Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова

В общем, опасная песня, поэтому Ругбар пел ее без слов — просто под маршевый ритм шагалось веселее. И тут…

Нетопырь бесшумно выпорхнул из-за резной колонны и, трепеща бесшумными кожистыми крыльями, стремительно понесся через зал. Ругбар немедленно позабыл про песню и замер, как учуявший добычу хищник. Ух ты, какой жирный! У мальчишки-подмастерья загорелись глаза. Не сказать, чтоб он был настолько уж голоден, скорее всего, попросту проснулся охотничий азарт. Что у Ночного народа в крови. Но одно дело — собирать спящие безвольные комочки с потолка пещеры, и совсем иное — поймать нетопыря в полете. Так… нужен лоскут белой ткани.

Ругбар вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо полотняный мешок, в незапамятные времена стянутый у того же мастера Харуфа, встряхнул. После нескольких использований назвать ткань белой можно было с большой натяжкой, но, кажется, нетопыри не столь привередливы.

Старая как мир мальчишеская хитрость не подвела и в этот раз. Пара долгих ударов сердца, и крылатый зверек, с размаху влетев в белый прямоугольник своей западни, засучил лапками, в бесполезном стремлении освободить коготки. В мгновение ока захомутав толстой тканью страховидную, словно бы сплющенную мордочку нетопыря, удачливый охотник принялся с восторгом изучать добычу. Нетопырь был просто огромным — где-то с крысу, если не считать крыльев. Но не успел Ругбар подивиться небывалому размеру твари, как его внимание привлекла светлая полоска на лапке пленника. Это оказался лоскут тонкой кожи, для верности обмотанный поверх черной ниткой. Соображая, что бы это могло быть, Ругбар подцепил нитку когтем указательного пальца и без труда порвал. Потом размотал таинственную повязку.

Внутреннюю сторону лоскута покрывали ровные убористые строки, начертанные, по всей вероятности, тушью. Вот тут-то подмастерье впервые пожалел, что не умеет читать. Он даже по-звериному обнюхал клочок, но ничем, кроме нетопыря и хорошо выделанной кожи, не пахло. Ясно одно: нетопырь непростой. Его кто-то послал с вестью. Но вот куда он летел и кому предназначалось послание и что в нем говорилось, угадать не было никакой возможности. Ругбар призадумался. А вдруг на самом деле это очень важно? И, затолкав за пазуху сверток с нетопырем и запиской, он помчался обратно в пещеры.

— Харт'ан Рагхулун! Харт'ан Рагхулун!

Тощая фигурка вынырнула из-за поворота заброшенного тоннеля. Вождь и лучница подскочили на месте от неожиданности, и резко обернулись, но увидели всего лишь паренька-иртха, что скачками несся в их сторону. Непонимающе переглянулись. Видимо, обоим одновременно пришло на ум, что они не слышали топота приближающихся шагов. Пхут… Впрочем, ладно — можно же изредка позволить себе расслабиться, особенно теперь — с такими-то союзниками.

— Чего орешь как резаный? — поморщился Рагхулун, вставая с расстеленного на полу лархана.

— Э-э… не знаю пока, — честно ответил Ругбар, хлопая глазами.

— Так какого же… — скорее устало, нежели раздраженно начал вождь, но мальчишка ловко извлек из-за пазухи грязно-белый сверток и протянул его вперед, сопровождая это движение выразительной гримасой.

— Вот! — гордо сообщил он, передавая таинственный предмет в широкие и жесткие ладони вождя. — Сам словил. Тряпкой. Осторожней, а то вырвется!

— Что там? — Шара вытянула шею, выглядывая из-за квадратного плеча.

Рагхулун медленно размотал ткань и с недоумением воззрился на помятого, но вполне живого нетопыря.

— Здоровый какой, да? — самодовольно ухмыльнулся подмастерье оружейника. — Я как словил, так первым делом побежал вас искать…

— Спасибо, я не голоден, — вежливо оскалился Рагхулун и сделал попытку всучить взъерошенного нетопыря обратно, но мальчишка руками замахал: «не надо!». Шара при виде этой пантомимы прыснула в кулак. Рагхулун немедленно обернулся к ней.

— Может вон, Шара-сама только кушать хочет, а? А чего? Бери!

Лучница согнулась пополам в приступе хохота. Рагхулун тоже держался из последних сил, потом тоже фыркнул. Бедняга подмастерье ошарашенно таращился на развеселившихся взрослых: да что с ними такое?

— Знаешь… — сквозь смех выдавила из себя героиня двух битв, — у нас в Унсухуштане есть одно местечко, Музгар называется. Там тоже водятся грибы ростом по колено и ягоды величиной с баранью голову. Вот только кушать все это не рекомендуется — хуже всякого яда… оно даже в темноте светится. Может, вот эта хрень… — трясущийся от хохота девичий палец ткнул в освистанную добычу, — тоже оттуда прилетела?

Тут и Рагхулун заржал в голос. Эхо двух молодых голосов радостно запрыгало по безмолвным тоннелям покинутой Мории. А Ругбар обиженно сопел, искренне недоумевая о причине небывалого приступа веселья. Что-то тут нечисто: еще вчера все ходили смурные, а сегодня этих двоих не узнать…

— Короче… — грозный и суровый вождь племени утер глаза тыльной стороной ладони, — все понял, чего Шара-сама сказала? Неизвестное зверье жрать вредно, а то плесенью покроешься либо грибами обрастешь. По колено… Так что мы твою тварь есть не станем, можешь ее Ташкулуду отнести… пускай светится на здоровье!

Хохот грянул с новой силой. Обиженный до глубины души Ругбар терпеливо подождал, а потом свободной рукой извлек из ворота рубашки полоску пергамента.

— Не знаю уж, откуда оно там прилетело, — холодно и в то же время язвительно заметил мальчик, — но вот это у него на ноге было наверчено и ниткой перевязано сверху. Вощеной.

Все еще посмеиваясь, вождь развернул узкую, всего в два пальца шириной и похожую на бинт скатку, пробежал глазами строки, стремительно меняясь в лице. Шара по своей вечной привычке изо всех сил старалась заглянуть через плечо, даже на носочки привстала, но при такой разнице в росте это напоминало потуги жабы Бухшин проглотить луну[76]. А Рагхулун, мрачный как туча из той же известной истории, неспешно стиснул свернутый в трубочку пергамент в кулаке и нехорошо щурясь, вперил тяжкий взор в Ругбара.

— Где, говоришь, поймал? — коротко обронил он.

— В зале с колоннами, — сглотнул мальчишка. — Ну около моста который… А что?

— Так. — Рагхулун потер подбородок, не замечая робких проявлений любопытства. — А этот… — он жестом изобразил перечеркивающий лицо шрам —… где?

— Уфтхак? — подала голос догадливая кундузская дева. О, надо же, даже имя вспомнила. — Ты думаешь, что это его…

— У хар-ману в доме должен быть, — пискнул Ругбар, перебивая. — Он там с пятью своими воинами еще, Рраугнур-сама тоже с ними.

Молодой вождь зло тряхнул головой, и глаза у него сделались холодные, волчьи — даже Шара отпрянула назад.

— Жди здесь! — бросил он, почти неуловимым движением касаясь кожаного оплечья лучницы. — Ругбар! Охраняй Шару-сама, я скоро вернусь.

И твердыми шагами пошел прочь. Девушка и мальчик проводили его взглядом и тревожно переглянулись, но не проронили ни слова.

Дзарт-кхан дол-гулдурской пограничной стражи Уфтхак преспокойно возвращался в пещеру матери клана —