Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этой ноте гордости за свою исполнительность, в принципе, и кончилось у десятника радужное настроение, потому что путь ему неожиданно преградил голый по пояс небывалой ширины мужик. И не успел он ничего предпринять, как этот самый мужик протянул лапищу и прижал Уфтхака к стене, придерживая за горло.
— Ну что, Уфтхак, или как тебя там? — хмуро прогудел абориген. — Потолкуем?
— Эй! — десятник был и сам подраться не дурак, но, осоловевши от сытного ужина и хмельного отвара, предпочел бы без такого счастья обойтись. Поэтому заорал для острастки, призывая на помощь неких Радбуга и Рагхата.
— Не ори, — скривился широкоплечий. — Твои воины сейчас в доме матери рода, и питье их сейчас интересует больше чем твои вопли. А остальных ты еще четверть нах-харума назад за мертвецами Кхуру отправил. Так что веди себя спокойно…
Уфтхак кивнул, и хмурый парень убрал руку. Оказавшись на свободе, дол-гулдурец невозмутимо одернул форму, демонстративно отряхнул несуществующую грязь с груди и ворота.
— Чего надо? — отлаял он, с вызовом глядя на распоясавшегося аборигена. — Я тут вообще-то при исполнении…
— Ничего, — утешил плечистый, — я тоже вождь, а не хрен с горы. Нетопыря ты посылал?
— А что?
— Я спросил, — напомнил вождь, постукивая когтями правой руки по забинтованному плечу левой.
— Ну и посылал, — Уфтхак решил, что нет смысла лгать. — Только тебя это не касается никак.
— А вот это врешь, — оскалился тот. — Про девчонку там было в записке? Можешь не отвечать, я сам видел, что было…
Ух ты! Усилием воли Уфтхак сгреб разбредающиеся мысли воедино. Перехватили-таки, дети подземелья! Хорошо, если не сожрали еще…
— Слушай, харт’ан… — десятник попытался уладить дело миром. — Лично мне на женщину наплевать, я не тайная разведка, я дезертиров не ловлю, мне и так есть чем заняться. Просто велели сообщить, если встречу, и сказали приметы: страшная, мол, как твоя жизнь, белокожая, на сухну смахивает. Может быть одета в форму стрелка, лархан там, нашивки… даже номер бляхи. Вот и все.
Уфтхак примирительно развел руками. На мгновение ему послышался шорох в конце коридора, но доблестный пограничный страж не стал заострять внимание на такой ерунде — мало ли? Может, крыса или другая какая живность. Водятся же пауки в Лихолесье.
— Кто тебе это сказал? — уточнил вождь, глядя исподлобья.
— Как это — «кто»? Начальник заставы, конечно. А ему будто бы из Моргула срочной депешей передали. Не спится нашим Уллах-тхар’ай в большой башне… — хохотнул он, наблюдая за реакцией аборигена. Но тот не улыбнулся.
— Номер бляхи? — по-прежнему отрывисто бросил он.
— Чего? — десятник растерялся даже, — номер? Э-э… счас… вот, изволь, «28/16-ка-арк». На что тебе?
— Это не она, — поспешно опустил глаза плечистый. Врет?
— Ну и ладно, — Уфтхак как можно небрежней мотнул головой, — не она, так не она, мое дело сообщить. Номер бляхи — это вещь в своем роде единственная, по ней всегда можно опознать. Ну, нет так нет… я тебе верю. Выходит, что и говорить не о чем. Что ж теперь — драться нам из-за девки этой что ли? — и он снова ухмыльнулся, на этот раз — во всю ширь сытого лица. Но абориген оказался непробиваем.
— За. Свою. Женщину. — По слогам произнес вождь, приблизив лицо к самому носу дол-гулдурца, — я буду драться. В любом случае. Запомни. А начальству своему ты напишешь новое послание, в котором о женщине не будет ни слова, ясно?
И вот тут Уфтхак не стерпел. Ты гляди-ка: сотня лет в рассвет, незнамо есть, незнамо — нет, а тон каков! Никакого уважения к законной власти, на бляху ровно на пустое место глядит, мать его ящерица…
— Вот еще мне всякие пещерные медведи не указывали! — рассерженный десятник сделал попытку вправить зарвавшемуся аборигену мозги. — Угрожать мне будешь, харт'ан? Ну и чем, если не тайна? Ну, допустим, прибьешь ты меня здесь в коридоре, а дальше? Мои ребята на шум прибегут, они разговаривать не станут, сразу за й'танги. А? Дальше-то че?
— Твоих ребят, — насмешливо хмыкнул вождь, — здесь с горстью кукиш, да и те пьяные. Думаю, толку с них сейчас, как со змеи шерсти. Так что ими можешь не пугать, а чего ты сам стоишь, я уже вижу. Нетопырь твой жив-здоров, пищит и кусается, так что сейчас пойдем с тобой новое послание писать.
— Да какого… — Уфтхак надвинулся сжимая кулаки. Шрам через лицо пылал будто свежий. Но плечистый абориген, несмотря на кажущуюся неповоротливую медлительность, оказался на удивление ловок: увернувшись от неловкого замаха, он перехватил руку дол-гулдурского