Невидимые знаки - Пэппер Винтерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гэллоуэй застал меня за укачиванием Пиппы перед самым рассветом. Наше влечение и незавершенное дело дошли до предела.
Мои соски покалывало. Моя сердцевина стала жидкой. И все внутри меня хотело обнять его, извиниться и забыть о случившемся. Притвориться, что мы никогда не сдавались, никогда не портили отношения, и попробовать снова, с чистого листа.
Почему я не могу этого сделать? Почему я не могу вернуться в прошлое и поступить иначе?
Но я не могла вернуться назад. Только исправить ситуацию.
— Прости меня, — прошептала я.
Он грустно улыбнулся.
— Не за что извиняться.
Каким-то образом, после нескольких дней перекрестного напряжения, оно растворилось... вот так.
Наши отношения вышли за рамки недопонимания и оплошностей. Они были более зрелыми, чем язвительные споры и холодные взгляды.
Мне очень, очень повезло.
Отойдя от кровати, он на цыпочках подошел к нам. От его хромоты у меня закололо сердце от тысячи сожалений, вызванных любовью. Медленно наклонившись, он поцеловал меня в макушку.
— В следующий раз... доверься мне.
Он хочет следующего раза... слава богу.
Его голубые глаза сияли.
— Если я что-то обещаю, Эстель, я это обещание выполняю. И я обещаю, что сделаю все, что ты захочешь. Я буду целовать тебя, как ты захочешь. Я буду заниматься с тобой любовью, невзирая на твои страхи.
Он поймал мои губы своими.
Поцелуй был мягким и украденным. От его прикосновения в моей крови запульсировали волны единения.
Я вздохнула ему в рот.
Нежно облизывая меня, он двигал губами, проводя теплые поцелуи по моей челюсти к уху. Его дыхание было греховно горячим, когда он прошептал:
— Я заставлю тебя кончать снова и снова, Стел, но если это означает, что я никогда не получу удовольствия, то хорошо. Я могу жить без него, если это означает, что ты будешь жить с большим удовольствием.
Его взгляд снова нашел мой.
— Ты не должна бояться меня или того, что мы будем вместе... обещай мне, что не будешь разлучать нас.
Мне так много нужно было сказать. Так много нужно было признать и так много раз извиниться.
Но сейчас было не место.
Попробовав его вкус на своей нижней губе, я прошептала:
— Сегодня вечером. Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить.
Полуулыбка заплясала по его лицу.
— Поговорить?
— Пока поговорим... — Я покраснела. — Но кто знает, что будет, когда мне надоест разговаривать.
Он усмехнулся.
— Справедливо. Это свидание.
Свидание.
По моему позвоночнику пробежала восхищенная дрожь.
Я не была на свидании целую вечность. А теперь у меня было свидание с самым сексуальным, самым удивительным мужчиной, которого я когда-либо встречала.
Мне несказанно повезло.
И снова я почувствовала, что срываюсь. Выбросив в море свое послание в бутылке, я отметила, где и как надолго я забыла, что это существование было временным и не было тем, чего я хотела.
Я не знала, радоваться мне или печалиться, что у меня было столько моментов счастья (от наблюдения за тем, как Пиппа играет со сломанным шезлонгом, Коннор распутывает рыболовную сеть, а Гэллоуэй латает крышу без рубашки), сколько я никогда не испытывала, глядя в море, ожидая, когда нас найдет лодка или самолет (привычка, которой мы все придерживались, но которая почему-то стала менее пикантной и более неудобной).
Опустив глаза, Гэллоуэй прошептал, чтобы не разбудить Пиппу:
— Что случилось? Кошмар?
Белокурые волосы упали мне на глаза, когда я посмотрела на нее сверху вниз.
— Вчера у нее был день рождения.
Боль и страдание на его лице сжимали мое сердце, пока оно не лопнуло от пропитанных кровью струн.
— Черт возьми. Я помню, как важны были дни рождения в этом возрасте. Боже, как же мы облажались.
Мы.
В смысле... мы... ее родители.
Я знала, что биологически она не была нашей, но судьба подарила ее нам. Теперь она была нашей. И Коннор тоже. Что бы ни случилось, я бы их не отпустила.
Гэллоуэй провел рукой по лицу, сгоняя остатки сонливости.
— Мы все исправим.
— Как? — Я гладила ее по волосам, не выходя из транса, в который я ее погрузила. — У нас нет ни подарков, ни торта, ни друзей, которых можно пригласить.
Он стоял во весь свой высокий рост, в его глазах пылали идеи.
— Предоставьте это мне.
— Но...
— Никаких «но». Я все исправлю. — Он ушел, не сказав больше ни слова, бесшумно погрузившись в рассвет.
Я был единственным ребенком, но это не значит, что я не умел устраивать вечеринки.
В те времена я был тихим ребенком в школе, но именно меня все приглашали на свои вечеринки. Мои родители всегда поощряли мою популярность, обеспечивая меня братьями и сестрами в виде друзей, хотя они пытались завести еще одного ребенка и потерпели неудачу.
И я не воспринимал их усилия как должное.
Я был гостеприимен как король.
Я овладел искусством светской беседы.
Я преодолевал разрыв между застенчивыми группами и сплоченными бандами.
Но это было до того, как я попал в тюрьму. В тот день, когда захлопнулся замок, моя готовность идти навстречу другим и находить дружеские отношения исчезла.
Я думал, что навсегда утратил это желание. Но это было до того, как в мою жизнь (в буквальном смысле) влетела Эстель.
Взглянув на розовеющее небо, я прикинул, что до рассвета осталось несколько часов. Эстель уложит детей спать, а я сделаю все возможное, чтобы подарить Пиппе лучший восьмой день рождения.
…
Пот стекал по моей обнаженной спине, когда я вошел в хижину и замер при виде Эстель, которая крепко спала, обхватив Пиппу, а Коннор спал на краю кровати сестры, как маленький полосатый кот.
Несмотря на наступление половой зрелости и гормональные перепады Коннора (не говоря уже о запахе тела, когда тестостерон начал действовать), он по-прежнему оставался заботливым братом, готовым на все, чтобы защитить свою плоть и кровь.
Так же, как я сделаю все, чтобы защитить Эстель.
Напившись воды из одной из наших всегда полных бутылок, я прочистил горло.
Одна за другой открылись три пары глаз, гарпуном впиваясь в мою грудь и гарантируя, что я никогда не освобожусь от этих
