Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма

сахар, кофе, ром, водка и чай. Мы жаловались, угрожали, что по-настоящему разозлимся, и даже повели речь о суде, но представители компании покачали в ответ голо­вой, и бедным пайщикам пришлось поглубже порыться в своих карманах.

Увы, многие из этих карманов были настолько глубо­кими, что они не имели дна.

Мы закупили вскладчину названные продукты и по­обещали друг другу проявлять крайнюю бережливость по отношению к лакомствам этого рода.

Наконец, настал день отъезда. Мы отплывали на «Кашалоте», бывшем китобойном судне, известном, впрочем, как одно из самых быстроходных торговых судов.

Его водоизмещение составляло пятьсот тонн.

Накануне отплытия и за день до него в Гавр стали при­бывать в большом количестве наши родственники, жела­вшие попрощаться с нами.

Среди этих родственников было немало весьма набож­ных матерей и сестер; впрочем, среди пассажиров, отправляющихся на следующий день в путешествие, которое должно было продлиться полгода и в ходе кото­рого им предстояло переплыть из Атлантического океана в Тихий, атеистов нашлось немного.

И потому было решено потратиться в последний раз, оплатив молебен за наше удачное плавание.

Этот молебен должен был проходить в церкви.

Молебен накануне подобного отъезда — событие всегда значительное, ведь для кого-то из присутствующих он наверняка окажется заупокойной службой.

Эту мысль высказал мне милый молодой человек, бла­гоговейно внимавший рядом со мной молитвам: это был Боттен, редактор «Коммерческой газеты».

Я молча кивнул, давая знать, что именно эти слова были произнесены мною мысленно в ту минуту, когда он произнес их вслух.

В момент возношения Святых Даров я огляделся по сторонам: все опустились на колени и, ручаюсь вам, искренне молились.

По окончании службы было предложено устроить братское застолье, собрав по полтора франка с чело­века.

Всего нас было полторы сотни пассажиров, из них полтора десятка женщин. Вывернув наизнанку все свои карманы, мы сумели наскрести двести двадцать пять франков.

Это была как раз нужная сумма.

Однако подобное расточительство нанесло сокруши­тельный удар по остававшимся у нас капиталам.

Само самой разумеется, что родственники и друзья заплатили за себя сами. Мы были не настолько богаты, чтобы угощать их за свой счет.

Мирандоль и двое других были назначены уполномо­ченными и взялись за наши тридцать су с человека устро­ить великолепное застолье.

Застолье состоялось в Энгувиле.

В четыре часа мы должны были собраться в порту, а в пять — сесть за стол.

Все проявили себя столь же пунктуальными, как во время молебна: приходили парами, рассаживались с соблюдением полнейшего порядка и пытались быть весе­лыми.

Я говорю «пытались», потому что, вообще говоря, у всех было тяжело на сердце, и мне думается, что чем громче звучали наши голоса, тем сильнее мы плакали в душе.

Все поднимали тосты за благополучный исход нашего плавания и желали друг другу найти самые богатые при­иски на Сан-Хоакине, самые золотоносные жилы на Сакраменто.

Владелец «Кашалота» тоже не был забыт. Правда, помимо своей доли в полтора франка, он прислал для застолья две корзины шампанского.

Ужин продолжался далеко за полночь. Стоило шам­панскому ударить в голову, как все пришли в состояние, напоминавшее веселье.

На следующее утро матросы в свою очередь совершили прогулку по городу, держа в руках флаги и букеты цве­тов.

Прогулка эта закончилась в порту, где собралось все население, чтобы проводить нас и пожелать нам счаст­ливого пути.

Мы все озабоченно бегали из одной лавки в другую. Только перед самым отъездом вдруг понимаешь, чего тебе будет недоставать в пути.

Что касается меня, то я запасся порохом и пулями, купив десять фунтов пороха и сорок фунтов пуль.

В одиннадцать часов корабль вышел из порта, подго­няемый легким северо-западным бризом; перед нами двигалось американское судно, которое тянул на буксире пароход «Меркурий».

Мы следовали вдоль мола, распевая «Марсельезу», «Походную песню» и «Умереть за Отчизну!». Все махали платками на причале, все махали платками на корабле.

Несколько родственников и друзей поднялись с нами на борт. На середине рейда лоцман и судовладелец поки­нули нас; вместе с ними на берег вернулись родствен­ники и друзья: это было второе прощание, еще более тяжелое, чем первое.

Теперь все те, кому предстояло вместе испытать одну и ту же судьбу, оказались отрезанными от всего мира.

Женщины плакали, а мужчинам хотелось быть женщи­нами, чтобы тоже плакать.

Пока была видна земля, все взгляды были обращены к ней.

Около пяти часов вечера она исчезла из виду.

Увидеть ее снова нам предстояло лишь у мыса Горн, то есть на другом конце другого мира.

II. ИЗ ГАВРА В ВАЛЬПАРАИСО

Я уже говорил, что нас было сто пятьдесят пассажиров на корабле, из них пятнадцать женщин: две в капитан­ской каюте, остальные внизу.

Экипаж состоял из капитана, его старшего помощ­ника, первого помощника, восьми матросов и юнги.

На нижней палубе, отведенной пассажирам, не было никакого торгового груза: ее приспособили для пере­возки пассажиров, устроив на ней четыре ряда кают.

Мы разместились в них по двое; койки располагались одна над другой.

Моим соседом по каюте стал г-н де Мирандоль.

Женщин разделили; для них на левом борту, на корме, соорудили нечто вроде загона.

Наши полторы сотни пассажиров были отправлены тремя компаниями; ни одна из них не сдержала своих обязательств, хотя каждый пассажир аккуратно выплатил полагающуюся сумму.

В итоге, поскольку и для пассажиров места едва хва­тило, для чемоданов места не оказалось вовсе.

Так что все мы поставили свои чемоданы перед дверью каюты, и они служили в качестве сидений и туалетных столиков.

Прочий багаж, ставший излишеством, был спущен в трюм.

Все остальное пространство на судне занимали товары, принадлежавшие как судовладельцу, так и пассажирам.

В число этих товаров входили спиртные напитки и скобяные изделия.

Первый обед на борту состоялся в пять часов, как раз в то время, когда мы потеряли из виду землю. Никто еще не страдал морской болезнью, однако особого аппетита ни у кого не было.

Стол поставили на палубе, а точнее, палуба служила столом; места было мало, палуба была забита ящиками с серной кислотой и большими бочками с питьевой водой, которую предстояло выпить во время плавания, а также досками, которые были приготовлены для того, чтобы сразу же по прибытии соединить их нужным образом и соорудить дома.

Кроме того, мы везли с собой двенадцать уже готовых домиков, которые нужно было просто собрать, как соби­рают часы.

Их сделали в Гавре, и стоили они от ста до ста два­дцати пяти франков.

В первый день, как это бывает после выхода из порта, обед состоял из супа, порции вареного