Нашествие - Юлия Юрьевна Яковлева

Лимонад и болтовня Несвицкого освежили его, противное впечатление от визита к старику Болконскому в Лысые Горы потускнело. Облаков кивнул приказчику, оставил деньги на столике и простился с князем. Он снова чувствовал себя молодым, энергичным и готовым ко всему. И когда увидел, что к дверям с парасолем в руке подходит дочь князя, за которой горничная несла свёртки из лавки, то великодушно подумал: «Местным дамам лишь бы сплетничать. Раздувают из мухи слона, особенно если девица хороша собой». Княжна с улыбкой остановилась, покручивая над головой парасолем — от него по её лицу качалась кружевная тень.

— Как ваша милая супруга?

Но ответить Облакову не дала — не слишком стараясь, изобразила озабоченность:

— Ах, она так неосторожна, прогуливаясь по ночам в лесу. Сырость и прохлада вредны для здоровья. Я видела её, проезжая мимо верхом. К счастью, она была неподалёку от дома господина Бурмина, уверена, ей предложили согреться и выпить горячего чаю. Не хватало уехать из Петербурга, чтобы схватить чахотку в провинции.

И, качнув кружевным зонтиком, оставила Облакова примёрзшим. Стук подъехавшей коляски разбудил его, Облаков сел, но несколько мгновений не мог сообразить, куда собирался:

— К барону Ашу.

Но даже у губернатора никак не мог собраться с мыслями. Тот заметил:

— Бог мой, дорогой Облаков. Вы сам не свой. Оно того не стоит! Старик Болконский кого угодно выбесит. Выбросьте из головы! Все в Смоленске знают его нрав.

— Да, — точно не слушал Облаков. — Да. Конечно.

Но по слуху его всё барабанил губернаторский голос.

— Кто-кто, простите? — переспросил Облаков.

— Голубчик, — засмеялся губернатор, — вы сегодня положительно витаете в облаках. Или этот господин лжёт, что представился вам. Норов? Тайный советник. Знаком вам такой?

— А, — кивнул Облаков, — он представлялся, верно. Я забыл.

— Прошу прощения, — кивнул на ходу Норов со странной улыбкой. — Был вынужден проявить напористость и свалиться как снег на голову. Надеюсь, вы не сердиты. Вы человек занятой, господин генерал. Я ухватился за шанс вас перехватить между делами.

И хотя больше всего на свете ему хотелось поехать домой, увидеть Мари, посмотреть ей в глаза, услышать её голос, как-то выйти из ядовитого тяжёлого облака, которое его окутало, Облаков поднялся из кресла, чтобы поприветствовать вошедшего:

— Чем могу быть полезен? Мне казалось, дело об рекрутах рассматривает консистория. Стало быть, факт, что убитые — рекруты, признан несущественным.

— Не показалось. Признан.

Норов перевёл свои блеклые глаза на губернатора:

— Боюсь, я вынужден злоупотребить вашей любезностью в интересах дела, некоторые аспекты которого требуют деликатности и конфиденциальности.

Губернатору это не понравилось, он несколько делано пропел:

— Конечно, конечно, располагайтесь, господа.

Норов в преувеличенно смиренной позе и опустив взор долу выждал, пока хозяин удалится.

— Чем же могу быть полезен? — повторил Облаков, с неприязнью рассматривая потупленные глаза, поджатые губы, руки коробочкой на острых коленях. — Если могу.

— Можете, — чуть ли не обрадовался Норов. Но взгляд его уколол Облакова: едкий, проницательный.

Генерал улыбкой отгородился от него:

— Где я — и где консистория.

— Разве вы человек неверующий?

— Верующий, конечно, — поспешил Облаков, чтобы отрезать разговор.

— Разве не любите отечество?

Такой поворот совсем не понравился Облакову.

— А в чём, собственно, дело?

Норов вздохнул. «Проклятый святоша».

— Как люди, верующие в Бога и любящие отечество, мы с вами можем быть откровенны друг с другом.

Облаков кашлянул в кулак, качнул блестящим сапогом.

— Дело об убийстве четверых крестьян подняло в округе волну опасных сплетен.

— Не интересуюсь сплетнями.

— О, это не обычные сплетни гостиных. Это молва, чреватая волнением в народе. Сперва падает сплетня. Потом её подхватывают подстрекатели. Возмущают мужиков. И готово: бунт.

— Да, но…

— Противопоставить сплетне можно только научный факт. И он таков: тех четверых убили. И вовсе не оборотень с когтями и зубами, как болтают крестьяне. А человек. Холодным оружием. Тихо, быстро, жестоко и хладнокровно. Человек опытный.

Облакова не покидало ощущение, что Норов изучает его. Хотелось прикрыться, отодвинуться, уйти. Так как ни то, ни другое, ни третье было невозможно, он просто сел боком и закинул ногу на ногу, бросив из обороны:

— Или люди.

— Что-с? — прищурился Норов.

Облаков перешёл в наступление:

— Или несколько преступников. Расправиться с четверыми здоровыми мужиками, к тому же вооружёнными, одному не под силу. Я, конечно же, не знаю о методах дознания, особенно синодального, но немножечко представляю себе, что такое рукопашный бой. — Он говорил любезно, но каждое слово обозначало дистанцию — между такими, как Облаков, и такими, как Норов. — Как бы то ни было…

Облаков стукнул обоими сапогами и взялся за ручки кресла, давая понять, что собирается встать, что разговор окончен:

— Благодарю вас за доклад. Хотя и не понимаю, зачем вы мне его сделали. Если у вас больше…

— Ведь господин Бурмин ваш старый друг? — опрокинул Норов.

Облаков замер на согнутых коленях, едва приподняв зад. Встретил вызывающий взгляд Норова. Выпрямился. Норов не спускал с него глаз:

— Мой, как вы изволили выразиться, доклад — это так,