1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Наступательные действия 6-го М К изначально были обречены на неудачу ввиду его необеспеченности всеми видами снабжения для длительного ведения боевых действий. Боеприпасов имелось крайне ограниченное количество, фактически «голодный паек». Как вспоминал В. С. Финогенов, башенный стрелок бронемашины 35-го танкового полка 6-й кавдивизии, их экипаж послали на артсклад мехкорпуса — разведать, нельзя ли разжиться у коллег выстрелами для танковых пушек. «Когда мы к нему подъехали, оказалось, что накануне он подвергся авиационному налету. Все наземные постройки склада исчезли. Во многих местах как бы горела земля, раздавались мощные взрывы, разбрасывавшие вокруг осколки, неразорвавшиеся снаряды, снарядные гильзы»[345]. Помимо значительных трудностей в снабжении горючим и продовольствием, войска совершенно не имели прикрытия с воздуха. Штатных средств ПВО корпус, как указывалось выше, лишился согласно летнему плану боевой подготовки. Действия КМГ должна была поддерживать авиация Западного фронта, по боевому распоряжению генерала Павлова, не менее чем 80 бомбардировщиками. Об истребительном прикрытии речь вообще не шла. Таким образом, наступление конно-механизированной группы нашей авиацией не прикрывалось, зато налеты авиации противника происходили регулярно. Этих двух причин и еще, пожалуй, крайне неудовлетворительной организации разведки и, как следствие, незнания противостоящих сил противника (особенно его средств противотанковой обороны) было более чем достаточно для провала.

Дальнейшие действия 6-го механизированного корпуса «обросли» легендами в худшем понимании этого слова. Они присутствуют не только в работах официальных историков, в частности В. А. Анфилова, но и в немногочисленных изданных воспоминаниях участников событий. Даже после распада СССР их можно встретить на страницах печатных изданий и на интернет-сайтах. К этим легендам относятся упоминания о боях с немецкими танками из состава группы Гота, которых в этом районе просто не было (приданные пехотным дивизиям вермахта танки и САУ едва ли составили бы один полк). Сюда можно отнести и описание Анфиловым боев корпуса во второй половине дня 23 июня. «При переходе в атаку части 6-го мк были встречены сильным противотанковым огнем и подверглись ударам авиации. В результате боя им удалось отбросить прорвавшиеся юго-восточнее Гродно части вермахта и к вечеру выйти в полосу обороны 27-й стрелковой дивизии 3-й армии». Как развивались события в действительности, было описано выше. И ветераны 27-й дивизии версию Анфилова не подтвердят. Если верить В. А. Анфилову, получается, что немцы глубоко прорвались на стыке 2-й стрелковой дивизии 10-й армии и 27-й дивизии, чего в действительности не было. В полосе 56-й дивизии был прорван центр 3-й армии, 27-я же дивизия 22–24 июня сохраняла локтевую связь с 1-м корпусом 10-й армии. Более того, судя по воспоминаниям С. С. Зубенко из 75-го артполка, части мехкорпуса появились в тылу дивизии не выстроенными в боевой порядок, а походными колоннами. Он писал: «Я спустился с вышки с тем, чтобы организовать какой-нибудь ужин. Молодой желудок очень чувствительный к этой очень важной процедуре. Старшина дал нам по сухарю на брата. Я его назвал штабным трутнем и решил смотаться к соседнему хозяину. В это время Алексеев каким-то вздернутым голосом крикнул:

— На дороге танки… Много танков. Идут колонной на Забелье.

Я пулей помчался к вышке и как кошка полез вверх на площадку. С юго-запада шла бесконечная колонна бронированных чудовищ, заходивших в тыл нашей 27-й стрелковой дивизии. Алексеев по телефону вызывал 1-го (или нашего комбата). Но ни 1-го, ни 2-го не мог найти. Я прикинул по дальномеру общую длину колонны, она равнялась пяти с половиной километрам. Расстояние между машинами около 20 метров. Следовательно, в колонне было порядка 270 танков. Шли они вовсе не по дороге, а напрямик: полем, по посевам ржи, пересекая дороги. Люки открытые, пушки задраны вверх, на приличной скорости. Не успел я разобраться, что к чему, как на большаке Белосток — Домброво заметил движение колонны автомашин с пехотой, усевшейся, словно перед парадом на Красной площади. Тут уж я успокоился. Таких машин у немцев не было. Это [были] наши полуторки, далекий подарок Форда с некоторым отклонением в качестве. Общее количество машин было не менее тысячи»[346]. В приведенной выдержке есть две неточности, но они несущественны, как мне кажется. Танки двигались, конечно, не на Забелье, которое находится западнее Суховоли, да и мотопехоту, очевидно, Зубенко заметил на другой дороге. Если в мощнейшую артиллерийскую оптику он просматривал местность вплоть до Сокулки, то по прошествии стольких лет вполне мог и ошибиться. Но сам факт, что артиллеристы 27-й дивизии увидели части 6-го мехкорпуса в походных колоннах, по-моему, бесспорен. «Во второй половине дня 24 июня танковые дивизии были перенацелены на юго-восток от Гродно, где вечером вступили в бой с соединениями 3-й танковой группы Гота, пытаясь остановить ее продвижение на минском направлении». Однако и это не соответствует действительности. Чтобы встретиться с частями Гота, которые двигались на Минск значительно севернее Гродно, танкистам Хацкилевича нужно было оказаться на правом берегу Немана. Против КМГ первоначально действовала только 256-я пехотная дивизия 20-го армейского корпуса, 25–26 июня была введена в бой 162-я дивизия того же корпуса, по рокаде Ломжа — Августов — Гродно дополнительно была переброшена 87-я дивизия 42-го армейского корпуса. Оттеснив в первый день войны советские части за рокаду, идущую из Ломжи в Щучин, Граево, Августов, германское командование получило возможность быстрого маневрирования войсками. Ни одна из немецких дивизий в районе Гродно, ни один их полк или батальон не входили в группу Гота. И именно 256-я ПД, организовав устойчивую противотанковую оборону, первой встретила и остановила продвижение передовых частей 6-го механизированного. корпуса. На этом фоне совершенно наивно выглядят рассказы о «давлении превосходящих сил противника», о значительном продвижении советских танкистов. Никакого давления немцы не оказывали. Просто, заняв жесткую оборону, зарывшись в землю и поставив на прямую наводку всю артиллерию, в том числе легкие 105-мм гаубицы и превосходные 88-мм зенитные пушки (впоследствии такой же артустановкой был оснащен танк Pz-VI «Тигр»), они при поддержке авиации выбивали атакующие танки 6-го корпуса. Почти так же, как это потом делали советские войска с их танками в 1942–1945 гг.: в Эльхотовских воротах на Кавказе, на реках Аксай и Мышкова при отражении попытки Манштейна деблокировать группировку Паулюса, под Понырями в ходе Курской битвы, у озера Балатон в Венгрии. Примерно вот так, как в этом эмоционально-красивом и в целом верном, но малоинформативном описании сражения:

«…Выли и угрожающе ревели, кидаясь в пике, „юнкерсы“, свистели и с грохотом рвались бомбы. Сверху, с городского холма, безостановочно били минометы, стреляли бризантными снарядами пушки, а их огонь направлял трещавший в небе самолет-корректировщик. Ухала и вздрагивала от артиллерийских разрывов земля, распарывали воздух очереди спрятанных под бронеколпаками пулеметов, и все это плотной массой из огня и металла преграждало путь нашим контратакующим бойцам. Надо было во что бы то ни стало подавить огонь немецких пулеметов, но кончились снаряды. Можно бы попытаться достать врага гусеницами танков, но кончалось горючее… Где запасы наших снарядов и мин, где горючее для танков? Склады с боеприпасами и склады с горючим разрушены в Волковыске немецкой авиацией, доложили Кузнецову.

Близилась кризисная точка. И тогда в поле к красноармейцам вышли командиры и политработники всех степеней. Вот подорвались и сразу закурились черным дымом три немецких танка в лощине, заминированной учебным взводом 23-го инженерного полка. Генерал Кондратьев решил — настал выигрышный момент — и, приказав мотострелкам вновь атаковать противника, первым поднялся во весь рост. В ту же минуту он упал, раненный в ногу. Генерал Хацкилевич, стоя с биноклем на броне, показал комбату „тридцатьчетверок“ на немецкие танки, которые пробовали обойти минированную лощину, чтобы ударить во фланг нашим конникам. „Тридцатьчетверки“ (в их баки слили все остатки горючего) ринулись наперерез машинам с черно-белыми крестами и попали под огонь укрытой в кустах немецкой батареи противотанковых орудий. Батарея обнаружила себя, следовало немедля уничтожить ее, и коль нет для этого под руками других средств, комкор кавалеристов Иван Семенович Никитин скомандовал: „Шашки наголо!“ Сверкнули на солнце клинки, и это было последнее, что увидел генерал-майор. Раненый, без сознания, он был подобран в тот день немецкими солдатами и потом, через несколько месяцев в лагере Хаммельсбург, рассказывал А. К. Ужинскому о своем последнем бое под Гродно.