. Человеческий мозг - это поле боя, на котором постоянно происходят конфликты между множеством различных гормонов и химических веществ. Не существует трезвого эго: если мы воздерживаемся от алкоголя или других внешних стимуляторов, это не значит, что в нашем мозге царит химическое равновесие, где все уровни постоянно колеблются в диких пределах. Спросите женщину, которая была беременна, или мужчину, который жил с беременной женщиной. И мы постоянно занимаемся самолечением в меру своих возможностей, совершаем различные действия в более или менее отчаянной надежде на то, что система вознаграждения мозга порадует нас различными химическими пинками. Это становится очевидным в тот самый момент, когда агент разделяется и предстает как первый субъект, определяющий настроение агента, и как второй субъект, испытывающий настроение, которое определил и ввел первый субъект. Таким образом, химическое освобождение способствует росту индивидуализма. А причудливое глобальное стремление позднего капитализма к колоссально обширной нелегальной торговле наркотиками представляется последней взорвавшейся сверхновой звездой в трагикомической истории мифа о трезвости.

Синтез - это дом, где психоделические практики осуществляются ответственно и творчески, с учетом того, что лучше для общины и участвующих в ней агентов. Там, где твердые научные факты встречаются с сообщениями о духовном опыте, возникает практика, которая часто осуществляется вопреки нормам и законам окружающего общества. Но психоделическая практика - это акт веры пытливого ума, истина как действие, перед которой синтетик никогда не подчиняется национальному государству и узколобым и предвзятым нормам буржуазного общества. Это касается даже тех случаев, когда химическое освобождение влечет за собой мученическую смерть синтетика. Социальная арена, конечно, уже заполнена множеством различных психоделических практик.