Меч и Крест - Лада Лузина

Рояля гулкий ритуал,

Всем девятнадцатым столетьем

Упасть на старый тротуар.

Машины мысли метались в голове, как люди мечутся по квартире, вываливая на пол вещи из шкафов, истерично пытаясь найти потерянное и жизненно важное. И когда, пройдя сквозь переход бывшей Крещатицкой-Думской площади, Маша свернула за угол — на бывшую и нынешнюю «самую фантастическую улицу в мире», — она таки нашла то, что искала.

Два ключа — на крючке в шкафу висело два ключа! Точно так же, как и на том крюке, где отыскался заветный ключик от легендарной Андреевской, 13, а под ним — менее легендарный, но не менее дорогой — от Андреевской, 38, где Булгаков жил с молодой женой Тасей Лаппа.

А раз так, скорее всего, второй ключ, с ничего не сказавшим ей адресом, соседствовавший с Трехсвятительской, 10, тоже имел какое-то отношение к киевской жизни Михаила Врубеля.

Ну а нет, из тысячи неопознанных адресов на картонных бирках ключей хоть один да принадлежит его друзьям, знакомым или даже посторонним людям жившим здесь в одно время с ним. А значит, попав туда, можно будет разыскать и его. Не в Киеве, так в Харькове. Не в Харькове, так в Москве. Система понятна: выходя на улицу с человеком из прошлого, ты остаешься с ним в его времени, а если одна… Если б она знала это сразу!

Подобрав шелковый подол, Маша пробежала покатую гору Малоподвальной и припустила вверх по крутой Прорезной. Платье было невыносимо жарким и тесным, и от бега начали обрываться крючки. Запыхавшись, Маша добежала до светофора и остановилась, держась за ставшую тяжелой грудь.

«Нет, — отчаянно подумала она, — мне нужен тот самый день и час. Не раньше, не позже. Я нужна ему именно тогда! Я должна спасти его. Потом будет поздно…»

— Bay! Маша! Маша!!! — донеслось до ее не соединенного с сознанием слуха.

Петляя между тормозящими машинами и полностью игнорируя отчаянные гудки перепуганных водителей и два пешеходных перехода, через перекресток, по косой к Маше бежала взбудораженная монашка с двумя фирменными пакетами из магазина «Сафо». И оставалось лишь предполагать, какое впечатление произвела на продавщиц модного бутика «божья раба», со знанием дела выбирающая себе фирменные шмотки.

Воссоединение двух костюмированных девиц в черном вызвало повышенный ажиотаж. Некоторые прохожие приостановились, прислушиваясь и пытаясь понять, от чего они отбились: от театральной труппы или похоронной процессии?

— Как мы встретились, а? — обрадованно выхлопнула Даша. — Я такое видела! Все сработало! Только не там, где надо!

— А вы из театра? — нагло спросил их короткий безусый парень, подозрительно принюхиваясь к Чуб веснушчатым носом. — А познакомиться с вами можно?

— Саша? — неодобрительно уставилась на его нос Даша Чуб.

— А как вы узнали?

Землепотрясная нервозно полапала свою послушническую шапочку и, нащупав на лбу выбившийся локон, целомудренно запихнула его обратно.

— Господи, прости раба твоего грешного Александра, — неожиданно прошептала она, опуская глаза. — Иди с миром, отрок! Мы не из театра, мы из женского Флоровского монастыря на Подоле. Пожертвования для неимущих собираем… — Чуб наставительно тряхнула фирменным пакетом.

— А-а-а-а… извините, — обмяк отрок и, очумело взглянув на пожертвования для неимущих из киевского бутика, куда не совалась даже большая часть имущих граждан, нервно тряхнул головой, и зашагал прочь.

— Идем, идем, скорей, — потащила подруга Машу. — Я была в XIX веке, представляешь? И ты знаешь, что самое землепотрясное? Ты еще не въехала? А ты взгляни на часы!

Маша безучастно достала из кармана «Чайку».

На циферблате было 17.04.

— Видишь? — вскрикнула Даша. — А из дома мы вышли не позже половины пятого! Я так и офигела, когда часы в магазине увидела. Время остановилось! То время, которое там, — здесь не считается! В 16.30 ушел и в 16.30 вернулся! А ты как? Ты тоже? — восторженно вопросила она.

— Я ключ потеряла, — похоронно сказала Маша.

— Ну, ты раззява! — возмутилась Чуб. — Где ж ты его посеяла? По дороге?

— Нет, — глухо отозвалась раззява. — Наверное, в спальне у Врубеля. Когда платье снимала…

— ЧТО-О-О! — обалдела Чуб. — Ты с ним того… Ты с ним переспала?! — Ее глаза восторженно округлились и поглядели на Машу с искренним и неподдельным уважением.

— Нет… — Маша сжала веки, сквозь щели которых тут же просочилась теплая влага. — Он мне предлагал! Я хотела! И тут бац — и я снова на Крещатике. А ключа нет… И как теперь обратно, не знаю.

— Вот это да! — потряслась Даша. — А на Крещатик ты, во-още, как попала? Он же возле Андреевской жил!

— Ой, Даша! — Маша порывисто бросилась на шею подруге, плененная ее неожиданным сочувствием и пониманием, и с облегчением уткнулась носом в черную рясу. — Ты понимаешь… Но ты даже не понимаешь! Но ты поймешь, когда я тебе скажу…

— Так, — распорядилась заинтригованная Даша Чуб. — Домой! Там все расскажешь.

— Послушай… — сказала Даша.

Маша с расплывшимся от любви лицом бегала по кругу книжных полок, как цирковая лошадь, и, вытаскивая то одну, ту другую книжку, возмущенно засовывала их обратно:

— Где она? Она была тут! Книга про Врубеля? Она выпала вместе с альбомом Васнецова. Я помню… Я не могу идти наобум, я должна узнать о нем все. Все, что с ним будет, прежде чем вернуться туда.

— А это что? — Чуб встала на карачки и, засунув голову под диван, вытащила оттуда какую-то разорванную книжицу. — Не она? М-да, дела…

Маша судорожно всхлипнула, прижимая к груди второй ключ.

Над книгой, видимо, так и забытой ею на полу, со знанием дела поработали чьи-то зубы и когти. Шуршащие, как мыши, страницы были изодраны и вырваны с корнем. Более-менее целыми остались только начало и конец.

— Кто из вас это сделал? — грозно закричала Даша.

Черный кот, по-прежнему восседавший на облюбованной им каминной полке, беззвучно оскалил в ответ желтые клыки: похоже, он не терпел нареканий. Пуфик, преданно суетившаяся вокруг Дашиных ног, села на увесистый зад и удивленно посмотрела на нее круглыми янтарными глазами. Белладонна отсутствовала.

— Да ладно, — попыталась утешить Машу Чуб. — Что можно прочесть в книгах? Вся ваша история — одно сплошное надувалово! Сколько Киеву лет, никто не знает. Табличку с Васнецовым прицепили на посторонний дом. А что я из-за них могла черт знает куда угодить, никто не подумал. Хорошо хоть в квартиру… А если бы в бордель?! — обличила она безответственных историков, не подумав, что о таком пассаже историки уж точно подумать не могли.