Имортист - Юрий Никитин

Он вздрогнул, отшатнулся, глаза забегали, торопливо выставил перед собой ладони:

– Бравлин! Какие странные аналогии проводите!.. При чем тут ислам? Я хочу как лучше!

– Хотелось как лучше, – ответил я, – а получилось в штаны? Скажите честно, Иван Данилович, что хотите? Я все– таки не верю, что вот так уж жаждете похоронить имортизм.

Он замотал головой:

– Бравлин, мне страшно вас слушать! Да я предан имортизму больше… больше вас! Я в самом деле очень искренне жажду, чтобы в имортизм вошло как можно больше народу. В том числе и… умеренные.

– Кого называете умеренными?

– Тех, того зовем слабыми. Умными, но слабыми. Кто понимает достоинства имортизма, но у кого нет силы, чтобы вести достойный образ жизни.

Я подумал, кивнул:

– Понятно. Верю. А возглавлять эту ветвь будете, ессно, вы. Не так ли? Что вполне достойно?

Он засмеялся, развел руками, я смотрел требовательно, он засмеялся громче, еще шире развел руками, потом свел, затем снова развел, я не спускал глаз с его лица, и он наконец выговорил с натугой, стараясь, чтобы выглядело весело и непринужденно:

– А разве это не будет только справедливо?

Я наклонил чуть голову, не сводя с него взгляда.

– Да, конечно…

Он явно воспрянул духом, глаза заблестели, спросил быстро:

– Так я начинаю разрабатывать? Э-э… некоторые смягчающие положения?

Я покачал головой:

– Сперва мы должны решить на собрании иммортбюро, нужно ли. Понимаю, вы все равно можете действовать вопреки всем запретам, однако собрание проведем. И решение будет.

Его лицо вытянулось:

– Мы же понимаем, каким оно будет! Крепить ряды, бдить, не расслабляться, вовремя пресекать заползающую заразу гуманизма… Нет, собрание поставит на мне крест.

– Так что же вы хотите?

– Вашей поддержки, – ответил он живо. – Если вы скажете, что необходима фракция, где условия имортизма несколько смягчены, к вашему мнению прислушаются. Особенно если скажете в кулуарах. В коридорах! А когда у нас будет хотя бы три-четыре человека, можно выступать и на собрании, предлагая создать небольшую веточку…

Я сказал холодновато:

– Извините, Иван Данилович, я свое мнение уже сказал. Если у вас все…

Поднялся, не дожидаясь его ответа, он вынужденно встал. Я вышел из-за стола, наши взгляды сомкнулись и тут же расцепились, отпрянув. Нам предстоит борьба, это чувствуем оба, но ни он, ни я не хотим начинать эту борьбу прямо сейчас.

Слово «ислам» обычно переводят как «покорность», но можно перевести и как «обязательство», что, на мой взгляд, гораздо точнее. Принимающие ислам берут на себя дополнительные обязательства, более тяжелые, чем окружающие их «простые люди» и «простые народы». Те стонут и от более легких и понятных обязательств: работать, почитать родителей, защищать семью, жить в мире с соседями… и даже от этих стараются избавиться, куда уж брать на себя другие, дополнительные!

Но даже слова «покорность» не следует страшиться, если слово не вырвано из контекста, а звучит целиком: «Я – хозяин своей воли и раб своей совести». Совсем другой смысл, совсем…

Ну ладно, пусть будет «обязательство», это понятнее, то же самое, что и Завет, такая аналогия все ставит на свои места. Вступавший в комсомол или в партию коммунистов тоже принимал на себя обязательство быть лучше, чем окружающие его люди. А чтобы не было иных истолкований, в Уставе Торы, Корана, Компартии четко прописано, что значит «лучше». И в каждом предусмотрено строжайшее наказание даже за попытку раскола, за одну мысль о расколе, это же означает гражданскую войну, это стоп всем победам…

В виски кольнуло, я с силой потер ладонями, машинально подумал о новой чашке кофе, решил, что слишком быстро перехожу в стаз наркоманов, встал и прошелся по кабинету.

В кабинет тут же заглянула Александра:

– Господин президент…

– Что? – спросил я сердито.

– Ничего не случилось? – спросила она встревоженно.

– Господи, – вырвалось у меня, – да перестаньте шпионить! Я просто разминаю бедные старые кости.

– На это у вас есть свой массажист, – отпарировала она. – Дежурит вместе с медиками через две комнаты отсюда. Но могу и я… Ладно-ладно, только не бейте, уже исчезаю!

Дверь захлопнулась, я постоял в тиши, собираясь с мыслями. С исламом столкновение начинается, кто бы подумал, и на этом идеологическом фронте. Аятоллы забеспокоились не зря, имортизм начинает перехватывать у него лучшие ценности, присваивать. Как и перехватывать самых фанатичных, но жаждущих прогресса бойцов.

– Мы вершина, – сказал я вслух, – вершина!.. Вершина. Бог говорит сам через наши тела! Мы, которые говорим это, ближе к Богу, ибо он говорит с нами, зовет нас, ждет, чтобы мы встали с ними и тоже начали работать…

Гений, вспомнилось чье-то, есть кровно осязаемое чувство короткости со всей Вселенною, родства с нею. По сути, это понимание родства со Вселенной, с Богом и делает человека гением, а уж имортистом – наверняка.

На дисплее загорелся огонек, Александра спросила опасливо:

– Господин президент… если я не отрываю вас от великих мыслей, то, может быть, примете премьер-министра? Говорит, ему назначено. Я проверила, в самом деле, он должен уже сидеть у вас за столом и что-то докладывать…

– Зови, – велел я и предупредил: – Но есть не давай!

– А пить?

– И пить, – ответил я сердито. Подумал, сказал мягче: – Разве что твоего патриотического сока… но не сразу, не сразу!

Часть III

ГЛАВА 1

Медведев появился, как дрессированный медведь на велосипеде: грузный, в то же время ловкий, с точными движениями, взглядом охватывающий пространство, в котором предстоит выплясывать на велосипеде и без велосипеда. Я встретил на середине кабинета, так принято, обменялся рукопожатием, поинтересовался:

– Подобру ли, поздорову?

– Спасибо, – ответил он, – знаете, господин президент, интересная особенность…

– В чем?

– На этот раз мир взялись спасать люди среднего возраста!

– А что в этом необычного?

Он покачал головой:

– Разве не заметили, кто обычно берется спасать мир? Либо подростки, «пока сердца для чести живы», либо старики. Первые еще жертвенно-благородны и не обременены, а другие – уже не обременены, уже вырастили детей, а то и внуков, теперь могут обратить благосклонный взор и на человечество в целом, среди которого будут жить их внуки, правнуки, праправнуки. Природа распорядилась мудро: подростков можно принести в жертву на благо вида, ибо они еще не создали семей, а стариков уже можно, они уже выполнили свое прямое предначертание по продлению и выращиванию рода.

Я кивнул, указал ему на стол с двумя стульями по обе стороны.