Невидимые знаки - Пэппер Винтерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, если ты мне позволишь.
Пиппа уткнулась пятками в песок, обняв колени.
— Я буду рада. Пожалуйста.
— Ты хочешь песню, которую знаешь, или что-нибудь оригинальное?
Пиппа пожевала нижнюю губу, полная серьезности.
— Ты можешь спеть обо мне? О нас?
Я не шевелился, пока Эстель смотрела на меня, прежде чем выпрямить спину. Она выглядела окаменевшей, но решительной, словно слишком долго скрывала эту часть себя и больше не могла.
Спой для меня.
Пожалуйста, боже, спой.
— Я могу. Слова принадлежат песне, которую я условно назвала «Песчаное одиночество». Я могу спеть ее, если хочешь.
Пиппа переместилась на живот, положив подбородок на поднятые руки.
— Я бы хотела. Пожалуйста, спой эту песню.
Коннор подражал своей сестре, держа лицо так, чтобы слушать.
— Я тоже не против. Жги, Стелли.
Эстель натянуто улыбнулась, ее внимание было сосредоточено внутри.
Я же, напротив, не мог пошевелиться, застыв в своей позе с раздвинутыми ногами и локтями, уткнувшимися в пляж позади меня. У меня был жуткий страх, что если я пошевелюсь, то спугну ее, и она не будет петь.
А мне нужно, чтобы она пела.
Мой член уже подергивался от эпической радости, что я наконец-то услышу ее. У меня будут большие проблемы, прежде чем песня закончится.
Я хотел ее больше всего на свете.
Если она споет для меня... я сомневаюсь, что смогу продержаться месяц.
Долгую секунду она не двигалась.
Но потом случилось нечто небесное.
Она закрыла глаза и позволила себе ожить. Она превратилась из девушки, в которую я влюбился, в богиню, обрамленную огнем и отмеченную самой амброзией.
Ее хриплый голос держал мелодию лучше любого инструмента, такой свежий и чистый, такой темный и сексуальный. Лирика и стихи лились из ее уст, обволакивая нас, как зеленая рыболовная сеть, захватывая нас навсегда.
В тот единственный момент не было места на земле, где бы я предпочел оказаться.
Однажды на берегу играла маленькая девочка. Ее родители любили ее безмерно, ее брат — совершенно, и ее мир становился все более волшебным.
Однажды жила маленькая девочка, которая разбилась на берегу. Ее прошлое больше не имело значения, ее прежняя жизнь была ничтожной, а ее мир теперь был полон молитв и мольбы.
Но там она нашла спасение.
В виде нежеланного отпуска.
С мужчиной, поклявшимся в проклятии.
И женщиной, лишенной всякой опоры.
Однажды в волнах плавала маленькая девочка. Ее улыбки почти не менялись, ее счастье мрачно бушевало, а ее мир стал мрачным и смелым.
Однажды жила девочка, которая летала над землей. Ее душа была свободна, ее будущее в море, а ее мир сильно отличался по богатству и ценности.
Но там она нашла спасение.
В виде нежеланного отпуска.
С мужчиной, поклявшимся в проклятии.
И женщиной, лишенной всякой опоры.
Однажды жила маленькая девочка, которая подчинила себе сам ад. Ее прошлое давно забыто, ее воля никогда не ослабевала, а ее мир был полон бури и войны с самой собой.
Однажды жила девочка, которая боролась со смертью ради жизни. Ее душа выживет, ее будущее возродится, и ее мир наконец-то будет свободен от тягот и раздоров.
Вот так Эстель украла все и сделала меня своим.
Навечно.
Мой мир изменился: от нот и кваверов до плоти и сухожилий.
Теперь меня определяет не музыка, а дни, которые я провожу в жизни.
Я больше не боюсь сойти со страниц и жить. По-настоящему жить.
Меня больше не сковывает страх, я стою на свободе с карманами, полными возможностей.
Мое сердце — барабан, мои ноги — аккорды, а моя судьба — моя лучшая мелодия.
Взято из блокнота Э.Э.
…
Однажды в песне женщина, которая ни во что не верила, наконец, нашла в себе силы перестать сомневаться во всем.
— Гэл? — Я разгладила свой золотой пеньюар (единственный предмет одежды, который не потускнел и не выцвел на море) и прокляла свое трепещущее сердце.
Это просто смешно.
Я жила с этим человеком. Я готовила, я смеялась, я шутила, я спорила, я выживала с ним рядом. Он знал, как я выгляжу усталой и раздражительной. Он знал мои улыбки и слезы. Он знал меня в рваных футболках и скучных бикини.
То, что я наряжалась, старалась придать щекам немного цвета и заплетала волосы с теми же цветами, которые он каждое утро клал мне на завтрак, не означало, что это отличалось от повседневной жизни.
Так почему же это так пугает?
Если ничего не изменилось... почему мое сердце забилось как бешеное, а дыхание стало неровным?
Потому что так и есть.
У нас уже был секс. Это не было чем-то новым. Я видела его голым. Он был внутри меня.
Но это... это был совершенно новый уровень романтизма и связи.
Мои шлепанцы перестали издавать звук, когда я остановилась в бамбуковой роще.
Гэллоуэй исчез после ужина, оставив меня приводить себя в порядок и заставлять детей чистить зубы (хорошо использованными зубными щетками), ополаскивать лицо и ложиться в постель.
Он сказал, чтобы я встретилась с ним здесь.
Я понятия не имела, чего ожидать.
Я подпрыгнула, когда в темноте треснула ветка. Мои глаза вспыхнули во мраке, делая все возможное, чтобы увидеть.
— Гэллоуэй?
Он улыбнулся, появляясь из темноты, чтобы заключить меня в самые крепкие объятия.
— Ты пришла.
Мы обменялись коротким поцелуем.
— Конечно. Почему бы и нет?
— Я не знаю. — Он отпустил меня. — Много возможных причин.
Шагнув вперед, он взял меня за руку и повел в созданный им волшебный грот. Он не только расстелил на земле несколько моих льняных одеял, свернув их для подушек, но и собрал кокосовые скорлупки и развел огонь в их полукруглых формах для освещения. Мерцающие огоньки окружали нас теплом, а фонарик из кабины пилота, зажатый в бамбуковых стеблях, создавал эффект освещения сверху. Жутковатые тени от тонких, чувственных листьев казались искусно сплетенным покрывалом.
— Вау, Гэл... это потрясающе.
Он усмехнулся.
— У меня были более грандиозные планы, но они не совсем удались. Боюсь, придется обойтись этим.
Дернув его за пальцы, я заставила его остановиться.
— Это прекрасно. Я не могу выразить тебе свою благодарность.
Повернувшись ко мне лицом, он встретил меня посреди льняного одеяла. Моя кожа искрилась, а его глаза светились вожделением. Моя грудь потяжелела, и все внутри меня проснулось, растянулось и разжижилось, готовясь к тому, что он задумал.
Я
